Шрифт:
– Себя. Тебя. Тысячи всяких вещей. – Она отвернулась. – Черт возьми, Нил, может, ты снимешь розовые очки? – Она взяла его руку и приложила к своему животу. – Чувствуешь? Я не просто растолстела, я беременна. Ты хоть представляешь себе, на что я буду похожа через месяц? А через два?
– На женщину, проглотившую баскетбольный мяч. Ну и что?
– Есть мужья, которые... – Она произнесла это и запнулась. – Мужья, которых воротит от своих беременных жен. А те, между прочим, носят их родных детей. Ты помнишь фотографию Деми Мур на обложке?
– Ну?
– Тебе было противно на нее смотреть? Он только улыбнулся в ответ.
Она чуть не взвыла.
– Только не рассказывай мне, что ты из тех извращенцев, которые подглядывают за беременными... – Она снова застонала.
– Холли, ты убеждена в том, что тебя любить нельзя. Мои слова тебя переубедить не могут, поэтому я даже и пытаться не буду.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты не оставляешь мне выбора. Если слова для тебя ничего не значат, придется просто доказывать это делом. – Он не мог придумать другого маневра. Надо было пройти через это. Иначе он не сможет рассказать ей всю правду. – Далеко еще до того места, где можно устроить пикник?
Она чуть слышно вздохнула, явно обрадовавшись тому, что он дал ей какое-то время на обдумывание.
– Полчаса. – Она огляделась по сторонам. – Ну, минут сорок пять.
– Если ты очень проголодалась и не можешь больше ждать, возьми в пакете яблоко.
– Что-то мне подсказывает, что это будет не просто пикник с холодной курицей и картофельным салатом.
Он рассмеялся.
– Это будет, когда ребенок родится. – Произнеся эти слова, он понял, что высказал вслух надежду на то, что он и тогда останется в ее жизни. – Естественно, что и когда тебе есть – решать тебе самой, – продолжил он с преувеличенной важностью.
На сей раз настал ее черед смеяться.
– Ты мне нравишься, Нил, – сказала она. – Очень-очень нравишься.
– И ты мне нравишься, Холли. – Он надеялся на большее, поскольку в таком тоне они уже как-то беседовали, но после такой вспышки и это неплохо.
Коул остановил машину там, где сказала Холли, на полянке у узкой дороги.
– А почему именно здесь? – спросил он.
– Вон там, – махнула она рукой, – вон там дом, где родились мои дед и прадед. – Коул увидел длинный дом с широким крыльцом и без окон. – Эта земля принадлежала нашей семье больше ста лет.
Коул такого себе даже представить не мог.
Если и были в его семье какие-то предания, то ему никто про них не рассказывал.
– А что случилось? – спросил он. – Почему они ее продали?
– Здесь все продавали. Другого выхода не было. Эти места теперь входят в национальный парк. Может, это и смешно, учитывая, как давно все это было, но здесь во мне всегда просыпаются семейные чувства.
Порыв ветра сорвал с деревьев листья и развеял их по дороге. Один упал на капот, покрутился на нем и исчез.
– Здесь что-то прохладно, – сказал Коул. – Может, хочешь поесть в машине?
– Ты оставляешь решение за мной?
– Все, как договаривались, – усмехнулся Коул.
– Тогда будем есть на воздухе. Разворачивая сандвич, Холли вдруг сказала:
– Жалко, что ты не захватил с собой гитару.
– Уезжая утром из дому, я, честно говоря, не собирался петь тебе серенады. – Он закрыл сумку, сунул ее себе под голову вместо подушки. Насчет холода он ошибся. Ветер был теплым, каким бывает в бабье лето.
Холли уселась поудобнее, прислонилась спиной к дереву.
– Лерой считает, что у тебя есть талант. Говорит, что, если тобой правильно заняться, может выйти толк.
– Когда он это сказал?
– Вчера вечером. Ему очень понравились твои новые песни.
Она имела в виду те, которые ему прислал Рэнди. Он не решался петь их перед публикой, поскольку контракта с композитором еще не подписал, но Рэнди его убедил, сказав, что договоренность уже есть.
– Мне они тоже нравятся, – сказал он.
– Я смотрела на зал. Знаешь, люди даже есть переставали, когда тебя слушали.
Он повернулся на бок и посмотрел на нее.
– Пожалуй, на большее и рассчитывать нельзя.
– Это твои песни? Ты их сочинил?
– Если бы... Мой брат свел меня с одним парнем.
– А твой брат тоже певец?
Здесь надо было быть предельно осторожным. Пора было менять тему.
– Расскажи мне про Троя.
– Я уже рассказала тебе все.
– Ты его любила? Вопрос был ей неприятен.
– Думала, что любила.