Что это означало – знал любой командир. На этот случай у каждого члена команды были свои обязанности, которые он должен был в самое кратчайшее время, тоже, кстати, совершенно конкретное и поминутно расписанное, выполнить и находиться в состоянии сжатой пружинки, пока не последует новый приказ.

Крушинин повел бровью. «Что за ерунда творится в этом походе? Маршрут движения ведь заранее со всеми согласован, Москвой утвержден, – удивлялся он. – А тут, на тебе, срывайся с места и чеши в заданный квадрат! Хотя, кто его знает, может, у них информация какая-нибудь всплыла про нас. Может, и "Удалому" провокация грозит? Все-таки из Генштаба приказ прилетел!»

Старпом уже отдал необходимые распоряжения, и где-то тревожно начала подвывать сирена. Команда эсминца пришла в движение. На первый взгляд – хаотичное, как в муравейнике, но на самом деле – четкое и осмысленное.

– Свяжитесь-ка с египтянами, – обратился к нему каперанг. – Скажите, что в канал мы пока не пойдем.

Смирнов не удержался от невеселой усмешки:

– В очередной раз?

– Вот именно. И согласуйте все, чтоб с погранцами проблем не было. Как только все будет, снимаемся с якоря и действуем согласно полученному приказу. Вы за старшего. Я буду у себя. Жду доклада.

Уже через десяток минут, которые потребовались на то, чтобы растолковать обалдевшему руководству порта и канала, что россияне снова меняют свои планы и не намерены теперь двигаться по ранее заявленному маршруту, эсминец «Удалой» выбирал якорь, громыхая цепью, и, предупреждая всех соседей ревом сирены, аккуратно снимался с рейда.

Средиземное море. Нейтральные воды недалеко от границы Израиля

Вот и все. Хаким огляделся вокруг. В свете полуразбитого осколком фонаря палуба спасательного судна представляла собой кошмарное зрелище. Повсюду кровь, обломки, обезображенные смертью человеческие тела, раненые, некоторые из которых еще пытались позвать на помощь, со стонами ворочаясь в багровых лужах, а другие лежали уже неподвижно. Над кораблем витал тошнотворный запах горелого мяса и пороха, выстрелы раздавались лишь где-то внизу, со стороны машинного отделения, где арабы, скорее всего, добивали оставшихся в живых израильтян.

Он издал торжествующий победный вопль, который подхватили бегущие в его сторону экстремисты с автоматами в руках. Не удержавшись от переполняющих его эмоций, Хаким перевел флажок предохранителя на автоматическую стрельбу и стал палить в воздух. Бандиты последовали его примеру.

Чуть успокоившись, когда начал проходить безудержный азарт победы, Ассади приказал собрать всю оставшуюся в живых команду спасательного судна и вывести ее на палубу.

К нему подбежал круглолицый палестинец, с ног до головы перепачканный в своей и чужой крови и копоти.

– Хаким-бей! – завопил он, потрясая автоматом. – Эти суки засели в машинном! Отстреливаются! Мои ребята держат их под огнем, хотели закидать гранатами, но я решил сначала спросить у тебя!

– В машинном? – злобно плюнул на палубу Ассади. – Сколько их?

– Не знаю! Человек десять! Но у них у всех автоматы, бьют так, что не подступишься!

– Подожди с гранатами, можем пожар устроить раньше, чем обыщем это корыто. Пусть твои люди пока не дают им высунуться, а там посмотрим!

Палестинец умчался. Бандиты по одному выталкивали пинками и прикладами захваченных моряков на палубу и ставили их в рядок на колени в центре освещаемого фонарем пятна. Осталось их немного: всего трое. Разгоряченные боем и разъяренные потерями бандиты не очень-то стремились брать пленных. Это были те, кто выжил случайно. Перепачканные с ног до головы, избитые и израненные моряки, держа руки на затылках и шатаясь, молча стояли на коленях.

Ассади прошелся перед ними. Чем закончится для этих несчастных допрос – он уже знал, но для начала ему нужно было выбить из них информацию. Араба интересовал один лишь вопрос – где боеголовка. Ведь обыск корабля, каким бы маленьким он ни казался, может занять очень много времени, а его-то как раз у террористов не было. Канонада разлеталась на десятки миль вокруг, и лично он не был уверен, что именно в этот момент в их сторону не направляется какой-нибудь сторожевой катер.

– Где ваш капитан? – заорал он на крайнего левого моряка, у которого из-под наспех наложенной на плечо повязки из обрывка тельняшки довольно интенсивно сочилась кровь. Простреленную руку он придерживал здоровой, не поднимая глаз на араба. От сильной кровопотери он был бледен как мел и шатался, еле держась на ногах. С трудом разлепив пересохшие губы, он прохрипел:

– Не… зна…ю.

Тяжелый армейский ботинок обрушился на его переносицу, словно молот. Не издав ни звука, моряк брякнулся на спину, нелепо разбросав руки и ноги.

Хаким подал знак боевикам, держащим пленных под прицелами автоматов. Двое из них с нескрываемым удовольствием принялись пинать упавшего раненого. Тяжело сопя и осыпая его ругательствами, они ломали парню ребра, лупили по животу, безвольно болтающейся голове. Ассади с улыбкой наблюдал за этим процессом. А когда один из экстремистов обеими ногами прыгнул моряку на грудь так, что у того изо рта брызнула кровавая пена вместе с харкающим звуком, он понял, что тот уже ничего не расскажет. Никогда. Зловеще ухмыляясь, он обошел второго пленника со спины.

Из надстройки раздались шум и проклятия. Двое палестинцев за плечи выволакивали воющего от боли человека. Обе ноги его были прострелены и болтались, оставляя за ним широкий алый след.

– Он убил Махмуда!! – обращаясь ко всем, закричал тащивший палестинец. – Топором убил! Как шакал, из-за угла ударил!

Хаким оставил на время выбранную им жертву и заинтересованно оглядел брошенного на палубу нового узника. Правда, разглядеть удалось немного, террористы изрядно поработали над его физиономией еще внизу. Разорванная одежда свисала клочьями, и в них с трудом узнавалась белая хлопчатобумажная курточка.