Никто никогда не прикасался к ней подобным образом, и она растаяла, как воск на очаге.

– Почему? – еле слышно прошептала она.

– Как я могу рисковать? Ты узнаешь меня как лесного бродягу, человека вне закона, и расскажешь своему королю.

– Нет, – с уверенностью сказала Мадлен, – ни за что.

Большими пальцами он гладил ее ключицы.

– Ты должна. Это твой долг.

«Но предателям и мятежникам выкалывают глаза, или же кастрируют их, или отсекают им руки и ноги», – содрогнувшись, подумала Мадлен.

– Нет, я обещаю. Я никогда не предам тебя!

Он высвободил руки из ее рукавов и крепко прижал ее к своему твердому телу. Ее совесть забила тревогу. Это было грешно. Ей следовало бежать. Немедленно. Но, конечно же, она может остаться чуть дольше. Так приятно находиться в его объятиях!

Осмелев, она подняла руки к его широким плечам, вспоминая, как они были прекрасны, влажные, под ярким солнцем. Ее правая рука нашла обнаженное место на тыльной стороне его шеи и стала ласкать его, пальцами нащупав верхнюю часть позвоночника.

– Ах ты, моя прекрасная распутница…

Он нежно коснулся губами ее губ, но этот поцелуй привел ее в смятение. Она отдернула руки и оттолкнула его.

– Я не должна!

Смех заискрился в его глазах.

– Не должна? – Он разжал руки и отпустил ее. – Тогда лети, маленькая пташка. Я не стану тебя задерживать.

Его слова помогли ей заглушить тревогу. Он не станет удерживать ее против воли, а ей так хотелось его поцеловать! Только один поцелуй. Набравшись отваги, она коснулась губами его губ. Он рассмеялся и принялся целовать ее в нос, щеки, подбородок. Мадлен не хотела показать свое невежество, поэтому повторяла все за ним и осыпала его лицо множеством легких поцелуев.

Он одобрительно забормотал и завладел ее губами, обхватив рукой ее затылок. Его язык нежно прошелся по ее губам. Мадлен испугалась, но сделала то же самое. Их языки встретились, теплые и подвижные. Он открыл рот, она тоже, и он проник в ее влажную пещерку.

Мадлен застонала и перестала что-либо соображать. Ее тело встрепенулось, словно запело, и она прижалась к его волшебной груди, крепкой, как дуб, горячей, как огонь. От прикосновения его руки к ее груди у нее подкосились ноги.

Она упала в его сильные объятия. Он отступил назад и сел на камень, притянув ее к себе на колени.

– Да, дорогая, да, – шептал он по-английски.

Мадлен сумела собрать остатки здравого смысла и поняла, что уже получила свой поцелуй. Пришло время остановиться…

Его рот отыскал ее правую грудь. Его руки и рот возбуждали, и тело ее как бы обрело свой собственный разум. Ее бедра задвигались, касаясь его. Она закрыла глаза. Жар. Боль. Пронизывающая боль между ног, куда внезапно проникла его рука. Она застонала и отодвинулась от него, потом замерла, осознав, что происходит.

– Нет! – закричала она и рванулась прочь.

Он зажал ей ладонью рот. Другой рукой, твердой, как железо, он пригвоздил ее к месту. Она брыкалась и извивалась, вырываясь.

– Ради всего святого, успокойся! – прошипел он.

Девушка подчинилась, беспомощная против его силы. Она тяжело дышала и дрожала как в лихорадке. Его состояние было не намного лучше.

Он осторожно убрал руку, закрывшую ей рот.

– Отпусти меня, – прошептала она. – Позволь мне уйти!

Мадлен почувствовала, как он содрогнулся.

– Во имя Святой Девы, что случилось?

Кожа его покрылась сверкающими капельками пота, глаза из зеленых стали почти черными. Он слегка подвинулся, и она, почувствовав бедром его твердое естество, подпрыгнула от испуга. Она оттолкнула его, упершись руками ему в грудь.

– Оставь меня, пусти! Это грех!

Он посмотрел на нее и гневно пробормотал что-то смачное по-английски. Затем сурово спросил по-французски:

– Ты, случайно, не девственница? Мадлен кивнула.

Медленно он отпустил ее и встал, глубоко и прерывисто дыша.

– Каким образом, – сказал он, – такая дерзкая и самоуверенная пышечка, как ты, ухитрилась остаться невинной? Сколько тебе, восемнадцать?

– Семнадцать.

Мадлен опустила юбки и натянула лиф. Он почти раздел ее донага. Она едва осмелилась взглянуть на него. Господи, как он был зол! Словно собирался избить ее за то, что она была непорочной.

– Прости меня, – сказала она и нервно усмехнулась.

Ее тело тоже страдало, будто его лишили чего-то обещанного.

Он вздохнул и покачал головой: