Шрифт:
– Что случилось? – спросил он, обеспокоенный тихой грустью, отражающейся в ее глазах. – Что-то не так?
– Сегодня суббота, – всхлипнула Кэтлин. Рэйф нахмурился.
– И что?
– То, что ты опять уедешь в город, а я останусь здесь одна.
«Ну вот, – подумала она, – я сказала это».
– Я остался бы дома, если бы было зачем, – хрипло проговорил Рэйф. Он желал ее, но поклялся не прикасаться к ней, пока она сама не придет к нему с желанием и готовностью быть его женой.
Кэтлин сглотнула слезы. Она хотела его, но не могла в этом признаться вслух! А что, если она согласится пойти с ним в постель, а потом не выдержит этого?
– Рэйф… дай мне немного времени.
– Бери его, сколько тебе нужно, – гневно нахмурившись, он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.
Несколько минут спустя он появился снова, дьявольски привлекательный в своих черных брюках и темно-красной рубашке.
– Не жди меня, – желчно произнес он. Спустя пять часов, которые тянулись так долго, будто время остановилось, после того, как Кэтлин убрала со стола, помыла и вытерла посуду, вымыла пол на кухне, она разожгла камин, взяла книгу и попыталась читать, но не смогла понять ни слова и отбросила книгу в сторону.
Она горестно смотрела на огонь. Танцующие языки пламени загипнотизировали и усыпили ее.
Как всегда, Рэйф вошел в ее сны со всей силой своей притягательности и озорной улыбкой. Но на этот раз сон превратился в кошмар. Она видела уже не одного, а множество индейцев в боевой раскраске. Они скакали по ранчо, убивая отца, Лютера, ковбоев, поджигая дом и услышала, как кто-то зовет ее, как чьи-то руки трясут ее…
– Кэтлин! Черт возьми, Кэти, проснись!
Вернувшись, Рэйф увидел слезы на ее щеках, услышал горестные стоны и теперь обеспокоенно тряс ее за плечи.
Ее веки задрожали, приоткрылись, он обнял ее.
– Все хорошо, – прошептал он, опускаясь на пол у камина и прижимая ее к себе. – Все хорошо.
Он гладил ее волосы, его дыхание щекотало ее щеку – такое нежное, теплое, чуть пахнущее бренди.
Кэтлин прижалась к нему, благодарная за то, что он крепко обнимал ее своими сильными руками, успокаивал прикосновениями и голосом, низким и хриплым, заверяя в том, что бояться больше нечего.
– Мне приснился кошмар, – произнесла Кэтлин, – тот день, когда убили отца…
Сама того не замечая, она замерла в его объятиях.
Рэйф почувствовал, что тело ее напряглось и каким-то образом отдалилось. Он снова прочел обвинение в ее глазах. Он почти слышал, как она презрительно произнесла про себя слово «индеец».
– Теперь все нормально? – холодно спросил он.
Кэтлин кивнула, не в силах отвести глаз, что попали в плен его взгляда. Она почувствовала глубокую боль в его глазах, невысказанную горечь в прикосновениях рук, все еще обнимавших ее.
– До каких пор ты будешь винить меня в том, что случилось с твоим отцом? – отрывисто спросил он. – Когда ты перестанешь ненавидеть меня за то, что я индеец, и себя за то, что вышла за меня замуж?
– Рэйф…
– Я не дикарь, Кэтлин. Я никого никогда не убивал. Я не дикарь, – повторил он, не сводя с нее горящих черных глаз. – Если бы я был дикарем, то сейчас ты уже была бы женщиной, и… о, Боже, – пробормотал он, – наверное, я все-таки дикарь…
Рэйф приблизился к Кэтлин, и они слились в поцелуе, сильном до сладкой боли. Его язык требовательно заскользил по ее нижней губе, ища вход в томительную неизвестность за ней…
Кэтлин не сопротивлялась. Она обняла его шею, приоткрыла губы, впуская его язык, отвечая на поцелуй.
Тепло камина не шло ни в какое сравнение с жаром, который мгновенно охватил их обоих.
У Кэтлин вырвался низкий стон, когда его губы заскользили по ее шее, прочерчивая влажную дорожку на нежной коже горла. Сердце ее забилось, словно кузнечный молот, когда руки Рэйфа скользнули по ее груди и коснулись бедер. Не отнимая губ, он опустился на пол, увлекая ее за собой, и теперь их тела прижимались крепко друг к другу: бедра к бедрам, лоно к лону…
Его рука скользнула под ночную рубашку и медленно, возбуждающе двинулась от щиколотки к бедру. У нее захватило дыхание от прикосновения к ее обнаженной коже, и она крепче прижала его к себе, их языки не переставали ласкать друг друга.
Откуда-то издалека Кэтлин услышала звук – настойчивый, раздражающий. Она тихо застонала, когда Рэйф оторвал свои губы от нее, и только тогда поняла, что кто-то стучится в парадную дверь.
Рэйф оставил Кэтлин и, выругавшись про себя, направился к двери. Его рука потянулась к винчестеру, висевшему над дверью. Он глубоко вздохнул:
– Кто там?
– Поли.
Рэйф, нахмурившись, открыл дверь.
– Что, черт возьми, ты делаешь здесь так поздно?
– В корале неприятности, – объяснил Поли. – На коня Кэтлин напала пума.