Шрифт:
— Ме га ареба, миру кото го декимасен! — пробормотал он сквозь слезы. — Если у нас есть глаза, мы видим.
Анна схватила его за руку и потащила к выходу из камеры. Его реакция перепугала ее не на шутку. Его сознание рушилось у нее на глазах, он превращался в хнычущего ребенка.
— Что я за идиотка! — прошипела Анна. — О, боги!
По пути к каюте Каваситы она нажала кнопку скорой помощи.
— Куб с лекарствами и врача-человека в сорок пятую каюту. Немедленно!
Она завела Каваситу в каюту и уложила на спальное поле. Он прикрыл глаза.
— Ме о тодзиреба нани мо ми-эмасен !
— Что он сказал? — спросила она у тапаса.
— Если мы закроем глаза, мы перестанем видеть, — перевел тапас.
В каюту вплыл куб, за которым следовал доктор Хендерсон. Куб снизился и завис над рукой Каваситы. Анна нервно покусывала костяшки пальцев.
«Какая я все-таки дура! Ведь, перфидизийцы могли проделать с ним то же самое. Может быть, он сделал это во второй раз!»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Мне никогда не нравилась эта идея, с точки зрения безопасности я ее даже не оценивал. Мы, ведь, не знаем множества вещей, как вы этого не понимаете! — Хендерсон стоял возле края спального поля, потирая лоб толстопалой ручищей. — Я не знаю, что случилось с ним в действительности. Через какое-то время куб сможет ответить, происходило ли с ним нечто подобное и прежде.
— Вы сами касались дыры примерно шесть лет назад, — заметила Нестор.
— У меня не было выбора.
— Вы знаете, что при этом происходит. Почему же он повел себя иначе?
Хендерсон пожал плечами и попросил своего ассистента покинуть каюту
— Анна, не забывайте о том, что вы имеете дело с выходцем из двадцатого столетия. Двадцатого, а не двадцать четвертого! Скорее всего он никогда не видел даже световых кругов, возникающих при механических воздействиях на глазное яблоко, о затылке я уже и не говорю! Мы привыкли к комплексной интоксикации — для нас она стала наукой — эффективной и безопасной. В его же время подобные переживания — если они вообще имели место — рассматривались в качестве религиозных опытов.
— Это я понимаю и без вас… Я позволила себе пошутить, сказав, что он сможет лицезреть Бога.
— В чем бы ни состоял опыт, он вызвал у него припадок. Нет, он не эпилептик, просто его сознание решило на какое-то время замкнуться в себе. Скажите, а вы представляете, что происходит, когда человек прикасается к дыре?
Анна покачала головой.
— Очень смутно.
— Я не стану бранить вас за невежество, но позволю себе дать один совет. Если уж вы решили поиграть с чем-то серьезным, для начала попытайтесь разобраться, что к чему. Этого требует обычный здравый смысл, не так ли?
Анна согласно кивнула.
— Когда мы прикасаемся к дыре, мы входим в контакт со слабым внешним вероятностным полем, которое предъявляет к нашей нервной системе совершенно иные требования и является для нее неким суперстимулом, в результате чего мы становимся чувствительными буквально ко всему. Блейк называл подобный опыт отворением дверей восприятия. Нечто подобное происходит и при выходе корабля из обычного пространства-времени.
— Когда это происходило, он, по-моему, уснул…
— Он не говорил с вами о своих ощущениях?
— Нет. В тот вечер он был на индукторе. Иначе он не смог бы уснуть.
— В следующий раз ведите себя осмотрительнее. Прежде всего вы должны объяснить ему суть происходящего. Вы сможете это сделать?
— Думаю, да, — робко ответила Анна.
— Вы сможете объяснить, почему ему нельзя прикасаться к дыре?
— Нет.
— Все очень просто. В следующий раз поле вызовет у него полярную реакцию. Эффективность работы нервной системы резко снизится, и это приведет к угасанию жизненных функций. Он умрет еще до того, как к нему подоспеет медицинский куб. — Хендерсон перевел взгляд на Каваситу. — Меня всегда интересовало, что думают о нас люди, никогда не жившие в нашем обществе. Наверное, они считают нас детьми. Мы то и дело совершаем совершенно дурацкие поступки. Вы со мной не согласны?
Он испытующе посмотрел на Нестор.
— Все правильно, — согласилась она.
— Самые настоящие дети. Мы никогда не повзрослеем.
— Ладно, Хендерсон, хватит. Я вас уже поняла. Пора сменить пластинку.
— Как вам будет угодно. Что поделаешь, посвящение есть посвящение, верно?
Она молча кивнула.
— Скоро он придет в себя. Если вы заняты, я могу остаться. Нужно, чтобы кто-то побыл с ним.
— Я останусь.
Доктор покинул кабину Каваситы. Нестор одернула платье и опустилась на стул, не сводя глаз с лица Каваситы, в котором уже не чувствовалось прежнего напряжения.