— Вот так удача! Так поехали быстрее! Вот это да! Мальчики, чего же мы ждем?!

— Странно, — удивился Соломон, усаживаясь в машину. — Может, вы, ребята, и правда сгустили краски, и никакого похищения не было? Ведь раз Ветров или этот ваш «Иван» живет в гостинице, значит, ему нечего бояться. Ладно, время покажет. Поехали…

Гостиница «Европа» никак не тянула своим внешним видом на именно европейского плана отель. Мрачное старое здание в стиле «ампир» — с ангелочками и виньетками — напоминало замок с привидениями, но никак не современную гостиницу.

«Я бы не хотела жить в таком месте», — подумала Маша, входя вслед за мальчиками в полутемный большой холл «Европы», где пахло мастикой для паркета и пылью.

— Ну что, кто будет общаться с администраторшей? — спросил Соломон, всем своим видом выражая полное презрение к сидящей за стеклянной перегородкой расплывшейся женщине в желтой вязаной кофте.

— Я, — вызвалась Маша. — Я уже как-то представлялась ее дочерью. Может, сработает и на этот раз?

Она уверенной походкой направилась к администраторше и, глядя ей прямо в глаза, спросила:

— Вы не знаете, моя мама уже вернулась с репетиции?

Тетка в желтой кофте оторвала свой взгляд от интересного чтива, разложенного у нее на столе, под самой грудью, и нахмурилась:

— А кто у нас мама? — спросила она настороженно. — Что-то я тебя раньше здесь не видела.

— Моя мама — актриса Лариса Ветрова. Ее пригласили из Москвы, чтобы она приняла участие в спектакле… Я звонила ей в номер, но продюсер ответил, что она на репетиции. Мы приехали с папой, но он отправился по своим делам, а я приехала сюда, к маме…

— А-а… Ветрова! Четыреста шестой «люкс»! — вспомнила администраторша. — Поняла, о ком идет речь. Да-да, они приехали вдвоем, но вот где она сейчас — здесь или в театре, не знаю… Да ты поднимайся и постучись. Если ее в номере нет, то возвращайся, я дам тебе ключ.

— А может, вы сразу дадите мне ключ? — совсем уж расхрабрилась Маша, чувствуя, что удача где-то рядом. — Я так устала, ведь мы с ребятами только что из аэропорта…

Она специально сказала про аэропорт, чтобы у администраторши и тени сомнения не осталось в том, что она видит перед собой вполне состоятельных людей, которые могут себе позволить летать на дорогих самолетах.

— А это, простите, кто, ваши друзья или тоже дети Ветровой?

— Это мои друзья. Они здесь проездом, вернее, пролетом… — густо покраснела Маша, у которой от волнения стали подкашиваться ноги.

— Ну хорошо, вот вам ключ, поднимайтесь на четвертый этаж. Даже если там никого нет, отдохнете, примите душ. Сегодня у нас как раз дали горячую воду. А если захотите покушать, то позвоните мне по телефону «1-11», договорились?

Маша взглянула на женщину с благодарностью: «Вот это да! Так рассиропиться и поверить нам!»

Соломон, наблюдавший всю эту сцену и Цепко схватывающий каждое долетевшее до него слово, уже в лифте не выдержал и сказал:

— Маша, может, ты действительно дочка Ветровой? Ты так себя вела, что даже я почти поверил тебе…

— Спасибо за комплимент, по мне плачут все известные театры мира. «Комеди Франсез», например, — улыбнулась она и показала ему язык.

Они вышли из лифта и, стараясь не шуметь, осторожно двинулись вдоль длинного узкого коридора, утопая подошвами в красной ковровой дорожке.

— Эта гостиница внешне такая страшная, а внутри ничего, даже шикарно… — отметила Маша, остановившись перед дверью с табличкой «406», и постучала.

Все напряглись и затихли. Было слышно только тяжелое дыхание Пузырька, который сопел и пыхтел из-за появившегося внезапно насморка.

Маша, протянув ему свой носовой платок, пригрозила пальцем и еще раз постучала в дверь. И снова тишина, прерываемая теперь звуками высмаркивания.

— Открывай, — шепнул ей Сергей. — Была — не была!

Они ввалились в пустой, чисто прибранный номер, и первое, что им бросилось в глаза — это черный костюм Ларисы. Тот самый костюм, в котором она, по словам Сергея и Никиты, вышла из дома и села в машину к типу. Он висел на плечиках в раскрытом шкафу. Внизу стояла пара черных лаковых туфлей, а возле окна — огромный черный чемодан.

— Ну не голая же она ушла? — у Маши волосы зашевелились на голове от страха. — Сережа, ты что-нибудь понимаешь?

— Она могла переодеться, не паникуй.