Степанов достал из-за пояса две бутылки коньяка, сорвал пробку, принёс из кухни стакан, налил доверху, выпил. Выкурил папиросу. Налил ещё один, выпил.

— Лимончиком занюхай, — подсказал Петрушка. Они с Котовым так и просидели всю ночь за бессвязным разговором.

— Чебрикова не возвращалась? — поинтересовался Степанов, шумно дыша и перегрызая лимонную корку.

— Не возвращалась, — мрачно ответил Котов.

— Может, к себе поехала?

— Нет.

— Ну, тогда, старик, я не знаю. Не расстраивайся, зато у нас теперь на телевидении всё схвачено.

— «Зато» в каком смысле?

— Чего? — не понял Степанов.

— Ты этим словом что-то противопоставил. Типа того, что хотя твоя баба — шлюха, зато твою морду скоро будут показывать по телевидению.

— Ну, старик, зачем ты так, — Степанов похлопал приятеля по плечу. — Я про морду ничего такого не говорил.

Котов только рукой махнул.

Но вот защёлкал замок входной двери, и в комнату заглянула запыхавшаяся и раскрасневшаяся Лена Чебрикова.

— Вы ещё празднуете, молодцы какие!.. Дима, у меня в шкафу, за платьями, бутылка рижского бальзама и полусухое шампанское — я как знала, нарочно припрятала от гостей…

Никто не пошевелился. Но Чебрикова сама, продолжая болтать и суетиться, выставила на стол бутылки. Правильный Петрушка взял шампанское и отнёс его в морозильник.

— Сначала посидели в ресторане, потом гуляли, смотрели как разводятся мосты. Смотрели-смотрели, да так, сдуру, и остались на той стороне. Ночь, а народу — как на демонстрации. Все разошлись, а я присела на скамейку и заснула…

Чебрикова трещала, но на её слова никто не реагировал. Степанов доедал остатки салата, Петрушка сосредоточенно осматривал сургучную заливку на горлышке бальзама, Котов с деланным безразличием курил.

— А вы, значит, так и сидите…

Лена, наконец, ощутив двусмысленность своего положения, другим голосом произнесла:

— Пойдём, поговорим.

Котов вышел на кухню, сел и уставился в окно. Лена закрыла за собой дверь и прикурила сигарету. Руки у неё дрожали.

— Дима, ты что, мне не веришь?

Котов молчал.

— Я понимаю, тебе сказали, что мы с Андреем ушли. Ну и что с того? Там было душно, мы пошли погулять. Белые ночи. Я показала ему набережную, мосты… А говорили, между прочим, о тебе.

— Вали отсюда.

— Что?

— Верни ключи и пиздуй отсюда.

— Ты что, с ума сошёл? Я ведь могу разозлиться.

— Повторять надо?

Чебрикова растерялась. Она не могла сообразить, что именно знает Котов.

— Ну, знаешь, это хамство. Если тебе кто-то наговорил обо мне гадостей, то я не виновата.

— Я звонил в гостиницу. Ты была у него в номере.

Чебрикова села, прижала к глазам платочек и всхлипнула.

— Дурак! Я ведь для тебя это делала. Для твоего дурацкого ансамбля. Ты сам хотя бы пальцем пошевелил? Этот парень — в ЦК, он курирует молодёжные проблемы. А завтра… ты понимаешь, кем он может стать завтра?… Ты думаешь, мне, мне это надо?…

Женские слёзы и упрёки действовали на Котова деморализующе. Теперь ему стоило большого труда изображать оскорблённое достоинство. Больше всего хотелось крикнуть что-нибудь в отчаянии и убежать.

— …Сам-то ты любишь кататься на всём готовеньком. А если кто-то, кто тебя тащит по жизни, в говно ступил — ты уже для этого человека слишком чистенький.

Внезапно Лена опустилась на колени и прижала к губам его руку. Котов слабо дёрнулся, но она не отпустила.

— Прости, я сама не знаю, как это получилось… Всё было так противно… Я шлюха. Прости, Дима, прости, если можешь…

Котов посмотрел сверху вниз на её заплаканные глаза — и сдался.

Петрушка и Степанов молча сидели на своих местах. В утренней тишине квартиры они слышали всё от первого до последнего слова.

— Как там шампанское? — бодро поинтересовалась Лена Чебрикова. — Сева, тащи бутылку.

Хлопнула пробка, и все четверо выпили «за новорождённого».

— Чёрненького долейте в фужеры. Интересный вкус, правда? Музыку тихонечко поставим, совсем тихо… Дима, дай я тебя поздравлю… нет, не так, в губы…

С момента появления Лены в квартире прошло не более пятнадцати минут.

Через неделю «Невский факел» закончил работу над студийной фонограммой и приступил к съёмкам на телевидении. А к началу сентября часовой фильм-концерт «С думой о прошлом». Ансамбль позировал на фоне героических памятных мест вперемежку с архивной хроникой. Ещё десять песен-клипов отсняли в условиях павильонной бутафории. В них ребята переодевались то в красноармейцев, то в физкультурников, то в строителей.