– Прощайте, – сказала я.

– Какое жестокое слово, – бросил он мне вслед. – Почему, когда ты так ждешь участия, кто-нибудь обязательно отшвыривает тебя в сторону, как окурок?

Отвечать я не стала. А посвящать его в свои беды – тем более. Такие встречи случайны и ни к чему не обязывают. А вечером, когда я скучала перед телевизором, раздался телефонный звонок. Я была уверена, что это – Элизабет, моя кузина, на свадьбу которой я приехала.

– Ты, сестренка? – спросила я.

– Нет, Руди Грин, – прозвучал в трубке знакомый голос с легким акцентом. – Мы встретились с вами в кафе…

Я не знала, как себя повести: повесить трубку, нахамить ему?

– Только не давайте отбой, – умоляюще попросил он. – Раз уж я вас нашел…

– Вы что, детектив? – прервала я его.

– Нет, музыкант, – ответил он.

– Да что вам, в конце концов, надо, господин музыкант?

– До завтра это секрет, – сказал он. – И спасибо…

– За что?

– За то, что не повесили трубку.

Странный это был разговор. Но после него не осталось неприятного осадка. Утром он позвонил снова:

– Вы можете выглянуть в окно?

Напротив в скверике, рядом с полицейским участком, стоял вчерашний незнакомец и играл на кларнете. Возле него, несмотря на сравнительно ранний час, уже собралась кучка зевак.

Мать всегда говорила, что любопытство сильнее любого другого чувства. Я спустилась вниз. Увидев меня, он оставил на месте футляр с деньгами и двинулся ко мне, держа в руках кларнет. Я не знала, как себя вести. Он ходил и играл для меня. И мелодия захватывала, как вихрь. Странно, но вместо того чтобы уйти, я вдруг спросила:

– Кто вы? И зачем я вам нужна?

Он внезапно прекратил играть.

– Я – Санта-Клаус.

На нас смотрели. Я чувствовала всю нелепость положения, но растерялась.

– Сейчас – не сезон, – сказала я. – Здесь, в южном полушарии, – лето.

– Дейна, – посмотрел он на меня виновато, – время мчится как безумное: мы не хотим этого замечать и пропускаем нечто очень важное.

– От прошлого все равно не убежать.

Он посмотрел на меня внимательно и доверчиво:

– Но есть будущее…

Он заиграл снова. Мелодия стала надрывной, звуки буквально плакали. Я решила уйти и, махнув ему на прощание рукой, направилась в отель, Он поспешил за мной:

– Не оставляйте меня одного, прошу вас… Мне одному скверно, хоть вешайся…

Я смутилась. Смесь горечи и доверия подействовала на меня как гипноз.

– Я – не психолог и все равно помочь вам не смогу, – попробовала я отвертеться.

– Пожалуйста… Иногда людям так нужно чье-то плечо… Спина… Рука… Даже взгляд…

– Но вы же – мужчина, – глупо сказала я.

Он доверчиво улыбнулся:

– Быть откровенным – не слабость. Вы что-нибудь слышали о дзен-буддизме? Слабость – когда вы боитесь признаться, что нуждаетесь в другом.

Он озадачивал меня все больше и больше. Голос у него был низкий, просительный и проникал во все поры тела. Я чувствовала этот голос на своей коже как легкое покалывание. Все, что он говорил, затягивало, как лассо.

– Во всем виноват страх Вы не решаетесь довериться. Боитесь измены и предательства. Опасаетесь равнодушия или насмешки, – я замерла: он попадал в цель.

Каждым своим словом.

– А если так – вы в рабстве у самой себя. А теперь представьте себе, что страх исчез. И вы – свободны!

– Уж не хотите ли вы сказать, что победили в себе страх? – спросила я и почувствовала горечь во рту.

– Сегодня в Опере – концерт, – улыбнулся он трогательно. – Играют Шопена. Я могу вас пригласить?

И я согласилась. Даже не смогу объяснить – почему. Возможно, это – инстинкт. Или предчувствие…

Он ждал меня неподалеку от входа в концертный зал.

– Спасибо! – протянул он мне маленький букет.

Я поднесла его к лицу. Аромат был нежный, но очень и очень робкий.

– Чувствуете? Я специально выбрал для вас эти цветы. У запахов тоже есть характер. Как у людей…

Я посмотрела в его глаза. Темные и влажные, как морская волна.

– Кстати, как вас зовут, романтический молодой человек? Запамятовала ваше имя…

– Руди. Я уже говорил вам: Руди Грин.

– И чем же я пахну, по-вашему, Руди Грин?

– Неразделенной любовью…