Шрифт:
Папиросы, фонари, продовольствие, карты, да и многие другие вещи - на троих, хотя и найдены в двух заплечных мешках. Зато тот, третий, верно, нес два фотоаппарата и одну рацию, а то и несколько. Обнаружены лишь батареи. Ахметели тщательно изучил все это добро, все взвесил, прежде чем спокойно сказать - нарушителей, по-видимому, трое.
–  Заговорит же Хасан!
–  вздохнул подполковник.
–  Црупентели, - улыбнулся майор.
–  По-нашему, лгун, и не простой, а закоренелый, у которого ложь в крови. Црупентели не может не врать. А этот еще и боится.
Лазутчик ждет пыток, смерти. Ахметели делает все возможное, чтобы сломить страх. Советует облегчить участь полным признанием. На допросах вежлив. И вместе с тем кропотливо, крупица за крупицей собирает улики, опрокидывающие легенды шпиона. Когда его задержали, у него было два носка на правой ноге и один на левой. Правый чувяк соскальзывал, очевидно. Так? А не помнит ли арестованный, где другой носок из второй пары? Нет! Тогда можно напомнить: он остался в мешке. Да, в мешке с оружейным маслом, с картами.
– Показал ему носки. А он: «Алла, алла!» Фу-ты! Говорит, носков много одинаковых… Да, генацвале, я не скоро с ним закончу. К винограду, разве.
Вот уже третий год собирается он провести сентябрь в Кахетии, у родных. Как нарочно, мешают неотложные дела. Чудесный, виноградный сентябрь! Куда ни глянь, корзины с тяжелыми кистями. Хозяйки делают ткбиликвери: выливают на полотно сваренный сок винограда, смешанный с кукурузной мукой, и дают застыть. Или окунают в сок ядра грецких орехов, нанизанные на нитку, а затем вешают для просушки. Это чурчхела. А самые лучшие кисти кладут в опилки - на зиму. И, разумеется, сладкий, душистый сок наполняет огромные кувшины, вонзившиеся в землю своими острыми доньями, в подвале. Если в доме есть новорожденный, в его честь закапывают бочонок молодого вина, с тем чтобы выпить через восемнадцать лет, в день совершеннолетия. Все это Нащокин знал по красочным рассказам Ахметели.
– Значит, будем искать, - сказал Нащокин.
Поиск стал теперь сложнее, враги притаились, выжидают. Но Нащокин пришел к следователю еще и для того, чтобы получить ответ на вопрос, давно засевший в голове. Чего хотят враги?
–  Да, вылазка необычная, - кивнул Ахметели.
–  Такие задачки не часто подбрасывают нам.
– Ваше мнение?
Пожав плечами, майор раскрыл папку, вынул конверт из фольги и извлек небольшую, размером с почтовую открытку, фотографию.
– Что за господин?
–  Именно господин, - подхватил майор.
–  Не грузин, не русский, похоже - иностранец.
Человек, смотревший на Нащокина с фото, нес свою старость легко, жизнерадостно. Приветливое, пухлое, без морщин лицо, живые глаза. Взбитая волна седых волос. Узкий галстук, воротничок с тупыми концами, тоже по последней моде.
–  У нас пока только молодежь так одевается, - думал вслух Нащокин.
–  Пожилые отстали от моды. Кто же он? Резидент, с которым у них назначена встреча? Сотрудник какого-нибудь посольства?
–  Тоже в мешке несли, - сказал Ахметели.
–  Три экземпляра. Очень, очень странно.
–  Типичный англосакс, - продолжал Нащокин.
–  Англичанин или американец.
– Если агент идет на связь, - произнес майор, - ему обыкновенно не дают с собой портретов. Это опасно. Агент в памяти должен держать. Выходит, не для себя взяли, передать кому-то велено.
– Зачем?
Ахметели развел руками.
Нащокин встал. Майор удержал его. Любопытный документ, тоже из их багажа.
«Арсен Давиташвили» - бросилось в глаза Нащокину. Да, на фотокопии черным по белому стояла подпись Арсена, знатного чабана. «Мой дом всегда открыт», - прочел подполковник. Русские буквы Арсен вывел крупно, почти по печатному. Может быть, другой Арсен? Однофамилец?
–  Нет, этот, - сказал Ахметели.
–  Из Сакуртало. Роман Игнатьевич, я прошу совета. Как коммунист у коммуниста.
Арсен, старый друг Арсен! У Нащокина защемило сердце. Но нет, не может быть, чтобы он изменил! Это фальшивка, провокация…
– Почерк его. Обратите внимание на число. Тогда у Арсена гостил Мурадов.
Ах, да, Мурадов, из Средней Азии. Бывший контрабандист, приезжавший навестить родные места. Чабан не скрывал это. И документы у Мурадова были, помнится, в порядке.
–  Мурадов гостил еще у двоих, - молвил Ахметели.
–  Бахтадзе, Шахназаров… Вот их личные дела. Роман Игнатьевич, самый важный сейчас вопрос не личность врага. Враг есть враг, не правда? Самое важное - наш человек, его честь.
Ахметели, конечно, прав. Хорошо, красиво произнес он это слово - «честь». Он прав, наступает очень серьезный момент поиска. Нелегко лезть по камнепаду, гнаться по следу.
