А Соломон Борисович заболел этой проблемой. Он был убежден, что работу нужно продолжать. Но в новой реальности (суверенитет, кризис власти, экономический развал, локальные войны с Россией) физика нужна была только кое-кому из энтузиастов и таинственным западным распорядителям фонда Сороса. Впрочем, на работы в области физики времени Сорос денег не давал, и Соломону Борисовичу до самого отъезда в Израиль пришлось заниматься расчетами ядерных взаимодействий в кварковых средах…

День 12 июля 2002 года когда-нибудь станут отмечать как национальный праздник. Или как день национальной трагедии — это уж в зависимости от национальности… Поскольку именно в этот день С.Б.Лоренсон вывел формулу дополнительности массы-времени.

Когда Мария Степановна вернулась домой, ее муж сидел на краешке стола, пил кофе «Элит», который терпеть не мог, и мурлыкал полузабытый шлягер «Широка страна моя родная».

— Ты знаешь, — сказал он изумленной жене, — в жизни только один раз бывает момент счастья. Он продолжается миг и проходит, а остаются лишь воспоминания.

— Сейчас у тебя что — момент счастья или уже начались воспоминания? — спросила Мария Степановна. Впрочем, она была согласна с мужем — для нее единственным и неповторимым был момент, когда ей дали подержать ее новорожденного сына, которого они так и не успели записать Сергеем, потому что малыш через две недели умер от пневмонии. Больше детей у них не было.

— Вот, — сказал Соломон Борисович, — я вывел-таки формулу перемещения во времени. То есть, это, конечно, не одна формула, да и не формула вовсе, это целая теория, и сам я пока не понимаю, как удалось продраться, но… Видишь ли, все оказалось наоборот. Может, потому никто и не сумел…

— Тебя возьмут в Технион? — спросила Мария Степановна.

— Нет. Меня возьмут в Моссад. Им это больше понравится.

Но в Моссад господина С.Б.Лоренсона не взяли. Иврит у него был убогим, а формулы в лучшей разведке мира не понимали.

Теперь скажите мне, как на духу, что бы вы сделали, попав в подобную ситуацию. Вообразите, что вы оле хадаш и сделали открытие, которое, как вы полагаете, может принести Израилю либо удивительные блага, либо неисчислимые бедствия. Министерство абсорбции, Сохнут, университеты, и тем более частные фирмы отпадают. Моссад, как мы уже видели, — тоже.

Ничего не приходит в голову, кроме как упрятать в чемодан и забыть? Да, я тоже на этом бы остановился. Господин С.Б.Лоренсон подумал и отправился к канцелярию Премьер-министра на Кикар Царфат в Иерусалиме.

Говорят, что лет десять назад русские врачи-олим, чтобы быть услышанными господином Рабиным, устраивали голодовки в саду Роз. И знаете

— без толку. В те же годы поселенцы выражали свое негодование политике капитуляции тем, что жгли покрышки и на той самой Кикар Царфат драли глотки, утверждая, что не уйдут с Голан даже если правительство «Аводы» будет выкуривать их слезоточивым газом. И знаете — тоже без толку, как нам блестяще доказало правительство Хаима Визеля.

Разумеется, и господина С.Б.Лоренсона господин Х.Визель лично не принял. Да и принесенного им письма под названием «Меморандум» лично не читал, поскольку русского не знал отродясь. Но на какой-то из ступенек правительственной лестницы означенный «Меморандум» все же нашел своего читателя, и только эту случайность мы должны сейчас благодарить. Или проклинать? Опять таки, в зависимости от вашей национальности.

Впрочем, эмоции — потом. Когда-нибудь станет известно имя первого читателя «Меморандума Лоренсона», и история воздаст ему по заслугам. Во всяком случае, личная судьба господина С.Б.Лоренсона от этого никак не изменится. Я же считаю своей целью рассказать о фактах, ибо все знают следствия — они перед глазами, — но кто знает причины?

Итак, продолжаю.

В тот вечер, вернувшись из резиденции главы правительства (впрочем, он так и не сказал Марии Степановне, что не был пропущен дальше приемной), Соломон Борисович пил на кухне чай, как он любил — с сахаром вприкуску, — и, блаженно улыбаясь, чего с ним не случалось уже очень давно, говорил:

— Ну вот, теперь я и тебе, Машенька, могу рассказать, что я такого наделал. Никто с меня подписки не взял, так что совесть моя чиста.

Любопытно, кто должен был брать у Соломона Борисовича подписку о соблюдении тайны? Пакид, одуревший от посетителей? Впрочем, даже у мудрейших людей бывают провалы в логике.

— Смотри, — продолжал Соломон Борисович, придвинув чистый лист бумаги, — фантастику ты не любишь, Уэллса, знаю, не читала, так я тебе объясню с азов.

— Читала я «Машину времени», — сухо сказала жена, — ты уж совсем меня за уборщицу считаешь, а у меня, если ты не забыл, филологическое образование.

— Прости… Ну так вот, беда всех попыток построить машину времени, была одна: и мы, и москвичи, да и американцы тоже, исходили из того, что чем больше масса машины, тем больше энергии нужно в нее вбухать, чтобы забросить в прошлое. Причинная механика Козырева о том же, и Хокинг с Новиковым… А на деле все не так. Энергия содержится в самом времени, ниоткуда ее брать не нужно. Это раз. И второе. Чем меньше масса тела, тем меньше в нем энергии времени, и тем меньше что?

Соломон Борисович замолчал и поднял глаза на Марию Степановну — ему нужно было услышать хоть какой-нибудь ответ, чтобы продолжить рассказ.