Шрифт:
— Здрасьте…
— А, здравствуй, Боренька, ты дома, оказывается. Будь так добр, ребёнок, захвати моё ведёрочко… — протараторила она, не посмотрев в мою сторону, сосредоточившись только на своих тарелках. Буква «р» звучала у неё по-французски.
Ведро с мусором, догадался я. Захватить её ведро, когда буду выносить своё. Отношения между соседями были тогда ещё почти семейные. С новыми жильцами всё стало по другому. Где же я напился вчера? Ах, да, мы ведь каждый год первого сентября у Котова… Тогда выходит, и позавчера тоже…
В прихожей, заставленной по всему периметру сундуками, я снял тяжёлую эбонитовую трубку настенного телефона и набрал номер Котова.
Занято.
Вера…
Тоже занято.
Петрушка… Ура!
— Севу будьте любезны.
— Ну что же вы за бездельники-то! Учится Сева, учится. В университете. И тебе, Борис, пора за ум браться.
— Извините.
Как же это он в университете?… Но похоже, что я звонил не первый, это обнадёживало… И тут телефон сам зазвенел.
— Алло?
— Привет.
Вера. Услышав её голос, я сразу почувствовал себя счастливым.
— Вера!.. Ты… ты здесь?…
— Правда не верится?
— Фантастика, — тупо проговорил я, не находя других слов.
— Котов тоже здесь, он дома. Похоже, мы все звонили друг другу одновременно. Поехали к нему? Он уже ждёт.
— Да. Выходи, я буду ловить машину.
Вера переходила улицу, а я смотрел на неё, и сердце в груди замирало от радостного восторга.
— Смешно выгляжу? Дома не нашлось ничего другого…
О чём она говорит? Я машинально оглядел, во что она одета и вообще, как выглядит. Простая чёрная юбка ниже колен и джинсовая куртка поверх жёлтой футболки. Причёска всё та же, ещё со школы. Черты лица более мягкие, без обозначившейся позднее резкой худобы. Глаза немного грустные, как всегда, но сегодня с огоньком.
— … Не брейся, тебе хорошо.
— Не буду.
Я остановил частника, и мы поехали по солнечному городу — по всему Невскому, через Дворцовый мост, по Университетской набережной и, наконец, по Большому проспекту Васильевского острова.
Всю дорогу мы молчали и улыбались, разглядывая город и прохожих. Повсюду — на фасадах зданий, на крышах, на стендах и на растяжках через улицу — бросались в глаза огромные кумачовые лозунги. Неужели их было так много?…
СЛАВА КПСС!
ПЛАНЫ ПАРТИИ — ПЛАНЫ НАРОДА!
ВНУТРЕННЮЮ И ВНЕШНЮЮ ПОЛИТИКУ ПАРТИИ — ОДОБРЯЕМ И ПОДДЕРЖИВАЕМ!
НАША ЦЕЛЬ — КОММУНИЗМ!
НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ
ПАРТИЯ — НАШ РУЛЕВОЙ
ПАРТИЯ — УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ
ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ…
Свежий, приятный и симпатичный Котов встретил нас объятиями и полез целоваться. От него уже заметно потягивало.
— Успел? — сказал я укоризненно.
— Так, ерунда, двадцать капель. Со вчера осталось.
Выяснилось, что шесть лет назад у нас со вчера осталось:
— две «Алазанской долины»;
— сабонис «Столичной»;
— бутылка армянского коньяка, которую Котов уже начал.
Общими усилиями мы вспомнили, что изобилие объясняется щедростью Веры Дансевой, которая вчера, шесть лет назад, получила хорошие деньги в «Интуристе». Больше я не буду употреблять фразу «шесть лет назад», потому что это неправильно.
Дима бегал и суетился.
— А где же Сева? Надо было за ним заехать, вы мимо проезжали. Помните где его искать в Университете?
— Не надо его искать, — возразила Вера. — Пока не надо.
— Почему?… — удивился Котов.
Ответа не последовало.
Мы расселись — я на кровать, Вера на единственное в комнате кресло. Никаких излишеств вроде видео, стерео и новой мебели здесь ещё не было.
— Проснулся — чувствую, башка трещит. Но, как-то не так, по особенному, — рассказывал Котов о своих новых ощущениях. — Пока не открыл глаза, думаю: всё, думаю, кранты, новая стадия…
Под гул котовской болтовни мы с Верой, потягивая слабенькое розовое вино, смотрели друг на друга. Я — с надеждой, она — с улыбкой. Я вопросительно поднял брови, она (!!!) медленно кивнула ресницами.