Она сложила полотенце, повесила его на перекладину. Объяснить все это Нилу было невозможно – разве можно рассказать о своих Чувствах? Но извиниться было необходимо.

Холли нашла Нила на крыльце. Он сидел на ступенях, уронив голову на руки.

– Можно я тоже здесь посижу? – спросила она.

Он поднял голову:

– Ты можешь делать все, что пожелаешь. Это твой дом.

– Я только хотела извиниться. Извинюсь и уйду.

– Это необязательно.

– Что именно? Извиняться или уходить?

– И то, и другое.

Она присела на перила. Наконец-то пошел дождь. Капли стучали по крыше, скатывались с листвы, собирались в ручейки и лужицы.

– В книжке, которую ты читал, что-нибудь написано про приступы депрессии у беременных? Хорошо бы иметь официальную отговорку.

– Может, и было, но в тех главах, которые я не читал.

Она больше ничего не сказала. Молчание становилось неловким. Трещина в их отношениях ширилась, и, чтобы остановить это, простого «извини» явно было недостаточно.

Она была настолько погружена в собственные чувства, что забыла про Нила. Почти два с половиной месяца она жила, думая только о том, что делала в жизни неправильного. Ей порой казалось, что, если она снова осмелится смеяться, радоваться жизни, с кем-то дружить, она будет за это наказана. Наверное, она никак не могла забыть слова странствующего проповедника, который каждое лето приезжал в их город. Он говорил о цене, которую каждый грешник должен заплатить господу. Она боялась, что, если не расплатится сейчас, это придется делать потом, когда родится ребенок. И по ночам ей не давала покоя мысль о том, что все ее грехи падут на голову ее малыша.

Нил хотел было подняться, но она его остановила.

– Не уходи! Он снова сел.

– Прости. Я решил, что ты закончила.

– Как бы мне ни хотелось свалить все на гормональную бурю, но дело не в этом. Я не поэтому затеяла ссору. – Ей трудно было это говорить, но она понимала, что надо наконец все назвать своими именами. – Я разозлилась на тебя.

– За что? Что я сделал?

Лучше не останавливаться. Иначе запал пройдет, и она ничего ему не расскажет.

– Пока ты не появился, у меня все было нормально, – быстро заговорила она. – Я убедила себя, что мне нравится жить одной, что мне никто не нужен, даже друзья. И тут появился ты. Я больше не могла притворяться. Ты здесь еще и месяца не прожил, а я все время думаю, что буду делать, когда ты уедешь. – Она искоса взглянула на него. – Глупо, правда?

Внутренний голос говорил ей, что продолжать не стоит, но она уже не могла остановиться.

– А, наплевать! Я считала себя очень смелой, но я никуда не гожусь. Я боюсь ужасно. Не знаю, как обращаться с ребенком. Мне вдруг стало казаться, что если я его действительно люблю, то должна отдать на усыновление. Но я не могу, Нил. Стоит об этом подумать, и у меня сердце разрывается. – Она думала, что он возмутится или будет потрясен ее откровениями, но лицо его было по-прежнему непроницаемым.

– Может, тебе стоит походить на курсы для беременных? – спросил он.

– Не надо мне было все это на тебя вываливать, – сказал она, встала, отряхнула джинсы, глубоко вздохнула. В воздухе пахло свежестью. – Это нечестно. Прости меня. Обещаю, больше такого не повторится.

«Только не оставляй меня!» Надо заканчивать разговор, иначе она не удержится и произнесет эти слова вслух.

Нил удержал ее за руку:

– Я знаю, что такое чувствовать себя одиноким, Холли.

– Я рассказала все это не для того, чтобы ты меня жалел. – Ей не хотелось, чтобы он видел в ней соломинку, готовую сломаться от первого порыва ветра.

– Боже упаси! – Он нежно обнял ее и прижал к себе – так отец обнимает выросшего ребенка, которому нужна поддержка.

Ей хотелось вырваться, но она замерла и стояла не шевелясь.

– Я, наверное, пойду. Устала безумно. Надо поспать.

Нил коснулся ладонями ее лица, заглянул ей в глаза, долго смотрел понимающим взглядом, а потом неожиданно поцеловал в лоб.

Когда он отпустил ее, Холли не двинулась с места. Она стояла изумленная, запрокинув голову, и не сводила с него глаз. Она силилась что-то понять, но не могла. Понимала только, что ей ужасно нужно к кому-то прислониться, пусть ненадолго, вопреки тому, что говорил ей рассудок. И еще хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. И чтобы он снова ее поцеловал.

В его взгляде мелькнула искорка понимания. Он медленно наклонился. Сначала она почувствовала его дыхание – жаркое, быстрое и такое знакомое, потом его борода коснулась ее щеки. И тут их губы встретились, коснулись друг друга на краткий миг. Так осенний лист скользит с ветки на землю. Коул замер в ожидании. Она стояла не дыша, боясь, что какой-нибудь случайный звук или неосторожное движение разрушит это чудо.

Почувствовав, что молчаливое согласие дано, он поцеловал ее снова. От нее пахло черникой, дыней и кофе. Как одиноко ей будет по утрам на кухне, когда он уедет.