Шрифт:
А Ксения, которая как раз вошла туда, стояла в дверях, скрестив руки на груди и убийственно глядя на непрошеную девицу.
Удалов вздрогнул и хотел прошмыгнуть мимо, но Ксения схватила его за рукав.
— Уже в дом таскаешь? — спросила она Удалова.
— Кого таскаешь?
— Шлюх таскаешь!
— Я ее в первый раз вижу. А вообще она — воображаемое видение Александра Сергеевича Пушкина.
— Если видение, почему она не у Пушкина на кухне, а у меня?
— А ты проверь, — предложил Удалов. — Она сквозная.
Эта идея пришлась Ксении по душе. Она схватила сковороду и метнула ее в Татьяну Ларину.
Сковорода пролетела сквозь тело гостьи и разбила на полке три любимых чашки.
— Ах, она еще посуду бьет! — закричала Ксения и вторую сковородку метнула в мужа.
Через месяц видения прекратились.
Гусляр опустел.
Затем куда-то пропал и сам Петро Поганини.
А уже осенью Минц как-то постучал половой щеткой в потолок, призывая Корнелия.
Корнелий сбежал вниз.
У Минца был включен телевизор. Вот что говорила дикторша:
— Новый роман известного бестселлериста Петро Поганини «Маня Каледина», ставший всероссийской сенсацией и экранизированный режиссером Спилбергом, выдвинут на Букеровскую премию. Достоверность исторических деталей падения и трагедии попавшей под поезд знатной женщины царского Петербурга вызвала повышенное внимание к оригинальному творчеству прозаика. Наш корреспондент встретился с писателем, который недавно купил пятиэтажную виллу на Канарских островах. Первым вопросом корреспондента…
На экране появилась вилла.
Возле виллы в шортах и с теннисной ракеткой стоял Петро. На нем повисли две темнокожие от морского загара испанские красавицы. В окно кухни выглядывала осунувшаяся Дарья Гофф.
— Как вам удалось придумать такой удивительный сюжет? — спросил корреспондент.
— Непросто, — ответил Петро.
— Как вы относитесь к вашим шансам получить Букера?
— Букера возьмем, — ответил Петро. — А Оскар не за горами.
И он засмеялся, уставившись в экран, будто догадался, что профессор Минц, избавивший Великий Гусляр от плодов буйного воображения Петро, не отрываясь глядит в экран телевизора.
Вирусы не отстирываются
У профессора Минца было своеобразное чувство юмора.
В прошлом году оно спасло Землю от страшной опасности, хотя с таким же успехом могло ее погубить.
Началось это невинно, на стадионе.
С недавнего времени Минц и его друг Корнелий Удалов зачастили на футбол. Начали болеть за команду «Речник», и сами посмеивались над своим увлечением, называя его старческой причудой.
Ксения эти походы не одобряла. Несмотря на солидный возраст, она продолжала ревновать Корнелия. К тому же рыбалка и грибная охота приносили дому прибыль, а стадион — разорение.
— Мы с тобой теперь на хозрасчете, — объяснила она свою позицию мужу. — Будем жить по замкнутому циклу. Что съел — возврати в хозяйство!
Удалов был поражен такой житейской хваткой Ксении и скромно предложил:
— Давай тогда туалет на дачу перевезем.
— Зачем? — не поняла Ксения.
— Ну, не горшки же полные на автобусе возить! Если приспичило — едем на дачу…
Развить свою мысль он не успел, потому что ему пришлось, прихрамывая от радикулита, бежать прочь из дома от скалки. Впрочем, и это входило в интересы хитроумного Удалова. Он попросил политического убежища в квартире Льва Христофоровича, откуда они потом вместе отправились на стадион.
Именно там на профессора Минца, гениального изобретателя и без пяти минут лауреата Нобелевской премии, снизошло озарение.
Озарение было вызвано опустившимся на стадион туманом, который плавал над полем так, что некоторые игроки бегали по пояс в белой гуще, а от других вообще были видны только ноги.
— Куда ж он бьет? — кричал Удалов. — Куда же он бьет, если ворот не видно?
— Так и вратарь его не видит, — ответил разумный Саша Грубин, сидевший рядом с Корнелием. — Они равны. Но на уровне анекдота.
И тут Минц воскликнул:
— Вот так и поступим! То-то будет смешно!
Закричал он громко, но не то, что принято кричать на стадионе. Туда приходят смотреть и просто кричать, а не выступать.
Однако ругаться на Минца никто не стал, люди сидели свои, из тех, что приходят на стадион и в солнце, и в непогоду. Мест на «Речнике» было всего две тысячи, но и половины не заполнялось. Не очень-то теперь в Великом Гусляре увлекаются футболом. То ли дело в пятидесятые годы!
На крик Минца люди обернулись, но, увидев, что это вопит лысый профессор с Пушкинской улицы, сразу отвернулись. Пусть себе вопит.