Она подняла брови.

— Презентабельно? — Она повернулась к нему спиной и раздраженно топнула ногой.

Черт! Опять он оскорбил ее. И не имеет ни малейшего представления зачем.

— Я хотел сказать, что у вас такой вид, как будто ничего не произошло. Да ничего и не произошло, не правда ли?

Мейсон засмеялся, надеясь, что и Райли найдет ситуацию забавной, хотя сам он не видел в ней ничего смешного. Особенно сейчас, когда ему хотелось снова обнять ее и продолжить то, чем он занимался. О да! Это было бы прекрасным выходом.

Обернувшись, Райли взглянула на него через плечо.

— Полагаю, устраивать любовные свидания в чулане входит в привычки вашей семьи, но не в мои, должна заметить.

— И не в мои тоже, — выпрямился он. — Это… это… просто случайность.

— Случайность… — Райли оскорбленно подняла голову.

Конечно, Мейсон не хотел говорить ей правду — что он никогда еще не испытывал ничего подобного. Ему казалось, что, обнимая ее, он держит в руках что-то неуловимое, полное жизни и огня. Как он мог сказать ей, что один поцелуй вернул ему все, от чего он отрекся? Что теперь, когда он узнал сладость ее губ, воспоминания о ее поцелуе будут преследовать, отравляя душу?

— Так что же? — спросила Райли.

— Что? — Он посмотрел на нее.

Подняв голову, она удивленно взирала на него, как бы подсказывая, что теперь его очередь подавить реплику.

Он пожал плечами, ибо не имел ни малейшего представления о том, что говорят в подобной ситуации.

— Разве вы не собираетесь извиниться? — наконец спросила она.

Извиниться? Очевидно, в данных обстоятельствах следует выражать сожаление. Но Мейсон не сожалел, что поцеловал ее. Он улыбнулся, обрадованный, что хоть один из них обладает опытом в данной области. Он не видел в этом особой необходимости, но ведь светские правила уже не раз удивляли его.

Он заложил руки за спину и стоял перед ней, покачиваясь на каблуках.

— Мадам, я искренне сожалею и приношу вам извинения за свою несдержанность. Поцеловав вас, я совершил непростительный и недостойный поступок.

«Вот и все, — подумал он. — Это должно решить все проблемы».

Ее лицо снова вспыхнуло, на этот раз отнюдь не от смущения. У нее был такой вид, словно леди собиралась убить его.

— Ах вы, глупый, заносчивый, черствый…

Мейсон очень обрадовался появлению в холле Белтона и Хасима, ибо у него было предчувствие, что она собирается перейти к более серьезным оскорблениям.

— …Эшлин! — закончила Райли.

Очевидно, быть Эшлином — это самое отвратительное, что она только могла придумать. Но, принимая во внимание семейную репутацию, было наиболее подходящим эпитетом.

— Хасим, — сказала она, — мы уезжаем.

Подхватив юбки, она, шурша шелком, направилась к парадной двери с видом оскорбленной Клеопатры.

— Нет, не через парадный вход, — остановил ее Мейсон.

Мадам Фонтейн медленно повернулась к нему, вопросительно подняв бровь.

— Вас могут увидеть, мадам, — пояснил за хозяина Белтон.

— Понимаю, какой это будет удар по вашей репутации, — заметила она.

Мейсона передернуло.

— Сюда, мадам, — сказал Белтон, кивая в сторону черного хода. — Вас ожидает карета на заднем дворе.

— Милорд, — чопорно произнесла она, кивнув Мейсону.

Он в ответ поклонился. Распрямляясь, он заметил, с каким озадаченным видом посмотрел на него Хасим, словно пытаясь понять, что именно произошло между ними за короткое время, прошедшее после вторжения леди Дэландер.

— Значит, до завтра, — сказал ей вслед Мейсон. — В семь.

— Да, милорд, — ответила она. — Мы будем здесь ровно в семь.

Он поперхнулся.

— Мы?

— Да, — твердо сказала она. — Хасим и я.

Покачав головой, Мейсон возразил:

— Я думал, мы договорились, что мистер Хасим не будет сопровождать вас.

— Я передумала, — сказала она. — Услуги Хасима будут необходимы девицам на их первом уроке.

Мейсон взглянул на немого турка. Ему было страшновато задать вопрос.

— И чему же вы будете их обучать на первом уроке?

Она ответила еще более вежливой улыбкой.

— Тому, как защитить себя от нежелательных и неприятных ухаживаний похотливых хлыщей, которых девушки наверняка встретят в ваших кругах. — Она повернулась к Белтону: — Моя карета ждет меня, проводите нас, сэр.

Мейсон мог бы поспорить, что никто еще не видел ни в одном лондонском доме и ни на одной сцене, чтобы удалялись с видом такого оскорбленного достоинства, как это сделала мадам Фонтейн.

Дом Эшлина оказался не единственным в фешенебельной части Лондона, который посетили нежеланные гости. Слуга постучал в дверь, и маркиз Кэристон нахмурился.