— Просто наберите побольше воздуха в легкие. Кейт сжала руку Остина, когда Девлин разрезал ее кожу, от одной ранки до другой. Он чувствовал напряжение ее тела, слышал, как она резко втянула воздух, когда он засосал кровь и яд из разреза.

Смутно Девлин слышал, как вокруг них начинают собираться остальные, их голоса отдавались эхом в его ушах, где пульсировала кровь. Он слышал взволнованный голос Фредерика, срывавшийся в общем гуле на фальцет; голос Остина, низкий, строгий, спокойный. Он старательно высасывал кровь, ощущая ее вкус, сплевывая ее и моля Бога, чтобы высосать достаточно яда, чтобы спасти ей жизнь.

Кейт, .сморщившись, пила из кружки, которую ей дал Девлин. Виски. Она всегда не выносила его вкуса, гак же как и вкуса других крепких напитков. Эта кружка дряни казалась уже не такой противной, как предыдущая, которую Девлин заставил ее осушить. Он сказал ей, что это поможет ослабить боль, и нога действительно болела меньше. Сколько кружек она выпила? Две. Нет, три. Да, три кружки виски. В ее палатке было душно, воздух был спертым, так как отец и Девлин сидели с ней.

— У меня все онемело. — Она откинулась на подушку, смеясь, чувствуя странное головокружение. — Наверное, я выпила слишком много виски.

Девлин посмотрел на влажную массу клейких листьев, которые он приложил к ее икре, его лицо исказилось от боли. Он украдкой посмотрел на нее, потом снова опустил глаза и занялся припарками. Все же она успела заметить ужас в его взгляде. Этот страх и невыразимая печаль заставили ее задрожать.

— Эго не из-за виски? — спросила она, пытаясь говорить твердым голосом. — Я умираю?

— Сейчас, Кети, ты не должна так говорить — Фредерик наклонился ближе, зажав ее левую руку между своими ладонями. Он стоял на коленях около ее постели, как и Девлин. Увидев их обоих на коленях, она поняла, что дела совсем плохи.-Ты выздоровеешь. Непременно.

Горящая свеча отбрасывала отблески на лицо ее отца, сверкавшие в нескрываемых слезах. Только не это. Бедняга видел, как умирала его жена, а теперь он видит, как умирает она. О, было невыносимо смотреть на это.

— Пожалуйста, отец. Почему ты не хочешь выйти и проветриться?

— Кети, я… О, Кети. — Он уронил голову ей на руки. — Мне не следовало брать тебя в это путешествие.

Она подняла руку, намереваясь прижать пальцы к его губам. Но его лицо дрожало.

— Послушай, — прошептала она, промахнувшись и попав пальцами в его подбородок. — Я здесь, потому что я хотела быть здесь. А теперь выйди ненадолго. Все будет хорошо. — Она будто проглатывала слова. Это тоже от яда?

Фредерик встал на ноги, пригнувшись в низкой палатке. Долгое время он смотрел на нее, слезы спадали ему на щеки. Он выглядел совсем разбитым, и она ничего не могла сделать для него.

— Иди. И не волнуйся.

Он повернулся и вышел, оставив ее наедине с Девлином Маккейном. Она на миг испугалась, что Девлин тоже захочет выйти, чтобы не присутствовать при смерти. О, как тяжело было встретить собственную смерть. Она хотела, чтобы Девлин побыл с ней.

— Вы не уйдете, правда?

Девлин посмотрел на нее, в его глазах вспыхнуло удивление.

— Нет, я никуда не собираюсь.

— Я слышу, как вы играете на флейте ночами. Он дотронулся до флейты, которая высовывалась из его ботинка.

— Простите, я не хотел тревожить вас.

— Ничего страшного. Мне нравится, как вы играете.

Он взял еще один сочный лист. На нем выступила белая молочная жидкость, когда он приложил его к ее ноге. Она наблюдала за ним, замечая, как дрожат его пальцы.

— Я мало знаю о вас.

Он оторвался от своего дела, его правая рука оставалась на листьях на ране.

— Обо мне и знать особо нечего. Мерцающий свет от свечи выхватил его лицо из тени. Он выглядел усталым, раздраженным, неистовый гнев пульсировал в нем. Она хотела дотронуться до его лица, разгладить напряженные морщины около его полных губ, смягчить глубокую складку между его черными бровями своими пальцами. Он оттолкнет ее, если она дотронется до него?

— Где вы родились?-спросила она, сжав руками кружку, испугавшись своей невольной мысли.

— Я не знаю точно. Думаю, в Новом Орлеане. — Он посмотрел на мокрые листья. — Я был оставлен в сиротском приюте в Новом Орлеане, когда мне было два года.

Брошенный в два года. Бедняжка. Бедный милый Девлин.

— Ваша мать была больна?

Он поколебался мгновение, прежде чем ответил.

— Я не знаю.

— Наверное, так и было. Иначе как бы она могла оставить такого прелестного маленького мальчика?