Он толчком открыл дверь.

После темного коридора солнечный свет ослепил, и Роберт не сразу разглядел фигурку в другом конце комнаты.

Когда глаза привыкли, у него замерло сердце. Имоджин сделала шаг вперед – как будто ангел сошел с небес.

Длинные черные волосы спускались волнами, ореолом светились в солнечных лучах, подчеркивали тонкую талию, нежный изгиб бедер, полную грудь. Кожа сияла, как слоновая кость, на белом лице ярко выделялись красные, тонко очерченные губы и глубокие карие глаза. В таких глазах мужчина может утонуть, благословляя смерть.

Она стояла, гордо выпрямившись, но все же не доставала Роберту и до подбородка. Он вдруг почувствовал себя огромным и неуклюжим, недостойным видеть такую неземную красоту. Красоту, вызвавшую в теле вполне земную реакцию: забилось сердце, в легкие хлынул воздух, закружилась голова.

Впервые в жизни Роберт был потрясен, он смог лишь хрипло выговорить, когда рассудок вернулся к нему:

– Боже мой, как вы прекрасны!

Она засмеялась. Глухой звук тяжело повис в воздухе. Она быстро закрыла глаза, желая прекратить смех. Имоджин не хотела поддаться истерике, подступавшей откуда-то снизу. Что за абсурд – он увидел, что она прекрасна. Она же слепа!

Его низкий, сильный голос создал в уме образ, но она не видела мужчину, не могла сказать, что он за человек, пришел ли он для войны или для утешения.

По спине пробежала дрожь. Она в крайне невыгодном положении – хочет скрыться, но не может.

Ее преследовал шепот мрачных насмешек Роджера: у Роберта хватило сил и решимости посвятить свою жизнь одной цели, и вот он приехал за наградой, полученной от короля, он ее не упустит. Но Имоджин боялась не короля. Нет, все это мрачная игра Роджера под прикрытием короля.

Если Роберт Боумонт – часть планов Роджера, то он ее враг, а враг, которого не видишь, – опаснейший противник.

От страха перехватило горло. Она хотела кричать, взывать к свободе, драться, царапаться. Ей не терпелось выбраться из комнаты, заполненной этим мужчиной, выбраться из темноты, из жизни. На миг ей захотелось действительно стать такой калекой, от которой этот неодушевленный голос с воплем кинулся бы прочь.

Ничего не получится, убито подумала Имоджин. Это игра Роджера, он доведет ее до конца, и ей оставалось только надеяться, что, когда наступит конец, у нее хватит сил драться.

Она сделала два напряженных шага, села на краешек кресла и сцепила руки. Роберт, кажется, секунду колебался, потом подтащил другое кресло и тяжело сел.

Большой мужчина, подумала Имоджин. Мужчина, чьи колени не умещаются в пространстве между креслом и подножкой, мужчина, под которым стонет ее прочная мебель.

Вообще-то она особенно не думала о его физических пропорциях, рыцарь и должен быть большим и сильным, мелкие мужчины не убивают с легкостью. Вот у Роджера не такое тело, чтобы быть настоящим рыцарем. Он не может сразить человека одним ударом меча, не может повелевать тем, что происходит вокруг. Нет, ему приходится пользоваться более тонкими средствами – страхом и изоляцией. Человек, которого он к ней прислал, явно побеждал благодаря своим размерам.

Трудно сказать, что сейчас больше страшило Имоджин. Может быть, предположение, почему Роджер выбрал именно его. Роберт представлял физическую угрозу в отличие от Роджера. Роджер мог мучить ее играми, а этот человек прихлопнет одной рукой. Имоджин одернула себя.

– Мое молчание невежливо, леди Имоджин, прошу прощения, но вы совсем не такая, как я себе представлял, – проговорил Роберт.

Он изо всех сил старался не пялиться на нее, как юнец, и безуспешно надеялся, что она не заметит выступившего на его щеках румянца.

Она горько улыбнулась:

– Удивление – одна из неприятностей, когда покупаешь товар, не проверив качество.

Роберт вздрогнул. Он ожидал от нее любезности, приготовился отвечать покровительственно и никак не думал, что встретит открытую грубость. Он считал, что леди ведут себя иначе.

Первым порывом было ответить ей тем же, но что-то шепнуло ему, что за горькими словами прячется уязвимость, и он воздержался. Он хорошо понимал, что это реакция раненого животного – наброситься на охотника. Лучше подождать, когда уйдут страх и боль.

– Я не считаю вас покупкой, – натянуто сказал он, – и предпочел бы, чтобы и вы отказались от торгашеских терминов.

– Прошу прощения. – Она приподняла голову. – Конечно, вы правы. Меня не покупали. Предметом сделки были мои земли, а я – вроде колючки на хвосте, довесок к сделке. Должно быть, вас разочарует ваше имение, но и обладание леди Калекой не обрадует. – Она горько улыбнулась. – Какой же вы, должно быть, храбрый рыцарь, что пошли на сделку, которая свяжет вас узами брака с леди Калекой.