– Значит, ради того, чтобы получить ребенка, вы решили меня перетерпеть?

– Есть вещи, за которые приходится дорого платить. – Она даже не взглянула на него.

Спенс смотрел, как она натягивает сорочку. Тонкая ткань сразу прилипла к влажной коже, четко обрисовав грудь, живот, бедра. Кровь побежала быстрее. Господи, помилуй, он даже теперь хочет ее!

– Думаю, пришло время вспомнить, что по условиям сделки вы мне тоже кое-что должны.

– И что же это?

– Быть любящей женой, когда мы наедине.

– Это отвечает вашим понятиям об уединенности? – Она обвела рукой пляж и море.

– Да.

– Может, тут и достаточно пустынно, но все равно это неприлично. Будь у вас хоть капля совести, вы никогда бы не сделали… того, что сделали.

– Вам бы больше понравилось в темноте, на кровати? Тори молча приводила в порядок свою блузку.

– Посмотрите на меня.

Никакой реакции.

– Проклятие! – Он схватил ее за руку. – Скажи мне, что ты не испытывала желания, что тебе не понравились ощущения, когда я был внутри твоего тела! Скажи мне это в лицо!

Тори не успела спрятаться, и он увидел желание в ее глазах. «Ага, – торжествующе подумал Спенс, – может, она пока меня и не любит, но тот огонь, который теперь жжет ее изнутри, смогу погасить только я!»

– И что дурного в том, чтобы заниматься любовью в таком прекрасном месте? – добавил он, отпуская ее руку. – Что не так?

– Господи, хоть бы мы никогда сюда не приезжали. – Она отвернулась и стала натягивать юбку. – Я хочу домой.

– Сегодня я пошлю гонца к капитану, и завтра мы отплывем.

– Ну и прекрасно!

Спенс побрел по песку к своей одежде. Как можно воспринимать чудо как что-то неприличное, удивлялся он. Ему надоело чувствовать себя злодеем. В следующий раз, когда она захочет заняться любовью – а она захочет! – ей придется его попросить. Раз она решила родить от него ребенка, она должна будет выполнять свою часть сделки, пока они женаты. И если удача не совсем отвернулась от него, их брак не продлится долго. Поездка в Мексику показалась Тори не слишком веселой, а дорогу домой иначе как пыткой назвать было нельзя. Игра воображения сменилась воспоминаниями: она знала, какова на ощупь его кожа, помнила его запах и ощущение перекатывающихся под ее ладонью бугров мышц… А этот варвар, не знающий, что такое стыд, все время дразнил ее: он спал рядом с ней обнаженный, принимал ванну, когда она была в каюте. Нервы Тори были напряжены до предела. Шла вторая ночь плавания к родным берегам, но Тори не могла заснуть. Она смотрела на потолок, в зеркало. Там тело Кинкейда, который спал рядом, было видно во всей красе. Он лежал на боку, повернувшись к ней спиной. Лунный свет ласкал его длинные ноги, торс, щеку. Тори всегда старалась отодвинуться как можно дальше от мужа. Вот и теперь она прижималась к стене каюты, но жар его тела и тут обжигал ее, заставляя учащенно биться сердце и лишая надежды на мирный сон. Он ни разу не прикоснулся к ней с того дня на пляже. Наверное, у него не было желания – она не сомневалась в этом. Ее саму желание мучило и жгло неотступно – она вспоминала его ласки, вкус его губ, то, как скользили и качались в едином ритме их тела. Тори казалось, что она сходит с ума. В тот день на пляже солнце обожгло ее нежную кожу, оставив красноватый след. Но ожог был менее болезненным, чем урок, который она усвоила тогда: вожделение может быть столь же сильным, как и любовь. Тори от души надеялась, что испытанное ею к Кинкейду чувство было именно вожделением – и ничем больше. Кинкейд вздохнул и повернулся во сне. Как только тела их соприкоснулись, он обнял ее и, уткнувшись лицом в шею, продолжал спокойно спать. Тори лежала тихо, боясь вздохнуть. От прикосновения его рук саднила обожженная солнцем кожа. Но внутри, где-то в глубине, поднималась волна более сильного жара, и Тори уже могла найти название этому странному ощущению – это росло ее желание. Господи, как же она хочет его! Как же ей выиграть в этой войне, если ее тело перешло на сторону врага?

Кинкейд быстро преодолел все семь лестничных пролетов, ведущих в его апартаменты в «Хэмптон-Хаусе». Его одолевала жажда деятельности. Может, хоть работа заглушит мысли о Тори и постоянное напряжение в определенных местах его тела.

– Джаспер!

Голос его эхом прокатился по просторному холлу. Окрашенные белым стенные дубовые панели, золотой орнамент, деревья в кадках, зеркала – продуманный облик спокойной элегантности и изысканной роскоши. Спенс требовал, чтобы все его отели отвечали самым высоким стандартам, и всегда гордился этим. Но сегодня его ничто не радовало.

– Джаспер!

Сквозь открытую дверь кабинета он заметил кучу телеграмм на столе. Подождут.

Дворецкий торопливо подошел к нему:

– Мы не ждали вас раньше понедельника, сэр. Вежливый голос звучал ровно, но в глазах стоял тревожный вопрос: что случилось?

– Леди не понравилась Мексика. – Спенс швырнул ему шляпу. – Бен приехал?

– Да, сэр. Я поместил мистера Кэмпбелла в Синюю комнату.

– Он что, все еще спит? – Спенс нахмурился. Джаспер позволил себе улыбку:

– Мистер Кэмпбелл поздно вернулся вчера вечером.

– Пришлите мне кофе в кабинет.

– Слушаюсь, сэр.

В несколько быстрых шагов преодолев пространство холла, затянутое белым с золотом ковром, Спенс толкнул одну из дверей. В полумраке комнаты было видно, что на широкой кровати мирно спит некто, уткнувшись носом в подушку. Виднелась лишь светловолосая макушка. Кинкейд раздвинул голубые шторы, впуская в комнату солнечный свет.

– Какого черта… – Бен приподнялся и, сонно моргая, уставился на хозяина. – Ты! Что ты здесь делаешь?

– Я тут живу.

– Знаю, знаю. – Бен сел и провел руками по взлохмаченным волосам. – Но ты вроде как должен быть в отъезде? В связи с медовым месяцем… Слушай, ты правда женился?

– Правда.

– Вот черт, надо же! А я-то готов был поклясться… Но Кинкейд не желал обсуждать свой скоропалительный брак.

– Что ты узнал о Слеттере? – резко спросил он.

Бен нахмурился и несколько секунд пристально разглядывал замкнутое лицо друга.

– Так, – произнес он озадаченно. – Ты не хочешь объяснить, что случилось и почему ты рычишь, как медведь, которому заноза попала в лапу?