“Вспоминай дни древние и ищи в них поучения… — напоминал в Тамани в 1911 году при открытии памятника казакам архиепископ Агафадор. — Как сохраняем мы во святом предании прохождение с проповедью о Господе нашем Иисусе Христе через нашу Тамань в нынешний град Киев святого Апостола Андрея Первозванного, так свято храним память о запорожцах…”.

* * *

Мне говорили “мудрые люди”, те, которые уже не верят в малейшую справедливость: “Зачем писать? Куда писать? Всё бесполезно. Сейчас на кону только деньги, они всем правят. В обществе упразднено понятие о совести, правде, достоинстве, благородстве. Кругом жулики и воры. Концов не найдёшь. Никому не нужна история с поучением Владимира Мономаха. Смотри, даже патриарх не поехал в Тамань, ему и его иерархам в голову не пришло спасать святую Тамань. Их душе ближе дачи Дивноморска, который, кстати, назывался… Фальшивый Геленджик. Вот туда устремились святые отцы. А Тамань зачем им? А уж что говорить про чиновную номенклатуру, которая, отправляясь в отпуск, запихивает в портфель сотни тысяч. Или эти драные депутаты! Тоже стотысячники. О н и чихали на всё; они хапают, строят дома на самых святых пядях русской земли, лечатся за границей… Тамань! Да они её уже продали! И никто горло драть не будет. Таманцы молчат, им тоже не до истории. Казаки перевелись”.

Но я писал когда-то “Осень в Тамани” не для того, чтобы получать престижную премию “Ясная Поляна” имени Л. Н. Толстого. Очень приятная премия, горжусь ею. А не Толстой ли оставил нам вечный припев благодарной души: “Не могу молчать”?

Все молчат. Все между собой обсуждают, но никто наперёд не вылезет. Боятся. Последнее отнимут. Где же эти свистуны-поэты, соловьями распевавшие у памятника Лермонтову и на вечерних банкетах, “с поникшею главой” стоявшие перед святынями древности, что же они в невыгодный теперь миг потеряли зычный голос, забыли свои клятвы любви, хмельные речи “о благословенной земле предков”? Стоят в гараже или проданы за бесценок советские автобусы, возившие бесплатно в парадные осенние дни литературную братву туда-сюда, нет выгоды перечить богатому начальству и воротилам бизнеса, лучше попросить при случае денежек на очередной опус, а Таманью сыт не будешь. И где патентованные с советских годов охранники старины, все эти дамочки с накрученными причёсками, назначавшиеся за согнутую верность власти социалистической и почему-то уцелевшие после ельцинского переворота под властью новой? А где нарядные казаки? Все молчат, как будто выехали из родной страны в долгую командировку и оборвали с домом связь. А эта… как её… интеллигенция? Интеллигенции хватает только на то, чтобы после купания в заливе или экскурсионной дегустации на винзаводе зайти, нагнув голову в дверях, в странную хату Царицыхи и промычать себе под нос: “Мда-а, ни ванной, ни туалета, а жили же — с у-ма сойти…”.

И с кем бы ни заговорил, речи похожие, угрюмые:

— Угробили, разворовали, распродали, растащили… Всё животноводство уничтожили. Работы нет. Кто как…

— Совхоз “Таманский” разорван на части и продан. Все фермы развалены; кирпич продавали на известь. Нету больше ферм. Нету больше свиней, коров, птицы, овец. Ни одной! “Ножки Буша” будем покупать… Контора, что рядом с музеем Лермонтова, продана. Кому? Об этом газета “Тамань” вам не напишет. Гаража больше нет. Гостиницы нет, частная. Двести гектаров земли числилось за миллиардером Брынцаловым, приезжавшим как-то лет пять назад; авторучку вытаскивал и хвалился: “Видишь? 15 000 долларов стоит”. Брынцалов о Тамани забыл, а обещал превратить её в сказку. Всё заросло бурьяном. На краю станицы почти построил он винзавод и… вдруг бросил. Что случилось? Вдруг всё побросали, ёмкости продали, порезали опоры, остальное растащили, ничего нет, пусто. Что-то у совхоза скупил какой-то Варум, брат ли, кто ещё этой… наверное, певички. Ну какое могут наладить хозяйство совершенно чужие люди? Купили, потом продадут. Челябинцы скупили в районе не менее десятка совхозов и винзаводы. Теперь вино — их собственность. Сперва повысили людям зарплату. А потом… Возле бывшей бани можете полюбоваться на дом-крепость: владелец — челябинец. Тоже, наверное, полюбил историю, как Махлай. Баня разобрана, площадка готова для строительства ещё одной крепости. Чьей? Тайна. Помыться негде. Частная есть, дорого. Вода у нас самая дорогая в районе, больше двадцати рублей за кубометр. Грозятся повысить ещё.

— Пристань отдали в аренду на 49 лет. Что вокруг неё творится, никто не знает. Всякое говорят. Были случаи: ночами подходили судна с рыбой, выгружали на КамАЗы и… Как раз в те недели, когда губернатор ловил по дорогам браконьеров и штрафовал за каждую рыбку. Куда лермонтовским контрабандистам на шлюпках до нынешних.

— Столовой нет. Детский сад закрыт. Там, где был спорткомплекс — магазин “Магнит”. Всё… для блага народа.

— На бывшем турецком кладбище торговые белые лавки вы видели. Султанский дворец винодела из Вышестеблиевской (наискосок от героического танка) достраивается. А на винзаводе в Вышестеблиевской не густо. Где взял?

— Ещё кое-как держится совхоз “Южный”, но он уже не самостоятельный, его прицепили к другим совхозам. Новые рабочие места (что Махлай кричал)? Понаехали турки, армяне, китайцы, корейцы, узбеки. Нелегалов полно.

— Ну а поедете за Тамань к Железному Рогу, к Волне, ничего не узнаете. Великая стройка коммунизма! Отдохнуть будет негде. В Волне белый мучной песок. Нигде такого нет. Даже в Анапе. Потеряли моря, теперь каждый метр на счёту. Сколько наши предки к морю шли? 600 лет? И знаете, какие весёлые, довольные начальнички, мы же их всех помним в районе! Хотя бы в одном глазу переживание: угробили ведь всё! Одурели от денег, от безответственности, от турецких курортов, от иномарок. Мы всех их помним, помним их коммунистические речи, помним, за что они с нас кожу сдирали. И вот, пожалуйста: на кого сами похожи? Тамань — это такая благодать, такая тишина, Керчь видна, Крым. Больше десяти лет катера не плавают, и ещё лет сорок пройдёт — не будут. И все мы молчим. Журналисты приедут, они их угостят и…

Все молчат.

— Да, слёз не видно. У людей все отбирают, а им хоть бы хны. Молчат. А посмотрели бы вы на некоторых (да их немало) на день “Таманской лозы…”. Тут такая в августе гульба была! Станицы и хутора устроили свои курени, жарятся шашлыки, на столах угощения, вина залейся, гремит музыка, костерочки, дымки, начальство с хвостом подчинённых обходит важно курени, угощается, бодрится, торговля кипит, а вечером фейерверк, на берегу под кручей столы для приглашённых, на помосте один за другим певцы, народные коллективы, хор из Краснодара казачий… Такое ощущение, что счастье льётся через край.

— Лучше бы они эти деньги, потраченные на показуху, какому-нибудь детсаду или больнице отдали… Им не жалко. Какая гульба, какая лоза, если на землях бывшего совхоза “Таманский” всё заросло? И на какие деньги они себе банкет устраивали на берегу? Под фейерверк. Кефаль уже 120-180 рублей за кг. Малёк кефали задыхается в нефтяной плёнке, поезжайте, посмотрите. Челябинский олигарх поставил четырёхметровый забор из итальянского кирпича, строит закрытый теннисный корт для себя. Что принесло его на нашу землю? Нету детской футбольной площадки — там пивная.

— “Создадим новые рабочие места”. Знаете, в Волне роскошная гостиница строится, там такое будет, спуск мраморный и всякое. Турецкому рабочему платят тысячу долларов. Но не он работает! Он на часть долларов нанимает наших безработных, а сам сидит в чистой одежде. Вы где-нибудь такое ещё видели?

— Нет работы, живи как хочешь, и слышишь одно: “Сейчас рынок, платите!”. Люди как взбесились. Тянут тебе по двору и в хату трубы под отопление — плати. Но оставляют работу для другой фирмы, для пожарников: те устанавливают вытяжки цинковые, дымоходы — плати! Да плати почти пять тысяч. Потом надо ещё звать водопроводчиков, чтоб подтянули от водопроводной трубы (она тут же) короткую трубу к колонке — опять плати. Но и это ещё не всё. Ещё приедет комиссарша-приёмщица и подключит трубочку к трубе большой. И распишется. И за это поистине короткое действие ты должен заплатить две с лишним тысячи! И это называется рынок? Это небывалая наглость, узаконенный бандитизм, за это надо расстреливать. Кругом нищета, безработица, и такое лихоимство.