Шрифт:
— А я — Рррак! — прохрипело страшилище и злобно щёлкнуло.
«Он такой страшный, — подумала Коряга, — что нисколько меня не боится. Надо с ним дружить!»
— Дорогой Рак! — обратилась она к страшилищу. — Сейчас полдень. Не желаете ли поблаженствовать в тени? Возле меня лежит такая зловещая тень…
— Как же! — радостно хохотнул Рак. — Зловещая тень — одно из моих любимых удовольствий!
И он подполз вплотную к Коряге и примостился в её тени.
— А вам не жарко? — в свою очередь любезно спросил он.
— Мне — нисколечко! — соврала Коряга, хотя солнце в это время стояло прямо у неё над головой. — А как вы оказались в наших краях?
— Полз, — односложно ответил Рак.
— А я вот не умею ползать, — с лёгкой грустью призналась Коряга. — Но зато я всё время шевелю пальцами.
— Вы шевелите, шевелите… — сказал Рак, задрёмывая.
Коряга сонно шевелила пальцами и думала:
«Как приятно иметь друга, который страшнее тебя».
А Рак, засыпая, подумал:
«Ей, наверное, кажется, что я такое же страшилище, как она».
В реке было тепло, тихо, и большие солнечные зайцы прыгали по дну…
Страшный, серый, лохматый
Ранним утром бежал по дорожке Козлик и горько плакал.
— Отчего ты плачешь? — спросил у него Цыплёнок.
— Страшно! — ответил Козлик. — Там, на реке, кто-то сидит — большой и лохматый…
И они заплакали вместе и побежали дальше.
Бегут вдвоём, плачут.
Встретилась им Утка. Посмотрела на них, ничего не спросила, заплакала, побежала следом.
Бегут по дорожке Козлик, Цыплёнок и Утка, горько плачут.
Сидел на пеньке Медвежонок. Хотел спросить, почему Козлик, Цыплёнок и Утка так плачут, но только открыл пасть — а их уже и след простыл.
Заплакал Медвежонок, побежал вдогонку.
Вот бегут теперь Козлик, Цыплёнок, Утка и Медвежонок, на весь лес плачут…
На старом дубу дремал Филин. Слышит Филин: лес на все голоса плачет. И плач этот к нему, к Филину, приближается. Открыл он один глаз, видит: бегут Утка, Цыплёнок, Козлик и Медвежонок — на весь лес заливаются.
Тут Филин как закричит:
— Вы что тут плачете, спать мешаете?!
Утка, Цыплёнок, Козлик, Медвежонок остановились как вкопанные, а потом бросились бежать назад, плача ещё громче.
Лежал на пригорке Кот — трубкой попыхивал, лапой лапу поглаживал. Видит: бегут из леса Утка, Цыплёнок, Козлик, Медвежонок — все до одного плачут.
— Вы что плачете? — крикнул Кот.
— Там, на реке, — сказал, всхлипывая, Козлик, — сидит кто-то, большой и лохматый.
— Серый и страшный! — сказал Цыплёнок.
— Без головы и без ног!.. — сказала Утка.
— И дышит, — прошептал Медвежонок.
— Э-ка! Испугались!.. — сказал Кот. И первым, попыхивая трубкой, двинулся к реке. — Серого, лохматого, безголового и безлапого бояться не надо, — говорил он. — Вот если бы серый, лохматый, с головой и с лапой… Тогда — да! А это — фу!.. Ту-ман!
И он презрительно ткнул лапой в клубящийся над рекой туман и выпустил огромное сизое кольцо дыма.
И тут запел петух, выглянуло солнце и большой, серый, лохматый туман на реке начал таять.
Колодец
Когда-то в колодце была холодная вкусная вода. И кто бы её ни попробовал, говорил: «Никогда не пил слаще этой воды!» Но потом колодец постарел, и вода из него ушла. Лишь на дне осталась чёрная жидкая грязь, в которой по ночам светились звёзды…
Вот пришёл однажды к колодцу седой старик.
— Здравствуй, колодец! — сказал он. — Вот мы с тобой и повстречались. А ведь это я когда-то вырыл тебя и срубил твои деревянные рёбра!
— Ох!.. — вздохнул колодец. И на дне его квакнула лягушка.
— Когда ты был молодой, — продолжал старик, — из тебя можно было сразу брать по сто вёдер. А за ночь ты снова заполнялся водой! И я тоже работал целый день, а стоило мне чуть-чуть поспать — и я мог работать снова…
— О-хо-хо! — вздохнул колодец.
— Жаль мне тебя! — сказал старик. — И крыша над тобой сопрела, и сруб твой сгнил, и ведро девалось неизвестно куда… Хочу, чтоб ты снова был молодым.
И старик принялся за работу.
Вычерпал из колодца грязь, выбросил лягушку, принёс брёвна и стал рубить новый сруб.