Шрифт:
Да, Мелания понимала все, но надеялась на недолгое присутствие саксов здесь. Скоро они уйдут отсюда, думала она, скорее всего до конца нынешнего знойного и сухого лета. Как каждый сезон, пройдет и этот. Должен пройти! Господство пришельцев не может длиться годами! Иначе она просто не выдержит! Ведь Вулфред преследует ее повсюду. Днем и ночью… Следит за ней даже во время сна. Он захватил ее дом и превратил его в свой военный лагерь. Присвоил все, что ей было здесь дорого. На всем теперь осталась сакская печать! И даже, возможно, и на ней самой…
– Я… ничего не поняла, – произнесла Мелания вслух. – Я ничего подобного не могла себе представить!.. – Глядя в черные глаза Доркас, она почти была готова начать извиняться, чего никогда и ни перед кем не делала. Выдержав паузу, она строго сказала: – Сделай все возможное, чтобы выжить, Доркас! Я стану молить Бога, чтобы Он не нашел в твоих поступках никакой вины. Ведь единственными виновниками всех постигших нас бед стали саксы!
Не дожидаясь ответа провинившейся рабыни, Мелания круто повернулась и ушла. Ее охватило неудержимое желание действовать и бороться. Надо только найти Вулфреда. Мелания не сомневалась, что он где-то рядом.
Действительно, Вулфред сидел у огня возле входа в гимнастический зал в окружении своих приспешников.
Грязное чудовище! Ничего, сейчас она заставит его защищаться!
Мелания подошла к Вулфреду и бросила на него взгляд, полный негодования и отвращения.
– Мне сказали, что твои люди позволяют себе грязные вольности по отношению к живущим в моем доме женщинам, за которых я несу ответственность, – мрачным тоном произнесла она. – Сказали также, что они якобы пощадили и меня лишь потому, что ты в силу своей глупости возомнил, будто бы имеешь надо мной власть и можешь единолично распоряжаться моей жизнью. И будто бы только благодаря твоему вмешательству меня, единственную из женщин, пока еще не изнасиловали. Я права?
Теперь Вулфред поневоле должен был оправдываться. Причем публично.
Однако пока Мелания произносила свою обвинительную речь, Вулфред даже не пошевелился. Он продолжал сидеть за столом, потягивая пиво из огромной кружки и не удостаивая ее даже взглядом.
Наконец Вулфред лениво повернул голову не к ней, а к своим воинам и спросил по-латыни:
– Насколько я понимаю, она говорит что-то очень оскорбительное?
Весь гнев Мелании, казалось, застыл в горле. Она закашлялась и замолчала.
– Ты преуспела в своем злословии, – усмехнулся Синрик.
– Я почти готов сдаться! – с нарочитой серьезностью добавил Сенред.
– Ты, грязный монстр! – взвизгнула Мелания, до боли сжав кулаки.
Болдуфф улыбнулся, приподнял свою кружку, как бы произнося тост, и торжественно объявил:
– Никогда не позволяйте себе недооценивать женщин!
После чего залпом выпил все до дна.
– Минутку, – включился Катред, обращаясь ко всем сидевшим за столом. – Я подумал, что…
– Заткнись, вонючий сакс! – оборвала его Мелания.
К собственному удивлению саксов, все они разом замолчали. Наверное, потому, что в глазах римлянки горела такая смертельная ненависть, какой они еще никогда не видели. Казалось, что еще минута, и она испепелит их взглядом.
Вулфред оставался неподвижным. И только его глаза лениво скользили по лицу пленницы.
– Отвечай! – потребовала Мелания, обращаясь к нему. – Правда, что лишь одну меня не тронули твои выродки?
– Но ведь только ты и можешь подтвердить или опровергнуть свои слова, – буркнул Вулфред. – Если, конечно, в твоем лживом сердце римлянки найдется уголок для правды.
– Никто меня пальцем не тронул! – выкрикнула Мелания. – И потому я должна тебя благодарить?
– Возможно, что не меня, а саму себя! – уже с заметным раздражением ответил Вулфред.
«Саму себя? – подумала Мелания. – Почему же? Из-за того, что всегда подчеркивала свое превосходство перед ними? Или внушала всем страх?» Последнее было вполне вероятным…
Вулфред поднял голову и громким голосом прервал ее мысли:
– Что тебе сказать, римлянка? Ведь ты имеешь способность возбуждать мужчин. Одним своим запахом…
– От тебя тоже исходит запах, монстр! Только от меня пахнет честным, здоровым трудом, а от тебя исходит смрад убийств и обмана. Я предпочитаю свой запах!
– Боюсь, что только ты и предпочитаешь!
Его голубьте глаза, взгляд которых, казалось, пронизывал Меланию насквозь, искрились весельем. И Мелания сразу же почувствовала себя совсем одинокой во всем мире. Она прикусила нижнюю губу и повернулась спиной к сидящим за столом, потешавшимся над ней. Им явно было очень комфортно и весело.