Шрифт:
— Благодарю вас.
— Нет, что вы, это мы должны благодарить вас, — с приветливым видом развел тот руками. — Заказывайте, отдыхайте, наслаждайтесь Парижем.
Хозяин удалился.
Голицын наслаждался прекрасным ужином, отличной атмосферой, царившей в заведении, и выпавшими минутами отдыха. Представитель французского генштаба должен был появиться минут через сорок.
Неожиданно с улицы донеслись крики, быстро перешедшие от одиночных к гулу. Люди из кафе высыпали наружу. Поддавшись общему порыву, поручик также вышел за двери. Все смотрели вверх. Голицын тоже поднял голову. В первые мгновения ничего особенного в ночном небе он не увидел, но вот в лунном свете, сквозь просветы туч показался странный сигарообразный корпус, тут же скрывшийся в тумане. Парижане в панике, с криками, разбегались кто куда. Поручик, испытывая недоумение, прищурился, еще не совсем понимая причины беспокойства. Но вот с темных небес со свистом полетело нечто черное. Через несколько секунд в соседнем квартале раздался взрыв. Затем — еще один, затем два подряд.
— Боши! Цеппелин! Бомбы! — закричал какой-то парижанин поручику, указывая на небо. Затем господин, потеряв шляпу, бросился бежать вниз по улице.
Движение на улицах замерло. Тысячи людей, кто на бегу, кто стоя, провожали глазами продолговатые силуэты цеппелинов, казалось, мирно плывущие среди осеннего неба, в облаках. Время от времени лучи прожекторов касались боков несущего смерть корабля, и тогда его корпус начинал светиться лунно-желтым светом. Город сотрясали разрывы бомб. Смерть и разрушение пришли в Париж. Отчаянно лаяли зенитки, пытаясь поразить шрапнелью неуязвимого врага. К грохоту канонады и вою сирен постепенно добавлялся звон церковных колоколов. В эту ночь один из самых больших городов на Земле превратился в поле битвы. Десятки тысяч мирных мужчин, женщин и детей до сих пор не подозревали, какую опасность может таить в себе парижское небо. Дирижабли заставили целый город сжаться от ужаса. На четверть часа война вошла в жизнь каждого парижанина.
Голицын, стоя на улице в некоторой растерянности от невиданного доселе зрелища, наблюдал, как лучи прожекторов прорезали облака; казалось, будто весь Париж был разбужен этой борьбой в необъятном пространстве. Со всех сторон свистела шрапнель, слышались взрывы.
В этот момент прямо над головой поручика послышался жуткий свист, очень быстро перешедший в грохот. На улицу брызнули большие и маленькие осколки стекла вместе с кирпичным крошевом. В дверях кафешантана показался хозяин заведения. Он, покачиваясь, вытирал рукавом окровавленное лицо. Голицын побежал навстречу.
— Туда, мсье… — пробормотал хозяин, тяжело дыша и еле ворочая языком. — Скорее… у меня подкашиваются ноги.
И правда, вслед за этим мужчина в изнеможении опустился на мостовую.
Вбежав внутрь, поручик увидел стоявшую за стойкой миловидную и элегантную девушку, замеченную им еще до взрыва. Она была в шоке: стояла неподвижно, замерев, словно манекен.
И было от чего — прямо над стойкой… висела неразорвавшаяся авиабомба, сброшенная с дирижабля. Пробив крышу перекрытия, она чудом удерживалась на перьях стабилизатора. С первого взгляда поручику стало ясно, что сейчас достаточно малейшего сотрясения, чтобы она свалилась и случилось непоправимое. Да и без какого-то ни было толчка она могла сама по себе упасть на пол.
Этого поручик никак не мог допустить. Быстро пододвинув столик, русский офицер влез на него и, подставив плечи, стал удерживать смертоносный предмет, словно атлант.
К счастью, основную тяжесть взяли на себя перекрытия, поэтому бомбу приходилось лишь придерживать.
— Не волнуйтесь, мадемуазель, — ободряюще усмехнулся офицер.
— Боже мой! — наконец очнулась от шока девушка. — Как же это, мсье?
Она заметалась по залу, лихорадочно соображая, что же предпринять. За спиной, в дверях захрустели осколки, и в разгромленное кафе вошел французский офицер.
— Элен! Ты жива? — бросился он к девушке.
— Как видишь — и только благодаря мсье… — вопросительно посмотрела она на спасителя.
— Поручик Голицын, — представился тот, находясь в таком странном и необычном положении.
— Так это вы?! — изумился француз, наконец заметив поручика. — Я представитель генштаба капитан Дидье Гамелен.
— К сожалению, не могу отдать вам честь, — нашел в себе силы пошутить Голицын. — Прошу меня извинить, что не могу вручить пакет лично в руки. Не соблаговолите ли взять его из моей планшетки? — с присущей ему куртуазностью закончил Голицын своеобразное приветствие.
— Я поражен, мсье, — пробормотал французский офицер, глядя на поручика снизу вверх. — Я поражен вашим мужеством.
Представитель генштаба смотрелся по виду эдаким добрым буржуа, лишь по недоразумению облаченным в офицерскую форму.
— Ничего, бывает, — сострил поручик, подставляя правое плечо под немецкий «подарок».
— Так, секундочку, — капитан бросился к телефону и вызвал саперов. — Немедленно! — кричал он в трубку. — Промедление смерти подобно.
Пока ехала подмога, капитан и Элен наперебой предлагали поручику помощь — то в виде рюмочки коньяку, то в виде разговора, чтобы снять напряжение.
— Смешных историй мне попрошу не рассказывать, — предупредил Голицын — Небезопасно.
Наконец прибывшая саперная команда осторожно сняла неразорвавшуюся бомбу. Медики и дочь оказали хозяину первую помощь.
— Незначительная контузия, — сообщил врач, — никаких причин для волнений.
— Кстати, это место я выбрал неслучайно для нашей встречи, — сообщил Гамелен поручику после того, как саперы и медики отбыли спасать других. — Ведь «Лев и Магдалена» принадлежит моему дяде Жаку Готуа, а Элен, соответственно, — моя племянница.