Шрифт:
Случайное совпадение его фамилии с фамилией начальника штаба одной из уральских дивизий еще более облегчило сближение. Мацук имел основание думать, что это его старший брат, бывший офицер, оставшийся на «той половине».
Оброненная Кирибаевым фраза о начальнике штаба, видимо, сильно взволновала парня, но, как человек с хитринкой, он сначала захлопотал об угощении. Добыл ханы: «скорее-де проболтается», Кирибаев выпил чашку и охотно «разболтался».
Мацук в свою очередь рассказал о своей рассыпавшейся семье. Старик отец с младшим сыном отстал от беженского поезда где-то под Москвой. Сестер учительниц эвакуация четырнадцатого года застала в Ростове. Старший брат был в армии на Кавказе. Сам он с матерью докатился до Барабинска. Работал там три года в железнодорожных мастерских, а теперь убрался в урман — от мобилизации. Колчаковщину раскусил, но боится и «дикости красных».
Рассказ Кирибаева о брате послужил последним толчком, чтобы окончательно поставить парня на советскую сторону.
Гармонист, балагур и песенник, Мацук оказался незаменимым работником среди молодежи. Был он потом и дельным начальником отряда.
В Останинской школе учительствовал махровый черносотенец Поркель, или, как звали его там, Поркин. Большевиков он ненавидел, но на фронт итти, как видно, боялся. Тешился школьной войной. Делил ребятишек на две группы: красную и белую. Сам предводительствовал белыми и неизбежно побеждал. Потом часами измывался в допросах «красных» и смаковал короткие приговоры: расстрелять, повесить, запороть. Мужиков удивлял тем, что, явившись в церковь к началу службы, стоял каменным болваном до конца, держа наотлете свою офицерскую фуражку на неподвижно согнутой левой руке.
Андрею зато в Останинском среди переселенцев удалось найти не одно место, «где лошадь поставить».
В Остяцком оказалась полная удача у обоих. Население поголовно готово выступить хоть сейчас.
Поселок зовется Остяцким, но население там русское. Занятие только остяцкое: охота, рыбная ловля, сбор черемухи и орехов. Сеют мало.
Положение теперь отчаянное. Сбыта пушнины нет;
Рыбу военное ведомство берет за бесценок. Припасу достать негде. Бердан — в тайнике.
— Хватит такой жизни! — определяет свое положение старик Сарайнов, основатель поселка.
Три его сына, с солдатской выправкой, корят старика:
— А раньше что говорил?
— Прокляну, говорит, ежели к большевикам попадешь.
— Теперь-де наша власть — народная.
— Ну, кто же его знал, — оправдывается старик.
Бергульцев зовут «товарищи-комиссары» и спрашивают «о распоряжении».
Омелько, как военный человек, назначает старшего, указывает, с кем держать связь, и ведет подсчет оружия.
К началу весны берданов и трехлинеек насчитывалось в округе восемьдесят семь штук, но патронов было мало.
В волостном центре Биазе были свои: председатель и секретарь. Они «упреждали» «артельщиков» о всех секретных распоряжениях каинского генерала и замыслах местной милиции. Эти же ребята «работали по спаиванию» начальника милиции [41] .
Всегда пьяный начальник милиции, поручик Гаркуш, все-таки чувствовал что-то неладное и беспокойно метался со своим помощником по району. Но по видимости все было спокойно, и приехавшая милиция неизбежно попадала на какую-нибудь пирушку: то лошадь продали, то дом покупают.
41
Да, это была «белая» милиция. — пр. скан.
Урвалась дорога. Недели две не было проезду даже верховым. Зашумели Тара и Тартас. Птицы налетело всякой. В перемены между уроками ребятишки бродят по холодным весенним лужам и вытаскивают из кустарника утиные яйца.
Мужика не видно. Числится на сплаве.
В это время и раздались первые выстрелы. На дороге между Межовкой и Биазой прострелили головы начальнику милиции и его помощнику.
Карательный отряд, посланный из Каинска, оказался мал. Его без остатка сняли за сорок верст до Межовки.
Понадобились батальоны, полки, обходные движения.
Веселый медвежатник Андрей погиб в первой же стычке. Случайная пуля пробила ему темя как-то сверху. Сразу свалилось огромное, могучее тело. Не успел даже повторить перед смертью свой постоянный призыв:
— За советскую правду!
Тяжелый отцовский бердан перешел к сынишке-подростку. Винчестером работал лучший стрелок урмана — Панаска.
Урман одевался. Ярко пылал во всех концах веселый «напольник», сжигая остатки прошлогодней травы. Подвижными пятнами передвигались за людьми тучи комаров. Назойливо кружились около намазанных дегтем рук и лица.
Пахаря было не видно. В лесу только группы людей с ружьями.
Начиналась полоса открытой борьбы.
Через межу
I
— Бакенщик! Телята тут ходят? [42]
Круглолицый парень, усердно обстругивавший черемуховый прутик, даже вздрогнул от неожиданности и быстро повернул голову.
На тропинке, по которой он обычно поднимался от реки к лесу, стояла женщина с корзинкой. Женщина была в лаптях, в сарафане неопределенного «старушечьего» цвета и в белом, повязанном уточкой платке. Будничный крестьянский наряд, однако, казался малоподходящим и яркому лицу и всей стройной, ловкой и подвижной фигуре. Парень даже застыдился своей выгоревшей на солнце рубахи и обтрепанных галифе защитного цвета.
42
Повесть. Написана в 1934 году. П. Бажов обращается здесь к новому материалу, задумав показать уральскую прикамскую деревню в период развертывания острейшей классовой борьбы в связи с переходом к коллективизации. П. Бажовым написано лишь нескоявко глав, правда имеющих законченный характер. Герои здесь совершают переход «через межу», отделяющую старую жизнь деревни от новой. Впервые эти главы опубликованы в сборнике ранних произведений П. Бажова: «Уральские были», Свердловское областное государственное издательство, 1951.