— Но он был убит кем-то из этой группы!

— Да? А где доказательства? Почему преступление не могло быть совершено кем-то из прислуга…

— Которая носит часы на платиновой цепочке?

— Пусть не прислугой, пусть каким-то пробравшимся в отель маньяком? Эта версия столь же правдоподобна как ваша, но ведь не станете же вы задерживать всех лондонских маньяков подряд? Ситуация, таким образом, предельно проста: либо вы предоставляете соответствующие доводы, либо группа доктора Лофтона в полном составе отправляется далее в Париж и Ниццу.

— Это мы еще посмотрим! — ответил Дафф, хотя в душе понимал, что смотреть ему особенно не на что. Тем не менее, все оставшиеся дни он провел в лихорадочной беготне по ювелирам и портным огромного города, расспрашивая их о джентльмене, который мог бы отдать в ремонт серый пиджак, либо сменить платиновую цепочку на часах. Его усилия, — как он, впрочем, и предполагал, — оказались напрасными: таинственный джентльмен, очевидно, решил обойтись без помощи лондонских мастеров портновского и ювелирного дела. На предварительном рассмотрении дела коронером никаких дополнительных улик против группы Лофтона не возникло, и вскоре она покинула Англию. Правда, не в полном составе: миссис Поттер решила сопровождать прах своего отца на родину — его внучке пришлось продолжать путешествие самостоятельно. Фенуики в последний момент отказались от дальнейших споров с Лофтоном по поводу возврата денег и присоединились к группе с видом незаслуженно оскорбленных аристократов.

Как раз в тот момент, когда поезд в Дувр отошел от лондонского вокзала Виктория, инспектор Дафф подписал последнее из служебных писем, которые предназначались для направления полиции нескольких американских городов. Все письма содержали один и тот же запрос относительно наличия в прошлом у подозреваемого каких-либо связей с покойным мистером Хью Моррисом Дрейком, автомобильным магнатом из Детройта. Понимая, что тщательная проверка обстоятельств потребует некоторого времени, инспектор не надеялся получить ответы своих заокеанских коллег ранее, чем к концу месяца, и поэтому был как громом поражен, когда шеф срочно вызвал его в кабинет уже через неделю, пояснив по телефону только то, что «поступила дополнительная информация по делу Дрейка».

К удивлению Даффа вместо конверта с американской маркой шеф молча вручил ему телеграмму из Ниццы. В телеграмме было всего несколько строк: «Желательно незамедлительное прибытие вашего инспектора занимавшегося делом Дрейка связи внезапной смертью туриста той же группы мистера Уолтера Хонивуда. Наша версия предполагает самоубийство. Комиссар Дестэн».

— Я могу отправляться сегодня же? — спросил Дафф.

— Можете, — голос шефа был сочувственным, — будет хорошо, если вы успеете туда до того, как группа выедет из Ниццы в Сан-Ремо. Как я понял, Лофтон точно следует своему расписанию.

— Оно все более начинает походить на расписание убийств, — заметил инспектор. — Французская версия не вызывает у меня особенного доверия.

— У меня тоже, — согласился шеф. — Но в любом случае я надеюсь, что после вашего пребывания на Лазурном берегу в группе доктора Лофтона больше не будет ни убийств, ни самоубийств. Желаю удачи, инспектор Дафф!

— В отчете французской полиции сказано, что единственными людьми, которые были в саду неподалеку от места самоубийства и слышали выстрел, были вы и мистер Фенуик. Это действительно так?

— Естественно, раз это пишет французская полиция, — доктор Лофтон и не думал скрывать, что к французской полиции он питает примерно те же чувства, что к английской.

— Но здесь, — Дафф еще раз вчитался в строки официального рапорта, — здесь сказано, что вы продолжали разговаривать с Фенуиком и после выстрела!

— Да, продолжали. Это что, наказуемо? Во-первых, мало ли кто может заниматься стрельбой в прибрежном парке — вполне возможно, что это любимое увлечение французов. А, во-вторых, чтобы заставить замолчать Фенуика, понадобился бы выстрел не из револьвера, а как минимум из осадного орудия. Да и то сомневаюсь.

— Но он тоже слышал выстрел?

— Несомненно. Я видел, как он вздрогнул. Но мы поняли, что произошло, только позднее, когда подъехала полиция и нас пригласили в отель.

— Что ж, значит, у вас обоих есть взаимное алиби.

— Было взаимное алиби, — уточнил Лофтон. — До сегодняшнего утра.

— Как это «было»? — не понял инспектор. — Что вы подразумеваете под прошедшим временем?

— Подразумеваю вот эту записку. Прислуга обнаружила ее приколотой к подушке Фенуика и передала мне. Можете прочесть.

На клочке бумаги вкривь и вкось тянулись небрежно нацарапанные плохим вечным пером строчки: «Уважаемый доктор Лофтон! Я уже предупреждал вас, что при возникновении любых дальнейших неудобств мы категорически откажемся от продолжения поездки. Мне надоели полицейские допросы, которые вы почему-то забыли включить в программу вашего тура. Мы наняли машину и в полночь уезжаем. У вас нет права долее нас задерживать. Мой адрес в Питтсфилде вам известен, и я ожидаю по возвращении застать там чек с суммой, которую вы нам должны за неиспользованную часть тура. В ваших собственных интересах отправить этот чек как можно скорее. Норман Фенуик».