Шрифт:
Вспомнив, как прошли последние несколько дней, Филип криво усмехнулся. Если Пола изо всех сил старалась не оставить их с Маделиной наедине, то мама, наоборот, делала все возможное, чтобы они сблизились. Не демонстрируя этого, разумеется. Но ему не составляло труда разгадать ее маленькие хитрости. К сожалению, из-за бдительности Полы ни одна из них не сработала.
И вот наконец нынче утром его сестра улетела в Гонконг. Он отвез ее в аэропорт и по дороге заметил, что собирается пригласить Маделину на ужин.
– Я так и думала, – сказала Пола. Повисло напряженное молчание.
– Ей двадцать семь! – воскликнул Филип. – Она взрослая женщина! Не говоря уж о том, что умная, так что вполне способна принимать собственные решения. Не надо было тебе думать за нее! Это несправедливо по отношению ко мне, да и к ней тоже. И это так не похоже на тебя, дорогая.
Пола извинилась, признала, что он абсолютно прав, и попыталась объяснить свое поведение:
– Маделина мне не безразлична, – сказала она. – Я редко встречала таких женщин, и мне не очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь, а тем более ты, причинил ей боль.
И она принялась рассказывать ему о прошлом Маделины, о трагедиях, обрушившихся на ее семью, о ее утратах. Филип был тронут до глубины души. Он клятвенно обещал сестре не делать ее помощнице ничего дурного и собирался сдержать слово.
Филип посмотрел на часы. Без двадцати восемь, пора трогаться. Отвернувшись от огромного, во всю стену, окна, он поспешно пересек комнату, выдержанную в светло-кремовых тонах, и, не замедляя шага, двинулся по мраморному полу холла. Наконец-то он останется с Маделиной наедине.
Спускаясь на своем персональном лифте, он вдруг подумал, что никогда не задавался вопросом, а как Маделина относится к нему. По ее поведению ничего нельзя было угадать. Спокойные серые глаза были непроницаемы. И вполне вероятно, что его ухаживания не будут приняты, она просто его оттолкнет.
В холодных голубых глазах мелькнула тень грустной улыбки. Скоро выяснится, на что он может рассчитывать, если вообще сможет рассчитывать.
Апартаменты Маделины располагались на тридцатом этаже отеля «Сидней-О'Нил». Они занимали целый угол здания, и из окна, представлявшего обе стены гостиной, открывалась захватывающая панорама.
Внизу виднелось здание Оперы, еще ниже – знаменитый Харборбридж. Было восемь. В ночном небе сияли звезды. Город светился мириадами огней.
Этот потрясающий вид уже стал привычным для Маделины, она начала чувствовать себя в Сиднее как дома. Город очаровал ее, как и сами австралийцы, которые нравились ей своей практичностью, открытостью и добродушием. Филип объяснил ей, что свойственная им насмешливость – не более чем защитная реакция на напыщенность и претенциозность. Он сказал, что черта эта сформировалась с давних времен, со времен первых поселенцев, большинство из которых принадлежало к Лондонским низам – кокни.
Отойдя от окна, Маделина присела на диван. На кофейном столике были разложены фотографии, которые она сделала в прошлый уик-энд во время экскурсии по городу. Она начала их складывать, отбирая лучшие для альбома, который купила сегодня днем.
Вспоминая об этой прогулке, она улыбнулась. Вот они с Полой в зоопарке у клетки кенгуру с детенышем. Ей тогда показалось, что кенгуру похожа на косулю с ее узкой нервной мордочкой и грустными глазами. Раньше она не представляла себе, какое это славное животное. Фотография была хороша, и Маделина отложила ее для альбома.
Натолкнувшись на снимок Полы с Филипом, который она сделала рядом с вольером для птиц, Маделина снова полюбовалась на попугаев и других экзотических птах, видневшихся на заднем плане. Это тоже годилось для альбома. Дальше шла небольшая стопка фотографий, которые она сделала на «Сарабанде», яхте Филипа. Собственно, у него было две яхты. Одна называлась, как и ферма, «Данун» и использовалась исключительно для гонок, а «Сарабанда» была прогулочным судном. Остроносая, великолепно оборудованная, она была рассчитана на шесть пассажиров и имела постоянную команду.
Воскресенье особенно запомнилось Маделине. С детства влюбленная в море, она наслаждалась каждым мгновением морской прогулки. Решив, что сюжеты путешествия на яхте могут составить гордость альбома, Маделина выбрала несколько снимков, сделанных на борту «Сарабанды», и веером разложила их перед собой.
Взгляд ее остановился на фотографии Филипа. Она задумчиво всмотрелась в нее.
Пола мало рассказывала о брате в Нью-Йорке, так что все, что Маделина знала о нем, было почерпнуто из различных журналов, где время от времени появлялись его фотографии. Теперь, вглядываясь в собственный снимок, она понимала, что при всем желании не смогла бы подготовиться к встрече с Филипом Макгиллом-Эмори. Он завораживал ее. Было в этом мужчине, в его внешности, в его душе нечто такое, что она ни в ком не встречала. И никто так не волновал ее. Она почувствовала это в тот самый момент, когда впервые увидела его в Дануне. В его присутствии она терялась, у нее перехватывало дыхание словно от удара в солнечное сплетение.