Но у него не получилось. Этим и объяснялась его бешеная ярость.

И не получится. Франческа позаботится об этом.

Еще один день, думала она, жуя булочку и глядя в окно. Она останется еще на день, чтобы проводить в последний путь Уильяма и заставить Миэра заплатить за его жестокость. Сара хотела бы этого. Сара была бы счастлива, видеть его мучения.

И он будет мучиться. Это самое меньшее, чем я смогу отомстить за то, что он сделал с ними.

Она выплыла из комнаты, словно королева, с ног до головы одетая в черное, как и по пути из Берлина в Лондон.

Но сейчас его не обмануть. Он хорошо знает, что кроется под всеми этими одеждами; представляет, как двигается это бесстыдное тело, подчиняясь собственному чувственному ритму! Как стройны ее ноги, как плавен изгиб бедер, как округлы ягодицы. Он представлял все это, когда предложил ей руку и, спустившись вниз, они вышли из парадной двери Миэршема; все это время он был невероятно возбужден; его тело пульсировало плотским желанием, пугавшим его и сводившим с ума.

Их ожидала коляска, запряженная пони. Миэр, усадив Франческу, сказал:

– Церковь довольно далеко, чтобы идти пешком. Однако же сам пошел рядом с коляской, пока мальчик по имени Андреас осторожно правил к деревне, на окраине которой стояла красивая церковь; ее шпили, уходя в небеса, тонули в тумане.

Франческе стало нехорошо во влажной духоте, когда Миэр помог ей выйти из коляски и бесцеремонно подтолкнул к церкви.

Внутри, к счастью, было прохладно и просторнее, чем она предполагала. Она шла по длинной дорожке вдоль готических деревянных скамеек к алтарю с мраморным аналоем и резным иконостасом.

Гроб с телом Уильяма уже стоял там, дорогой, украшенный цветами; в первом ряду Франческа увидела две головы – белокурую и седую, а наверху, за кафедрой, худощавое, приятное лицо прелата.

Миэр подтолкнул ее к скамье напротив своей матери и Филиппы.

– Не говори ни слова.

Франческа, вздернув подбородок и распрямив плечи, проигнорировала его слова и села рядом с ним, заметив при этом, что викарий с любопытством разглядывает их.

В этом не было ничего удивительного. Он впервые видел скандально известную Сару Тэва. Однако она нисколько не походила на женщину, чью душу нужно спасать. Мысль ей показалась забавной. Но потом она догадалась, что это, должно быть, средний брат Уильяма.

Благочестивее Уильяма, говорила Сара. Старшие братья – чудовище и священник. Неудивительно, что бедному Уильяму пришлось убраться из Миэршем-Клоуз, пока жив.

И кто мог сделать его жизнь более полной, чем профессиональная танцовщица, сосредоточившая на нем всю свою энергию и весь свой чувственный пыл?

Она пристально смотрела на Маркуса, когда тот по знаку Миэра произнес:

– Мы собрались здесь, чтобы оплакать смерть и вспомнить жизнь нашего милого, заблудшего брата Уильяма, который почил совсем молодым.

Франческа замерла. Вряд ли он станет читать проповедь о грехе и соблазне при ней. Впрочем, кто знает? Члены этой семьи непредсказуемы.

К счастью, он заговорил о другом:

– Бедный Уильям. Младших детей в семье часто постигает такая участь. Они не могут найти свое место в жизни. Так случилось и с Уильямом. Мы, его родные, знаем, что его юная чувствительная натура никогда не воспринимала советов и наставлений; он шел своим путем, куда бы этот путь ни вел. Теперь мы можем лишь надеяться, что его душа, наконец вернувшаяся домой, обретет тот покой, который он искал. Помолимся же за него.

В словах Маркуса не было осуждения. Он соблюдал приличия, хотя никого, кроме членов семьи, в церкви не было. И все же он наверняка боролся с искушением осудить женщину, ставшую причиной падения его брата в глазах общества и церкви.

Маркус, чинно закончив службу молитвой Господней, возглавил процессию на кладбище, расположенное на холме, и отслужил у могилы краткую панихиду.

Да упокоит Господь его душу!

Франческа моргнула, чтобы не заплакать. Но ни на лице матери Уильяма, ни в ее манере держаться она не увидела даже намека на печаль. Ее лицо было каменным, а взгляды, которые она бросала на Франческу, полны яда.

Эта женщина ненавидела Сару так же сильно, как и Миэр. Вторая, блондинка, очевидно, жена викария, тоже время от времени поглядывала на Франческу, но это было, всего лишь любопытство.

Внизу, у холма их ждала коляска.

Не удостоив Франческу даже взглядом, Джудит забралась в коляску. За ней последовала Филиппа. Места для Франчески не осталось, как и рассчитывала Джудит.

– Андреас, поехали, – приказала она, и мальчик дернул поводья.

Миэр ничего не сказал, только сжал локоть Франчески.