Вероника вошла в бар и задержалась на миг, окунаясь ненадолго в тепло, с иронией оценивая свое нынешнее отношение к этому заведению. Для нее «Тонк» всегда был олицетворением худших из ее ночных кошмаров. Но последнее время она часто ловила себя на том, что изобретает для бара слабые оправдания.

Она заметила Купа за стойкой. Он разговаривал с кем-то из клиентов и тем временем готовил ему напиток. Вероника видела, как он откинул голову назад и засмеялся. Наблюдая за ним, она почувствовала, как у нее внезапно пересохло во рту.

О Боже! Это было большое несчастье. Вероника упорно старалась верить, что их взаимное влечение будет ослабевать, но оно только крепло. Не сказать чтобы она собиралась выпускать что-то из-под контроля. Как-никак она взрослый человек и может с этим справиться.

Выпрямившись, она размашисто зашагала к стойке.

— Привет, вот и я, — сказала Вероника, взбираясь па недавно освободившийся табурет.

— Здравствуй, — улыбнулся Куп и наклонился через прилавок с явным намерением ее поцеловать. Когда Вероника отдернулась назад, он выглядел озадаченным. Даже недоумевающим. Выражение его лица вызывало недвусмысленное ощущение, что он ею недоволен.

Веронику раздражало, что его реакция вызывает у нее беспокойство. Это его проблемы — не ее. И не стоит придавать этому значения. Она не намерена менять своего поведения, даже если бы могла. Она четко представляет себе временный характер их отношений и не собирается афишировать их перед посетителями «Тонка», тем более когда здесь опять присутствует Дарлин Старки. Один поцелуй на людях — и весь город решит, что у нее роман с Купером, еще раньше, чем она сама.

— Выпьешь что-нибудь? — прервал ее мысли Куп. Голос его звучал вяло и отчужденно.

Вероника заерзала на своем табурете. Жаль, что нельзя вернуть назад несколько последних секунд. Она вела бы себя по-другому, чтобы Куп на нее не сердился. Ей захотелось как-то его успокоить, пощадить его мужское самолюбие, и то, что в ней проснулось такое желание заставляло ее укреплять собственную оборону.

— Нет, — сухо ответила Вероника. — Спасибо. Я просто заскочила на минутку поговорить с тобой. Но совершенно очевидно, что это была не лучшая идея. — Она соскользнула с табурета. — Мы можем отложить это и на другой раз. — Можно было смело держать пари, что разговора не произойдет и позже. Во всяком случае, Вероника сомневалась, что после этого Куп станет пробираться к ней в постель.

— Погоди. — Он перегнулся через барьер и остановил ее, мягко придавив к прилавку ее маленькую руку. — Не уходи.

Вероника сделала пробное движение, чтобы освободить руку, и убедилась, что вряд ли это получится без борьбы. Она наклонилась ближе к нему и тихо сказала:

— Я не могу проявлять на публике свои чувства. Мне очень жаль, если это сердит тебя, но я не хочу, чтобы весь город занимался домыслами о наших отношениях.

— Я знаю. Мне показалось на миг, что ты стыдишься меня. Или по крайней мере того, что мы…

— Нет! Но ты должен понимать, как это будет выглядеть. Ты работаешь в семейном баре, живешь в моем доме и…

— И то, что я целую тебя через этот прилавок, повлечет шквал слухов. Я это понимаю. — Куп мягко встряхнул ее руку. — Поэтому выпей стакан вина или что-то еще и тем временем просто составь мне компанию. — Он погладил ее руку кончиками пальцев и отпустил. — Пожалуйста, — сказал Куп, встретив ее пристальный взгляд.

Вероника не думала, что такому человеку, как Куп, легко ставить себя в положение просителя. Поэтому она снова вскарабкалась на табурет.

— Я с удовольствием выпила бы стакан белого домашнего.

Однако изначальный импульс, побудивший ее пересечь улицу, пропал. Она не стала заводить разговор о Кристл, распределив свое внимание между наблюдением за Купом И общением с посетителями, которые останавливались поздороваться с ней.

Вероника с изумлением открывала для себя, что среди некоторых из тех, кто регулярно бывает в «Тонке», у нее действительно начинают появляться друзья. Оказывается, ее неприятные воспоминания не вполне согласовались с истинным положением вещей. Дурные поступки немногочисленной группы людей были раздуты ею до такой степени, что у нее сложилось превратное представление обо всех посетителях бара. Сейчас она постепенно приходила к убеждению, что в действительности здесь было больше простых и милых людей, нежели пьяниц, лапающих официанток.

Что касается наблюдения за Купером, то устоять перед этим соблазном было просто невозможно. Он был слишком привлекателен и совершенно неотразим, с его большим телом и грацией, с его экзотическим цветом волос и темными глазами, глядевшими на нее так, словно она владела ключом к его самым страстным фантазиям. Это ее крайне беспокоило. У нее рождалось подозрение, что Купер Блэксток начинает значить для нее больше, чем она хотела бы это признать.

Но… так ли уж на самом деле это ужасно? Ведь она не строила в отношении его никаких серьезных планов. Черт побери, она вообще не горела желанием строить подобные планы в отношении любого мужчины. И у нее никогда не возникало проблем с признанием своих чувств к ним. С чем это было связано? С тем, что она имела дело с другим типом мужчин? Обычно это были люди свободной профессии, ходившие в костюмах и галстуках. Куп был совершенно не похож на них. Но разве из-за этого он заслуживал меньшего внимания или уважения? Или, что внушало Веронике опасение, она отказывалась признавать его просто потому, что считала человеком другого сорта? Вообще-то она никогда не отличалась подобным снобизмом.