– Знаю, тебе трудно понять, но я здесь на самом деле счастлив. Ты слышишь все ошибки и недочеты, а я радуюсь тому, что ребята многому научились. – Он усмехнулся. – Ты даже представить себе не можешь, как отвратительно они играли поначалу. Я понял, как это классно – быть учителем. Особенно, когда ученики так стараются.

– А учиться самому? Ты же всегда говорил мне, чтобы я искал тех, кто лучше меня.

– Ты что, запомнил все, что я тебе наболтал?

– Ты был единственным, кто говорил мне хоть что-нибудь, – честно признался Коул.

Бадди обмакнул печенье в кофе, откусил кусочек и наконец ответил:

– Я обещал себе не вмешиваться в твою жизнь, не надоедать советами, но ты разрушил все мои планы. Знаешь, есть старинная пословица насчет того, что порой надо останавливаться и нюхать розы? Вот я и решил, что настала пора замедлить бег и оглянуться. А оглядевшись, я понял, что не только отдельного цветка в такой гонке не увидишь, но и весь пейзаж изрядно смазан.

Слушать Бадди было так же приятно, как влезть в старые и любимые джинсы – мысли были просты и незамысловаты, намерения чисты.

– Ты не знаешь, что это такое – смотреть, как растут твои дети. А что творится в душе, когда они впервые тебе улыбаются! Поверь мне на слово, такого удовольствия я не получал ни на концертах, ни в студии. Я вовсе не хочу сказать, что мой рецепт подойдет любому. Некоторые люди родились для сцены. Наверное, ты из таких, и это здорово. Тебе просто надо заново отыскать свое место в жизни, Коул.

– Я не уверен, что оно есть, – сказал Коул.

– Брось. Просто многое изменилось. Может, сейчас ты его потерял, но такие вещи навсегда не исчезают.

Коулу так хотелось позаимствовать у Бадди хоть немного уверенности.

– Может, посоветуешь, где поискать?

– Само появится. Жди.

Музыканты снова стали потихоньку собираться на эстраде.

– Кажется, твой перерыв заканчивается, – сказал Коул.

– Мы еще поговорим по дороге домой, – пообещал Бадди.

Коул кивнул.

– Ты точно не хочешь с нами попеть? Коул развел руками:

– Может, в следующий раз.

– Если ты из-за десятки... Коул рассмеялся:

– Я и забыл про пари, но раз ты напомнил, наверное, я все-таки дам ей выиграть.

Бадди взял мандолину:

– Тебе надо престать делать что-то, чтобы угодить другим. Думай о себе.

– А когда я этому научусь, то что?

– Я не хочу сказать, что в этом ответ на все твои вопросы, но тогда люди вокруг тебя кое о чем задумаются.

Для начала Коул задумался сам. Когда они подъезжали к дому Чэпменов, он принял решение.

Он осмотрел кузов фургона Бадди и спросил:

– Как ты считаешь, сколько стоит твоя машина?

– Ты хочешь спросить, сколько придется заплатить, чтобы ее отвезли на свалку?

– Это что, «Шевроле» года семьдесят второго?

– Это «Джи-Эм-Си» семьдесят третьего.

– Ходит вроде хорошо.

Бадди искоса посмотрел на Коула:

– А что тебе до моего фургона?

– Я хотел предложить тебе обмен. Твой фургон плюс тысяча долларов на мою машину.

– Ты что, спятил? Да твоя машина стоит дороже этого дома.

– Не ты ли мне говорил, что ценность – понятие относительное?

– Да, но...

– Никаких но. Сейчас мне дороже всего именно такой фургон и немного денег на дорогу.

– И куда же ты направишься?

– Еще не знаю. Выясню в пути.

– А откуда ты знаешь, сколько тебе понадобится денег?

– Интуиция подсказывает.

– Не пори чушь!

– У меня осталось еще немного из тех, что я выручил за часы. Обойдусь. Ну как, идет?

– А что я буду делать с «Лотусом»?

– Продай. Тысячу положишь обратно в банк, купишь новый фургон, ну и откроешь счет детям. Ей-богу, очень симпатично получается.

– Так вот в чем дело! Ты думаешь, я не могу...

– Я просто решил последовать совету друга и сделать что-то для себя самого, – сказал Коул. – Я хочу кое-куда съездить, но лучше не на своей машине.

Бадди долго молчал, а потом сказал:

– Потому что она обращает на себя внимание?

– Да, люди ее запоминают.

– Ты что, боишься, что Фрэнк пошлет кого-нибудь за тобой?

– С него станется.

– Надолго ты собираешься уехать?

– Не знаю. Но когда возвращаться, я хочу решить сам.

– Я понимаю, зачем тебе фургон, но на такую сделку пойти не могу.