Большая новая кровать Алена была перевернута на бок, а сундук с одеждой, выпотрошенный Тьером накануне, исчез. Свет косым потоком падал из открытого окна на голые доски пола и рассыпанный по ним камыш. Тиарнан секунду помедлил, а потом вернулся на лестницу и крикнул, чтобы слуги принесли вместе с вином пару скамеек.

Тьер рассмеялся, и Тиарнан бросил на него удивленный взгляд. Пришедшие с вином и скамейками слуги пытались снова остаться, так что их пришлось выгонять.

– Они боятся спустить с вас глаза, да? – сказал Тьер, усаживаясь. – Может быть, вы когда-нибудь позже найдете время дать мне уроки по управлению поместьем. Мне бы хотелось, чтобы меня так обожали.

– Ваш кузен обращался с ними очень дурно, – сказал Тиарнан. – Они все еще боятся, что он вернется. Я буду рад, когда они поймут, что он не сможет этого сделать, и перестанут надо мной висеть.

Он налил в две чаши вина и осторожно поставил кувшин на неровный пол.

Тьер взял чашу и сделал глоток вина. Это оказалось не то отличное бордо, которым его угощал Ален, а местное таленсакское вино, некрепкое и кислое. Тиарнан был явно намерен не прикасаться к тому, что принадлежало Алену: ни к вышивке, ни к постельному белью, ни к кровати, ни к вину. Что было к лучшему, поскольку Ален этим утром попросил Тьера позаботиться о том, чтобы из поместья было вывезено все его имущество.

– Я купил все это на мои собственные деньги, – сказал он, – и не хочу, чтобы хоть что-то досталось чудовищу.

Он не испытывал ни стыда, ни раскаяния, хотя «собственные деньги» были взяты в долг в Нанте под обеспечение Таленсака, на который он не имел ни малейших прав. Раскаиваться приходилось Тьеру – и он это делал. Ему было мучительно стыдно за кузена. Он говорил себе, что ему следует попытаться посмотреть на все глазами Алена, что человек, чье вино он сейчас пьет, – неестественное чудовище и что Ален был вправе... Но он не мог убедить себя в том, что Ален был вправе сделать то, что он сделал с Тиарнаном, и еще меньше – то, что сделал с Таленсаком. Мари не ошибалась. В человеке, сидевшем перед ним, не было зла, как не было зла и в волке. Это говорила не вера, а опыт.

Тьер несколько мгновений внимательно смотрел на своего соперника. Тиарнан сидел прямой и сдержанный, держа чашу с вином на колене. Его лицо сохраняло привычное настороженно-вежливое выражение. Мысль о том, что человеческое тело может преобразиться и стать телом зверя, была тревожной и неприятной, но порождала странные вопросы, которые Тьер не мог задать.

– Мой кузен сюда не вернется, – сообщил Тьер. – Он решил принять предложение герцога о поездке на Святую землю для него и его жены.

Тиарнан медленно выдохнул, это был почти вздох облегчения.

– Передайте ему, – проговорил он бесстрастно, – чтобы до отъезда он не попадался мне на пути. Мне бы хотелось сохранить жизнь вашего кузена, чтобы не пропали труды, которые ради меня взял на себя герцог, но если он мне встретится, я его убью. У меня слишком много причин его ненавидеть.

Его лицо оставалось намеренно невыразительным, но зрачки глаз сократились смертоносно узко, став похожими на острие копья. Глядя на него, Тьер вспомнил волка, рвавшегося к горлу Алена, и содрогнулся.

– Он не намерен с вами встречаться, – заверил Тьер.

– Хорошо, – отозвался Тиарнан и сделал глоток вина. Тьер кашлянул.

– Герцог Хоэл подаст от вашего имени прошение о признании вашего брака незаконным, как только официально узнает о том, что вы вернулись и хотите это сделать. Видимо, это произойдет сегодня, когда я вернусь в Треффендел. Я этим утром имел приватный разговор с Аленом. Он так и рвался дать мне поручения для своих здешних слуг и приказать, чтобы ему возвратили все, что он купил, пока был тут господином. Я ответил ему, что не могу передать им такой приказ, пока он официально не узнает о вашем возвращении, но хочу предупредить вас, что он скорее всего пришлет длинный список. Герцог намерен дать ему и Элин в пользование дом в Ренне, пока не будут улажены все формальности. Он хочет, чтобы все было отправлено туда – вооружение, одежда, мебель, белье, лошади, ловчие птицы, вино... Все. О, и денежная сумма вместо приданого Элин.

Лицо Тиарнана оставалось бесстрастно-яростным.

– Он получит обратно свои вещи, но он растратил все деньги, какие были в поместье, и денег мне взять неоткуда. Что он и сам прекрасно знает. Я надеюсь забрать кое-что у его вороватого управляющего, но у других людей на эти деньги больше права. А поскольку ваш кузен продал мои доспехи, оружие и боевого коня, а также всю мою одежду, птиц и мебель из моего дома, то мне нечего продать, чтобы выручить эту сумму. Больше того, мне придется брать деньги в долг, чтобы выкупить обратно коня и вооружение и иметь возможность служить герцогу.

– И одежду тоже? – вопросил Тьер, глядя на его одежду – простую синюю куртку и коричневые штаны. Он впервые заметил, что рукава куртки слишком короткие.

– И одежду тоже. То, что на мне надето, я одолжил у одного из моих слуг.

Синяя куртка была воскресным нарядом Донала. Тьер ощутил еще один укол стыда, которого сам Ален не чувствовал.

– Ален ничего не упустил, да? – проговорил он, пытаясь прогнать боль легким цинизмом. – Мне очень жаль. Вы, должно быть, сможете получить своего коня, оружие и все прочее от того человека в Нанте после того, как герцог уплатит долг Алена. И если вы обратитесь к герцогу Хоэлу, то, думаю, он будет рад помочь вам выплатить и стоимость приданого.