– Какой там еще предел? Предел для медицины, а для летчиков никаких пределов нет, – сердито сказал Черенок. – Нам нужно видеть его, мне и вот… младшему сержанту…

– Врач запретил впускать к раненому.

– А мы тихонько… Только посмотрим. Не разбудим его, честное слово… – пообещал Черенок.

– Пожалуйста, впустите, – умоляюще попросила Таня. Сестра заколебалась и, подумав, приоткрыла дверь в палату.

– Танюша, держи себя в руках, – шепнул Черенок. – Вытри слезы.

Таня послушно вытерла красные глаза и вслед за Черенком тихо вошла в палату.

– Ты цел, Вася? – неожиданно послышался с кровати голос, и Остап, открыв глаза, в упор посмотрел на друга.

– Мне что… Как твое самочувствие? – спросил Черенок.

– Не так, чтоб очень плохо… – тяжело дыша, сказал Остап. – Вот только губы стянуло… рта раскрыть не могу… и знобит. Да еще хвосты свинячьи вертятся, как штопоры…

– Свинячьи? Ты скажи! – удивился Черенок.

– Да! Только закрою глаза, и сразу хвосты… – ответил Остап, переводя взгляд на Таню… – Танюша, ты гляди… бледная какая… Садись. И ты, Вася, садись. Перед покойником стоять будете…

Губы девушки задрожали.

– Брось, Остап, не разводи панихиду, – нахмурился Черенок.

Таня не отрывала глаз от дорогого и в то же время как будто чужого лица. Она осторожно взяла левую, необожженную руку летчика и ласково погладила ее.

Наступило молчание.

– Что с остальными? – нарушил молчание Остап.

– Все живы. Грабов, правда, еще не прибыл. Но час назад наземники сообщили, что он, подбитый, сел на Чушке, посредине косы, против бухты Опасной, и скоро должен приехать. Уманского санитарный увез в госпиталь, в Краснодар. А Оленин – по соседству. Во второй палате. Снаряд угодил ему в кабину, и Лису пришлось вытащить штук сорок осколков плексигласа из его лица, – рассказал Черенок.

Остап пожелал видеть Оленина.

Таня, держа руку Остапа, сидела недвижно. Когда Черенок пошел к Оленину, она подняла голову. Прохладная рука ее потянулась к лицу летчика и, коснувшись лба, дрогнула, словно дотронулась до раскаленного предмета.

– Страшный я, Танюша? – тихо спросил Остап.

Девушка отпрянула и быстро покачала головой. Потом, нагнувшись, торопливо прильнула губами к его лбу. На лицо Остапа капнула слеза. Маленькая рука нежно погладила его волосы…

– Танюша, если придется мне, как говорится, сжечь за собой мосты… Ну, не надо. Я говорю на крайний случай… – выдавил из себя Остап и вздохнул. – Н-да-а. О чем я? Да… Напрасно старушка ждет сына домой…

– Что ты говоришь, Остап? – с болью воскликнула девушка и заговорила быстро, словно в горячке: – Все будет хорошо, вот увидишь… Зачем ты говоришь так? Не нужно, не нужно.

Остап упрямо, не мигая, смотрел на нее.

– Завтра увезут меня в госпиталь. Увидимся ли? Я хочу тебе высказать все.

За дверью послышались шаги, и в палату вошел Черенок. Остап поднял глаза и, убедившись, что это он, тихо продолжал:

– Не раз бывали мы у черта в зубах. Вот и Вася тоже… Только брат наш в сыром виде, видать, не по вкусу черту! Не принимает… Но меня… вероятно, так не оставит, – вздохнул он. – Теперь я поджаренный, как шашлык. А Борода говорил, что от этой штуки сам черт копыта оближет…

Вспомнив друга, Остап умолк, задумавшись о его судьбе. В палату вошел Оленин. Он был в сером халате, в войлочных туфлях. Голова от шеи до макушки замотана бинтами. Она представляла собой белый шар с дырками для рта и глаз. Подойдя к кровати, Оленин остановился, молча вгляделся в лицо товарища.

– Откуда ты, невидимка? – прошептал Остап.

– Откуда и ты… – глуховато, скептически ответил Оленин.

– А-а… Как же это, Леонид, тебя так?..

– Случайно… Хотел отсечь того «месса», который тебе вцепился в хвост. Да разве на «горбатом» повернешься? Слон! Черепаха и та маневренней… – со злостью сказал Оленин и воткнул в отверстие, где был рот, папиросу. – На истребителе я бы и сам остался цел и фашиста угробил бы, а на штурмовике – на вот, полюбуйся… – хмуро говорил Оленин, потряхивая рукавами халата.

– Зря ты, Леня, так… – остановил его Черенок, – не поэтому. Я-то знаю. Со мной тоже бывало. Но огорчаться тебе нет нужды. Недели через две будешь в строю.

– А свободное время используй на изучение конструкций инкубаторов…

– Вот видишь, – подхватил Черенок, – Остап температурит, а не огорчается, о будущем думает.

– Думает, как жениться на деве райской? – так же угрюмо буркнул Оленин.

Черенок, Оленин и Таня ушли, но дверь в палату то и дело открывалась. В халатах, наброшенных поверх шинелей, осторожно на носках входили товарищи, справлялись о здоровье Остапа. Позже всех пришли Хазаров и Грабов. Замполит только что приехал. Самолет его, подбитый над Митридатом, утонул в проливе. Он и его стрелок добрались до Чушки в надувных резиновых лодках. Артиллеристы обсушили летчиков, обогрели и, посадив на машину, отправили на аэродром. По тому, как обрадованно зашевелился раненый Остап, Грабов понял, что тот давно уже с нетерпением ждет его.

– Как десант, товарищ подполковник? Все прошли? – были его первые слова.

– Почти все. Танки мы накрыли крепко.

Остап облегченно вздохнул и, повернушись на бок. попросил Нить. Сестра принесла стакан с водой.

– Кислого хочется, чего-нибудь кислого, уксусу, что ли, сделайте… а?

– Подождите, – остановил сестру Хазаров и протянул ей левой рукой бутылку, завернутую в газету, в то время как правая быстро водила щеткой по усам. – Откупорьте это и дайте ему, – сказал он.