Наследство с условием

Аннотация

Чтобы получить наследство отца, трем братьям Карлайл в течение года нужно родить хотя бы одного ребенка…

ПРОЛОГ Чарлз Карлайл знал, что умирает. Его семья отказывалась принять страшную весть. Лучшие врачи делали все возможное, но Чез знал, что дни его сочтены. Если его не прикончит разрастающаяся опухоль в мозгу, то доконает химиотерапия и интенсивное облучение, на которое он согласился. Единственная родственная душа, свыкшаяся с неизбежным концом, — старый товарищ Джек Конрадс, не удивляющийся ничему с тех пор, как выбрал профессию нотариуса. Джек осторожно отложил бумаги в сторону. — Думаю, ты обсудил свою волю с сыновьями? — Чтобы они превратили последние месяцы моей жизни в кромешный ад? — фыркнул Чез. — Они узнают мое последнее слово, когда я буду на шесть футов под землей! — Разве они не заслужили право узнать обо всем заранее? Двенадцать месяцев — слишком короткий срок, чтобы завести ребенка. — Ты предлагаешь дать им время опомниться? — Они были достаточно умными, его сыновья. Иногда слишком умными в ущерб себе. — Алексу и Рэйфу за тридцать, им нужен хороший толчок, иначе они никогда не остепенятся. Нахмурившись, Джек снова вернулся к документу. — А как же Томас? — Завещание касается всех. — Тебе не нужно ничего доказывать мальчикам, — медленно произнес Джек, продолжая хмуриться. — Они знают, что у тебя нет любимчиков. Ты всегда обращался с ними как со взрослыми, и они превратились в стоящих мужчин, Чез. Да, они стали настоящей гордостью отца, но в последнее время жили каждый в своем мире. Завещание все исправит. Оно восстановит дух единения, который витал над ними, когда в детстве они пускали вскачь своих пони по лужайке, а потом, повзрослев, выращивали племенных быков и обезоруживали конкурентов. — Для всех троих одинаковые условия, — решительно повторил Чез. Он не может исключить Томаса… и не хочет исключать его. — Прошло только два года со смерти Брук. — Чем дольше он будет хоронить себя в своем горе, тем труднее ему будет выбраться. — Сжав челюсти, Чез наклонился и посмотрел другу прямо в глаза. — Я знаю, что говорю. Если бы его собственный отец не приложил свою руку — «руку любви», как он говаривал, — к судьбе сына, то после смерти жены Чез увяз бы в своем несчастье. И не поехал бы за границу по делам отцовской фирмы и не встретил красавицу-ирландку Мору Кин и ее двух малолетних сынишек. И не влюбился бы безоглядно и навсегда. Новая любовь затягивает даже самые глубокие раны. И тогда не было бы свадьбы и рождения их третьего — общего сына, Томаса. Их сына, который теперь, оплакивая гибель любимой жены, запер себя в австралийской пустоши среди скота и ковбоев. Томасу нужна «рука любви» и очень твердая, пока не стало слишком поздно. — Мора знает? — робко поинтересовался Джек. — Нет, и пусть остается в неведении. Ты же знаешь, эта женщина не одобрит. Пожилой нотариус долго изучал лицо друга поверх очков. — Дьявольский способ ты выбрал, старина, чтобы отвлечь их от слез и причитаний по тебе. Чез поджал губы. — Все для них. Они станут совместно искать решение. Моей семье требуется хорошенькая встряска, а Томасу больше всех. — А что, если план не сработает? Что, если мальчики отвергнут завещание и откажутся от наследства? Хочешь, чтобы твое королевство расчленили и продали по кускам? — Никогда. — Им не понравится… — Придется смириться. Подозреваю, что услышу их возражения у жемчужных ворот рая, но они сделают так, как я хочу. И не из-за наследства… — Чез смотрел на друга уверенно, не мигая, — они сделают это ради своей матери. Вот он, главный мотив последней воли Чарлза Томаса Карлайла. Он хотел, чтобы сыновья работали вместе, хотел видеть их в кругу счастливой семьи, и все это ради Моры. Рождение дитя вскоре после его смерти озарит улыбкой ее очи, не даст погрязнуть в своем одиночестве. Он желал после смерти сделать то, что не мог сделать при жизни: одарить свою обожаемую жену счастьем. — Это мое наследство Море, Джек. Единственная вещь от баснословно богатой империи, достойная прекрасной ирландки. ГЛАВА ПЕРВАЯ Шесть месяцев спустя Анжелина Мори не собиралась подслушивать. Если бы в последнюю минуту она не вспомнила о торжественности момента, то влетела бы в комнату в своей обычной манере и ничего не услышала. Утром состоялись похороны, днем оглашение воли умершего. А сейчас проходило совещание наследников Чарлза. Она замерла у входа в библиотеку в поместье Камерука. Из-за двери доносился разговор — три глухих мужских голоса, до боли знакомых, как голоса ее собственных братьев. — Ты слышал, что сказал Конрадс. Не всем нам придется делать это. — Алекс, старший из сыновей, говорил спокойно и уравновешенно, как всегда. — То моя обязанность. — Чушь. — Насмешливая манера Рэйфа не изменилась ни на йоту с тех пор, как она уехала. — Твой возраст не делает тебя экспертом в данной области и не дает тебе преимущества. Бросим монетку… — К черту. Мы вместе: один за всех, все за одного. — Лицо Томаса оставалось таким же суровым и напряженным, как и его голос. — Очень самоотверженно, братишка, но ты ничего не забыл? — спросил Рэйф. — Чтобы завести ребенка требуются двое. Энджи чуть не уронила поднос с закуской. Хорошо, что ей удалось подслушать их разговор. Руки заняты, и она не может постучать. Девушка толкнула дверь коленом, вошла и громко кашлянула. Дважды, чтобы перекрыть гул голосов, гремевших во всю мощь здоровых легких. Она кашлянула еще раз, и три пары напряженных глаз воззрились на нее. Братья Карлайл. «Принцы австралийской пустоши», согласно заголовкам газет. Энджи росла с ними бок о бок. Возможно, для прессы они и австралийская знать, но ее не обманешь. Принцы? Ха, как же! — Что? — гаркнули, по меньшей мере, два королевских отпрыска. — Прошу прощения, что вмешиваюсь. Но вы тут голодом себя уморите, вам нужно подкрепиться. — Она поставила поднос на середину огромного дубового стола и присела на край. Затем взяла бутылку виски сорокалетней давности — из тайных запасников отца — и увидела, что она полупуста. Странно. — Я думала, вы ее уже прикончили. Алекс рассеянно глянул на стакан в руке. Рэйф подмигнул и протянул свой стакан за добавкой. Томас застыл в углу, руки в карманах, словно не замечая ни виски, ни ее появления. На сандвичи никто даже не взглянул. Им не нужна еда, им нужно, чтобы она удалилась. Девушка удобнее уселась на столе, выбрала бутерброд, затем окинула взглядом комнату. — Итак, что насчет ребенка? Плечи Томаса напряглись, Алекс с Рэйфом обменялись взглядами. — Бессмысленно притворяться, — она откусила кусок сандвича. — Я случайно подслушала ваш разговор. Долгое время ей казалась, что они сейчас взовьются в своей обыкновенной манере: все мальчишки на единственную девчонку. Хорошо, что эта девчонка выросла в Камеруке в тени трех молодцов семьи Карлайл и своих двоих братьев. Наученная горьким опытом, Энджи знала, что такое ковбойские манеры, и давно научилась стоять за себя. Она скосила глаза на Томаса. — Ну? — настаивала она. Рэйф, да благословен будет весь его род, сжалился первым. — Что ты думаешь, Энджи? Ты бы… — Это ее не касается, — рявкнул Алекс. — Ты не думаешь, что мнение Энджи тоже важно? Она женщина. — Спасибо за напоминание, — пробормотала девушка. Краем глаза она следила за Томасом. Сердце разрывалось на части; хотелось обнять его и утешить, но в то же время так бы и ударила его за равнодушие и холодность. — Ты бы выносила ребенка… за деньги? Что? Внимание Энджи переключилось с неподвижной фигуры у окна на Рэйфа. Она сглотнула. — Чьего ребенка? — Ну, например, — Рэйф изогнул бровь, — нашего младшего брата. Он говорит, что заплатил бы… — Достаточно, — отрезал Алекс. Слишком поздно — Томас уже держал Рэйфа за воротник, осыпая его отборными ругательствами. Алекс разнял братьев, но Томас не унимался: — Ты сделаешь так, как считаешь нужным, а я по-своему. Он ушел, но дверью не хлопнул. Это было бы слишком страстно, слишком выразительно для холодного незнакомца, в которого превратился младший сын Чарлза. — Полагаю, мое мнение неважно, — осторожно посетовала она. Рэйф со смешком кашлянул. — Думаешь, мистер Конгениальность сам найдет себе женщину? Сердце Энджи подпрыгнуло. Возможно, Томас Карлайл забыл, как наслаждаться жизнью, но стоит ему лишь зайти в бар, как все красотки будут валяться у его ног. И без упоминания о миллиардном наследстве. Тяжело вздохнув, она положила остатки сандвича на тарелку. — Он не наделает глупостей? — Нет, если мы его остановим. Алекс покачал головой. — Оставь его в покое, Рэйф. — Ты действительно думаешь, он в состоянии трезво рассуждать? — Рэйф то ли фыркнул, то ли засмеялся. — Черт возьми, отцу не следовало впутывать в это Томаса! — Вероятно, он хотел встряхнуть его, — медленно произнес Алекс. — И теперь он помчится в первый попавшийся бар за женщиной! Энджи в секунду подскочила. Затем глубоко выдохнула и прислонилась к столу. Камерука в двух часах езды от ближайшего бара. Даже если Томас поторопится, все равно не успеет до закрытия. — Время признаний, парни. Пора рассказать мне всю историю целиком. Однажды, на спор, Энджи кралась за Томасом и своим братом Карло из дома до озера вслепую. Помня свой опыт пятнадцатилетней давности, она решила повторить рекорд. Высоко в небе светила луна, достаточно ярко освещавшая тропинку, но по обеим сторонам тропинки чернела непроглядная тьма. Она закрыла глаза и побежала. Все ради победы. Ты как дикая коза, с отвращением бросили тогда мальчишки, вручая ей кубок победителя. Прошло много лет, прежде чем Энджи осознала, что в том сравнении не было ничего лестного. Она потерла озябшие, покрытые гусиной кожей плечи. Можно голову дать на отсечение и выиграть миллионное пари, что шелковое жатое платье Томас вряд ли заметит. Когда найдешь его, не позволяй ему поворачиваться к тебе спиной. Они уже виделись с Томасом в больнице, в агентстве ритуальных услуг, в сиднейском доме Алекса. Он неизменно ограничивался быстрыми короткими объятиями. Она умолила братьев позволить ей вернуться в Сидней на одном из частных самолетов после похорон, вместо того чтобы отправиться в городе другими гостями. Ей нужно побеседовать с Томасом с глазу на глаз и расставить все точки над i. Странное завещание, о котором она узнала в библиотеке, взбудоражило всех. Сейчас Энджи испытывала чувство вины и сожаления, что не смогла стать Томасу настоящим другом. Она любила Брук. В школе они стали близкими подругами. И Томас встретил свою будущую жену на вечеринке у Энджи. Обеим тогда было восемнадцать лет. Перед вечеринкой Энджи одевалась и прихорашивалась специально для него, для своего особого гостя. И на тебе — горькая ирония — Томас безоглядно влюбился в ее изящную маленькую подружку. Восемнадцать месяцев спустя он и слышать не хотел слова Энджи о том, что Брук не создана для жизни в деревне. Он любил Брук и женился па ней. С этим вызовом Энджи смириться не смогла. Вместо того чтобы примерить платье подружки невесты, она укатила в Европу. Бежала от боли и зависти, от страха, что после слов священника, есть ли у кого возражения против этого брака, завопит прямо перед алтарем: «Он предназначался мне!» Энджи пропустила свадьбу и, что хуже всего, похороны Брук тоже. Теперь она вернулась, и ей нужно примирение. Есть сомнения, что примириться с тем Томасом, которого она увидела на похоронах, будет не легче, чем достать луну с неба, но попытаться стоит. — Момент истины, — вслух сказала она и нырнула под ветку. Тишина. Она пристально вгляделась в темноту. Полезла выше к тайной пещере. Прищурилась. Дыхание со свистом вырвалось из легких. Никого. Девушка разочарованно всплеснула руками. Как можно помириться с тем, кого нет? Проклиная себя, она уже повернулась, чтобы уйти. А может, он не хочет, чтобы его нашли? Энжи улыбнулась, поднесла мизинцы к губам и свистнула. Томас понял, что Энджи где-то рядом. Как он не додумался, что она станет свистеть и тем самым привлечет внимание его пса? Теперь об уединении можно забыть. Пес ответил подозрительным воем. Перевод с собачьего: «Можете свистеть, но я не. „лопух“, а настоящий сторожевой пес; сумею защитить хозяина». Энджи всегда чуралась осторожности, осторожность мешает ей, как корове седло. Раздался тихий шорох, и скоро из кустов появилась знакомая женская фигурка. Томас почувствовал, как под рукой задрожала собака. Тихое грозное ворчание очень соответствует настроению хозяина. Может, спустить собаку? Энджи тем временем подошла и рухнула рядом. Струящаяся ткань юбки обтянула колени, яркое пятно рядом с линялым фоном его старых джинсов. — Ты не подумала, что мне, возможно, хочется побыть в одиночестве? — поинтересовался он, удивляясь собственному голосу. С того момента, как Джек Конрадс прочитал завещание, тело застыло, словно замерзло. Приступы гнева перемежались приступами боли и невыносимой пустоты. Смерть близких людей, даже если она и предвиденная, всегда выбивает из колеи. — Да, — быстро улыбнулась она. Возможно, улыбка предназначалась псу. Девушка наклонилась, чтобы лучше рассмотреть его. — Пока я взбиралась сюда, я подумала, что Сержанта уже нет. — Он умер. — Мне очень жаль. — Он постарел. — Как и все мы. — Девушка снова наклонилась вперед. — Ну, разве не красавец? — Она потянулась. — Лучше не двигайся. — Я здороваюсь. Ему ли не знать? Собака не шевельнулась. Томас облегченно выдохнул… Он все еще пытался соединить в мозгу Энджи, шумную, неугомонную девчонку-сорванца, с представшей передним экзотической красавицей. Она носила платья и выпрямила вьющиеся от природы темные волосы. Они стали гладкими и блестящими. Каждый раз, когда она двигалась, он слышал тихий звон тонких браслетов на запястьях и лодыжках. Черт, она носила кольца даже на пальцах ног. И духи… — Что это за духи? — Он хотел спросить о них с их первой встречи. Густой пряный аромат. Томас отстранился. Она изменилась, а он так хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, особенно сейчас, когда судьба неумолимо несла его в неизвестное будущее. — Ты пахнешь… по-другому, — пояснил он. Она иначе пахла, иначе выглядела и смотрела на него иначе. — Ты изменилась, Ветерок. В воздухе зазвенел нежный смех. Томас еще помнит ее детское прозвище! Энджи опустила руки на колени, браслеты тихо звякнули. — Весточка из прошлого. Больше никто не зовет меня Ветерком. С их последнего разговора, когда она пыталась убедить его в том, что они с Брук совершенно не подходят друг другу. Он тогда был слишком молод и вспыльчив, чтобы придавать значение ее словам. — Прошло всего лишь пять лет, но ты прав. Я изменилась, ты изменился, все изменилось, — сказала она, и темнота вдруг показалась еще плотнее и непрогляднее. — Сожалею о твоем отце. Он очень страдал, последние недели сказались и на вас. Жаль, что меня не было рядом, я надеюсь… — Ты же пришла говорить о другом. Подобные слова я уже слышал много раз. — Да, но не от меня. — Она непокорно дернула головой в своей привычной манере. — Мне есть, что тебе сказать, и в этот раз я хочу, чтобы ты дослушал меня до конца. Ее голос и сочувственный блеск темных глаз встревожил его, и он начал подниматься. Энджи положила руку ему на колено. — Ты получил мое письмо? — спросила она. Да, получил, сразу после гибели Брук. Что она ждала от него? Благодарности за добрые слова? Как будто они помогли ему справиться с горем и залечили израненное сердце! — Дурацкое письмо — это все, что я могла отослать, — продолжила Энджи извиняющимся тоном. — Я бы хотела быть рядом, найти подходящие слова. — Неважно. — Для меня важно. — Она накрыла ладонью его кулак на бедре. — Мне следовало оставаться рядом. Что же я за друг после этого? И что на такое ответить? Неужели она ждет, что он будет сидеть, как священник на исповеди, и слушать раскаяние в грехах? Он надеялся, что она пришла не за прощением, которое он все равно был не в силах дать! — Твоя дружба очень многое значит для меня. Мы все еще друзья, Ти Джи? Его детское прозвище странно прозвучало в ее устах. Он чувствовал мягкую тяжесть ее руки, в ноздри снова ударил чувственный аромат духов. Томас высвободил руку и переложил ее ладонь к ней на колено. — Томас! — Она резко выдохнула. — Разве ты не можешь хотя бы притвориться, что принимаешь сочувствие друга? Тебе что, так трудно сделать усилие? Когда он не ответил, она медленно покачала головой. Кончики волос коснулись его обнаженного предплечья, как холодная насмешка. Он не видел в ней друга. Маленькая Энджи превратилась в женщину. — Я пришла принести свои извинения, — коротко подытожила она. — И теперь оставлю тебя наслаждаться одиночеством. Она уже начала подниматься — на этот раз без шоры на его плечо, — и Томас собирался позволить ей уйти. К чему вопросы? — Это все, ради чего ты явилась? — О, да ладно тебе. — Девушка остановилась, ее смех поплыл в воздухе, такой же мягкий, как ночь. — Что хотела, то сказала. — Но? — Я же вижу, ты беспокоишься о завещании. — Она опять села, и он, почувствовав проницательный взгляд на своем лице, что-то уклончиво пробурчал. — Стоит поговорить с братьями. — Что толку, уже говорил. — Проблема в том, как ты собираешься выбрать мать для своего ребенка. Томас фыркнул. — Я так поняла, все в равных условиях. Один ребенок на троих. — И ты хочешь, чтобы я положился на братьев? Тогда мы точно потеряем все. — Он сделал широкий жест, обводя фамильные владения. Камерука — единственное место, где он хотел жить, единственное, что осталось ему после того, как авиакатастрофа унесла жизнь его жены, его счастье и его будущее. — Твои братья знают, что Камерука для тебя все, — мягко сказала Энджи. Это та благословенная земля, где он может дышать. — Алекс говорит, что собирается жениться на Сюзане. — Да, когда в их расписаниях совпадет свободный денек. Что касается Рэйфа… — Томас наморщил нос. — Плейбой, одним словом, — согласилась она. — Зачем твой отец выдвинул такие условия? — Ради Мо. Девушка раздумывала. — Он знал, что ради Мо вы, парни, сделаете все возможное и невозможное. Но ему следовало знать, что она не захочет подобной жертвы. Она не будет счастлива, пока вы не будете счастливы, по воле отца или собственной. — Да, но она не должна ничего знать об этом. Вот почему завещание Конрадс читал в ее отсутствие. — Твой отец гений! — Она бросила на него быстрый взгляд. — Чертовски умен. Самый быстрый способ отвлечь вас от скорби. Томас резко повернулся. У Энджи необычное мышление. — Гений? — произнес он вслух. Хорошенькое определение! Подходит ли оно отцу, который столько сделал для своих детей? — У него получилось, не так ли? — спросила она. Дьявол, у них действительно не хватило времени на слезы. После того как Конрадс вызвал всех троих в библиотеку, их печаль превратилась в гнев. Томас нетерпеливо тряхнул головой. — Какими бы ни были его основания, действия за нами. Энджи молчала, серьезная и задумчивая. — И что? — гаркнул он. — Рэйф говорит, ты ни с кем не встречаешься. Томас хорошо знал привычку брата болтать о чужой личной жизни. — Что, черт возьми, Рэйф может знать об этом? Первый раз в жизни Энджи отвела глаза в сторону. Он не хочет обсуждать свою личную жизнь ни с ней, ни с Рэйфом, ни с кем другим. Что еще хуже, теперь он знает, о чем они говорили в его отсутствие. — Хорошо, у тебя есть план? — спросила она. — Тот, с деньгами, не подойдет. — Почему? — Томас, ты действительно хочешь, чтобы у твоего ребенка мать была определенного сорта? — Какого сорта? Энджи округлила глаза. — Того сорта, что берут деньги за определенные услуги. — Я не имел в виду проститутку. — Неужели? Что-то в ее тоне, а может, во вздернутых бровях, расстроило его. — Есть идеи получше? Женщины не выстраиваются в очередь для зачатия моего ребенка. — Да посмотри на себя! — Она сузила глаза. — Женщины любят красивых одиноких ковбоев. — Глупости! Она нетерпеливо цокнула языком. — Как-нибудь слетай в город, увидишь, женщины всех возрастов будут оборачиваться тебе вслед. Ты же женская фантазия во плоти. Фантазия? Но ему-то нужна живая женщина. — Назови мне хоть одну, — сухо отрезал он, — которая бы захотела от меня ребенка. Она медленно приблизилась к его лицу. — Я. ГЛАВА ВТОРАЯ В воздухе повисло тягостное молчание. Она ненормальная? Определенно. Иначе быть не могло. Энджи хихикнула. — Одна претендентка у тебя есть, верно? Ее сердце сильно билось, кожа горела. Пылкое признание готовилось сорваться с языка. Томас, я люблю тебя всю свою жизнь. И с тех пор как мне исполнилось тринадцать, я хочу выйти за тебя замуж. А в четырнадцать я уже дала имя нашим будущим детям — троим мальчикам с твоими голубыми глазами. Впрочем, пусть прошлое останется прошлым. Она пришла сюда спасти свою дружбу. — Зачем тебе это? Только бы не рассмеяться, лихорадочно думала девушка. — Сама не знаю. — Девушка помолчала. — Неужели моя идея настолько плоха? Энджи чувствовала на себе его изучающий взгляд. Обдумывает, прикидывает? Он и она, кожа к коже, занимаются тем, что требуется для создания детей. Ее сердце подпрыгнуло, к горлу подкатил комок. — Ты не можешь говорить серьезно, — медленно начал он, — не можешь, и все. Как ты заблуждаешься, усмехнулась про себя Энджи. Я фантазировала о том, как это будет, с самой первой встречи. — Вообще-то я думала, — она растягивала слова, — о занятиях любовью, не о производстве детей. В полночной тишине его вздох казался настоящим взрывом. Он не мог смотреть ей в глаза, подскочил на ноги и принялся расхаживать вдоль каменной стены. Через минуту он обернулся и изумленно посмотрел на сидящую девушку. — Энджи, ты же не серьезно… ты… ты… — Так непривлекательна, что ты не можешь спать со мной ., даже ради Камеруки? — закончила она за него. — Не нужно говорить за меня. Ты не знаешь моих мыслей, — строго отчитал он ее. Темнота и расстояние между ними не давали ей прочитать выражение его лица, но Энджи не собиралась сдаваться. Момент истины настал. — Тогда почему бы тебе не сказать правду? Почему моя идея вызывает у тебя ужас? — Господи, Энджи, все очень серьезно. Мне нужен ребенок. — Томас двинулся к ней с каменным выражением лица. — Ребенок, чья мать согласится воспитывать его одна. Энджи уперла руки в бока и прищурилась. — Ты имеешь в виду, что не хочешь принимать участие в воспитании? — Именно. — Но почему? — Она покачала головой и скрестила руки на груди. — Камерука изумительное место для того, чтобы растить ребенка и… — Не все думают, что оно замечательное. — Твой отец так думал, раз выбрал его для вас. Полагаешь, он хотел, чтобы ты всего лишь стал «жеребцом-производителем»? — Мне плевать на то, что он хотел. — Правда? Тогда ты очень изменился. — Тебе придется с этим смириться! Некоторое время они молча, с ненавистью взирали друг на друга. И вдруг Энджи осознала, что за его грубостью прячется страх за себя, за братьев, за то, что они не смогут выполнить условия завещания и потеряют все. Этого не должно случиться. Сердце в ее груди сжалось от сочувствия. Как бы ни изменились он, она и мир вокруг них, одна вещь осталась неизменной. Она все еще любила этого мужчину так, что могла сдвинуть горы, лишь бы облегчить его страдания. Слезы выступили у нее на глазах, и она потянулась вперед, чтобы погладить его по щеке. Томас, словно защищаясь, поднял обе руки. — Забудь, Энджи, забудь о жалости и об этом безумном разговоре! Ее руки упали вниз. Хорошо, она притворится, нацепит маску безразличия, спрячется за равнодушие. Сейчас ее союзники — сдержанность и самообладание. — Я постараюсь забыть, — сказала она, медленно отходя в сторону. — Но какова твоя альтернатива? Ты собираешься найти женщину, которая за деньги выносит и родит тебе ребенка. Незащищенный секс с незнакомым партнером — дело рискованное. — Энджи помолчала, затем продолжила: — Если только речь не идет об искусственном оплодотворении. Женщина сдаст анализы, врачи сделают пробы, и никакой интимности не потребуется. Я так понимаю, в твоей ситуации это единственный выход? На его щеках заходили желваки, он не хотел ни интимности, ни разговоров о ней. Но он сам во всем виноват, и Энджи, разумеется, права. — Но тесты и проверки займут много времени, а у тебя его нет. Три месяца на раскачку? — Энджи поморщилась. — Зачать ребенка не всегда удается сразу. — Почему же? В скотоводстве очень распространен метод искусственного осеменения. Энджи усмехнулась и пожала плечами. — Я, конечно, процесс искусственного оплодотворения подробно не исследовала, но кое-что читала. Я пытаюсь помочь тебе найти решение, рассматривая все возможные способы. — А мое мнение тебя не волнует? — Ты все равно никогда не слушался моих советов, так с чего вдруг начинать? — А ты никогда не скупилась на предложения. Он говорит об их недавней ссоре? О том, как она отговаривала его от женитьбы на Брук? Энджи взглянула Томасу в лицо и встретила негодующий враждебный синий огонь в глазах. — Мне казалось, ты хочешь поговорить, — начала она, в душе смирившись с тщетностью своих попыток наладить отношения. — Но теперь вижу, что тебе легче говорить с утесом. По крайней мере, он не ответит тебе ничего такого, чего бы ты не хотел слышать! Судя по надменному взгляду и сжатым кулакам, дальнейший разговор ничего хорошего не предвещал. — Я предложила тебе помощь, Томас. Твой ответ — забудь. — Девушка подняла руку. — Завтра утром я улечу и перестану лезть к тебе с глупыми советами. Поступай, как знаешь. Томас смотрел ей вслед. Последний раз, когда она предложила свой совет, он не захотел слушать. Я знаю, ты думаешь, что любишь ее, Ти Джи, но не спеши со свадьбой, убедись, что Брук сможет жить здесь. Он проигнорировал слова Энджи, и они с Брук поплатились за это. Три года страсти, конфликтов и одиночества. Три года, которые закончились ссорой и невозможностью примириться. Брук ушла навсегда. Другие женщины его не интересуют, но нужна одна, чтобы выполнить последнюю волю отца. Ради матери, ради Камеруки, ради братьев, ради себя самого. И этой женщиной не может быть Энджи. Нет. Их подруга детства привыкла играть только по своим правилам. Непредсказуемость — единственная предсказуемая черта ее характера. Энджи всегда выкидывала подобные штучки. Она думала о сексе с ним, а не о ребенке. Сама призналась. Томас напрягся, яркие образы всплыли в голове. С сердитым ворчанием он бросился по тропинке к дому. Слава богу, у него хватило ума отклонить ее предложение. Она говорила не подумав, сгоряча. Запал пройдет, и она забудет о своей идее. Женщина, не способная продержаться на одном месте и месяц, не может стать матерью его ребенка. Конечно, она изменилась, повзрослела, но душа у нее так и осталась… цыганская. Дома у дверей он обнаружил Рэйфа. Если бы он не был так озадачен мыслями об Энджи, то предвидел бы нечто подобное и попытался войти в дом с другой стороны. — Алекс пошел спать? — спросил Томас, ступая на веранду. — На телефоне висит. Бизнес превыше всего. Даже в день похорон отца он не смог забыть о делах. И в этом весь Алекс. Рэйф поднял свой стакан. — Присоединишься? — В другой раз. Томас потянулся к ручке двери, но Рэйф преградил ему путь. — Разве ты не должен быть с Энджи? Томас напрягся: или брат уже встретил девушку, или видел, как она воспользовалась боковой дверью, и заподозрил неладное. — Разве она не внутри? — Комната пуста. Томас скрестил руки на груди, давая понять старшему брату, что не намерен продолжать этот разговор. — У меня есть подозрение, что вы разговаривали о завещании. — Брат поджал губы и посмотрел на Томаса сквозь стекло стакана. Токайское вино было того же цвета, что и глаза Энджи. — Мне кажется, у нашей малышки есть ответ на наш вопрос. — Это не ее проблема, — сурово ответил Томас. — Оставь ее в покое. — Она знает всю историю, так что долгие объяснения ей не понадобятся. И Мо любит ее как родную дочь. В том-то и проблема. Энджи с братьями росли как члены семейства Карлайл. Их отец готовил для семьи Чеза Карлайла. Он переехал в Камеруку после смерти жены, оставив работу в любимом ресторане Моры. Чез умел переманивать людей. Морис занял один из коттеджей, но его дети проводили все время в главном доме поместья. Шестеро детей из обеих семей вместе росли, вместе играли и вместе ходили в школу. — По моему мнению, — продолжал Рэйф, — Энджи — прекрасное решение нашей проблемы. — А по-моему, она член семьи. — Сестра? — удивленно воскликнул Рэйф. — Раньше, возможно, но теперь, после ее возвращения из Италии, все изменилось. — Рэйф в упор рассматривал брата. — Ты заметил ее походку? Чувственное покачивание бедер и легкую юбку, липнущую к ногам? И золотые цепочки на щиколотках, сверкающие на оливковой коже? — Нет. — Печально, но я тебе верю. — Старший брат покачал головой, на его лице появилось странное выражение. Смесь жалости и отвращения. — Хотя в этом случае задача облегчается. Если Энджи тебя не интересует, тогда я обращусь к ней за помощью. Спать с Рэйфом и зачать его ребенка? Теперь пришла очередь Томаса качать головой. — Ты и Энджи? Никогда. — Почему? Томас только сейчас заметил, что сжал кулаки, и заставил себя разжать их. — Почему ты думаешь, что она захочет помочь одному из нас? — Ей кажется, что она у нас в долгу. Мо всегда считала ее дочерью, отец оплатил ее обучение в престижной школе и выплачивал пенсию Морису. — Чушь. — Конечно, старший Карлайл сделал много для семьи своего повара… но он любил Мориса как друга. — Она ничего нам не должна. — Она думает иначе. — Просить ее зачать для нас ребенка? Ты, вероятно, шутишь? — Томас не мог дальше говорить, слова застряли в горле. — У меня никого другого нет на примете. — Я думал, тебе наплевать на свою часть наследства. — Наплевать. — Рэйф допил остатки вина и хлопнул брата по плечу. — Но я знаю, насколько ты дорожишь своею. — Не мучай себя ради меня. — «Один за всех и все за одного» — твои слова, братишка. У нас есть один-единственный способ выполнить условия завещания. Наши шансы на успех уменьшатся, если мы возложим почетную миссию только на одного из нас. Здесь нет мучеников, Томас, только реалисты. — Не с Энджи, — сурово отрезал он. — Подумай, братик, она блестящая кандидатура. — И, сжав плечо Томаса в последний раз, Рэйф развернулся и исчез в доме. Силуэт скачущего всадника на фоне чистого неба. Мираж, подумала Энджи и, подняв руку, загородилась от солнца. Горизонт разрезала высокая одинокая сосна. Она сидела на пассажирском месте и внимательно смотрела сквозь переднее стекло автомобиля. Ничто не темнело на каменной гряде за исключением этого дерева. Сумасшедшая женщина, она не только высказывает несбыточные предложения, но и видит несуществующие картинки! С печальным смешком Энджи глубже уселась в кресло. — Ты в порядке? — спросил водитель. — Да, — уверила она Джереми. — Мне кое-кто померещился. — Должно быть, босс. — В самом деле? — Энджи заставила себя говорить спокойно. — Разве он на выезде? — Уехал на рассвете. Наверняка он. Приятно узнать, что у тебя нет видений. Неужели Томас в последнюю минуту передумал? После ночных метаний по кровати Энджи решила, что не ее дело предлагать Томасу выход из трудного положения. Последнее время она сходила с ума, не зная, чем заняться и где жить, но после смерти Чарлза Карлайла поняла, где ее место. Однако оказалось, что здесь ее не ждут. Джереми подвез ее к трапу частного самолета. Глаза девушки неожиданно наполнились слезами, и, прежде чем осознала свои действия, она вдруг бросилась юноше на шею и поцеловала в щеку. Джереми смутился, и Энджи стало неловко. — Береги себя, веди машину аккуратно. Господи, она говорит словами своей матери. Да что с ней такое? Машина умчалась, поднимая облако пыли. Эмоциональный срыв и недостаток сна не самым лучшим образом сказались на ее самочувствии. Энджи начала подниматься по ступенькам, двигатели заурчали. Внезапный ветер разметал волосы, поднял юбку, ласково лизнул ноги. Она замерла, чтобы откинуть пряди с лица, и обернулась. И отчетливо увидела всадника, скачущего по равнине прямо к самолету. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Энджи прижала руку к груди. — Не стучи, — приказала она сердцу. Даже если это Томас, то он скачет, чтобы проводить нас или передать последние новости братьям. Рэйф позвал ее в самолет, Алекс уже включил приборы. Она помахала рукой. Никто не держится в седле так хорошо, как Томас. Пульс участился, пока она смотрела, как он спешился и пошел к быстрокрылой машине. Никто не носит джинсы так, как Томас. Поношенные, линялые джинсы и запыленные сапоги сидят на нем как влитые. Одним движением он сдвинул на затылок широкополую шляпу, скрывавшую лицо от ярких лучей утреннего солнца. — Ты почти опоздал. — Здорово, что ты приехал проводить нас, братишка, — хохотнул Рэйф, появляясь на трапе. Типичное братское приветствие. Но когда Томас поднял глаза, смех замер на устах Рэйфа. — Я хотел видеть Энджи. — Не задерживай ее надолго, — предупредил Рэйф. — Алексу не терпится вернуться к работе. Он оставил их одних. В воздухе повисло напряженное молчание. Энджи едва сдержалась, чтобы не завопить от нетерпения. — Ты приехал из-за нашего ночного разговора? — Я долго думал над твоими словами… Они одновременно заговорили и одновременно замолчали. Их глаза встретились. — Ты первый, — сумела пробормотать Энджи. — Давай. — Когда ты говорила о том, что… можешь зачать ребенка, ты имела в виду меня? Она вытянулась в струнку. — Или намекала на то, что выносишь ребенка для любого из нас, в том числе для Алекса и Рэйфа? Он кинул взгляд на самолет, и у Энджи вырвался из горла кашель пополам со смехом. Рэйфа или Алекса? Томас переминался с ноги на ногу. — Рэйф думает, ты сделаешь это, поскольку считаешь, что твоя семья у нас в должниках. — Ты обсуждал мое предложение с Рэйфом? — не веря своим ушам, переспросила Энджи. — Он полагает, ты превосходная кандидатура. — А ты, Томас? Ты сделал свой выбор? — Я думал над этим всю ночь. — В уголках синих глаз появились морщинки. — Ты поможешь мне, Энджи? Простой вопрос, произнесенный искренне и тихо, а у нее внутри словно ураган разыгрался. Неужели он не понимает, что она ни в чем не сумеет ему отказать? — Да, — тихо ответила она. Ноздри мужчины раздулись, глаза сверкнули… — Почему? Потому что ты мне нужен, и я люблю тебя. — Потому что могу это сделать. Томас посмотрел в сторону, пробормотал что-то невнятное и медленно вернулся к ее лицу. — Все такая же стремительная. — Отчасти. — Энджи пожала плечами. Они долгое время стояли в молчании, ее сердце гудело в такт двигателям самолета. — Что теперь? — наконец спросила она. — Хочешь, чтобы я осталась? — Нет, — выпалил Томас и нахлобучил шляпу до самых бровей. — Я приеду в Сидней на следующей неделе, и мы сходим к доктору. — Тебе не нужно… — Голос Энджи сорвался, когда она вспомнила, как бойко говорила об ответственности перед гипотетическим половым партнером. — Да, нам следует сдать анализы, чтобы убедиться, что мы оба здоровы. Он пристально посмотрел на нее. — В центре искусственного оплодотворения. — Почему там? — Потому что там и произойдет зачатие. Энджи открыла рот. — Ты шутишь? Судя по крепко сжатым челюстям и стальному блеску глаз, нет. — Искусственное оплодотворение? — прошептала девушка. — Я согласилась помочь естественным путем. — Нет, — резко выдохнул он. Энджи почувствовала, что ей требуется срочно выплеснуть эмоции. Засмеяться, заплакать или завизжать. Она не могла поверить, что вот так просто предложила Томасу переспать с ней, чтобы попытаться зачать ребенка. А он так яростно отказывается. Боль была невыносимой. — Идея переспать со мной настолько тебе отвратительна, что ты предпочитаешь искусственное осеменение? Большинство мужчин… — Оставь, Энджи! — Томас тихо выругался. — Почему? — Она спустилась вниз и оказалась на уровне его лица. Томас тяжело дышал. — По-другому я не смогу. — Это всего лишь секс, — распалилась девушка, больше не в силах сдерживать свой гнев. — Просто ляжешь на спину, закроешь глаза и будешь думать о Камеруке. Их взгляды скрестились, враждебные и яростные. Никто и не заметил Рэйфа, пока тот не кашлянул. — Извините, что прерываю. Но нам пора двигать. — Две минуты. — Энджи не обернулась, лишь взмахнула рукой. — Дайте мне две минуты. Она не знала, что делать с этими драгоценными минутами. Схватить его голову обеими руками и поцеловать, чтобы доказать, что она — женщина, которая ему нужна? Энджи наклонилась ближе, и у нее сжалось сердце, он выглядел растерянным и измученным… Ах, Томас… Энджи хотела поцеловать его так сильно, что губы пересохли. Внутреннее чутье подсказало, что он уже готов отпрянуть, и девушка нырнула под поля его шляпы. Широко раскрытыми глазами она увидела удивление во взгляде Томаса. Он живо отвернул лицо, и Энджи поцеловала… утренний воздух. — Ты даже поцелуя не выносишь? — спросила она. Томас снова натянул шляпу на лоб. — Черт, Энджи, если ты хочешь помочь, то почему не моим способом? Потому что это ее шанс быть с ним, и, возможно, последний. Если она сможет создать с ним семью, тогда его и ее израненное сердце успокоится. Она не знает, сумеет ли довести дело до конца, но отказываться от своего шанса не станет. Только, признавшись в своих чувствах, не увидит ли она его могучую спину — вот в чем вопрос? Энджи скрестила руки на груди и пожала плечами. — Если я жертвую собой ради ребенка, то не хочу, чтобы меня использовали как червяка для наживки. На мгновение он замер, затем снова поправил шляпу и отступил назад. — Это бизнес, Энджи, не веселье. — Будто бизнес не может быть веселым? — Больше нет, — сурово отрезал он и зашагал прочь. — Хорошая работа, Энджи, — высунулся из салона Рэйф. Она не обернулась, лишь смотрела в спину удаляющемуся Томасу. Его плечи ссутулились, голова поникла. — Я только что потеряла друга, — тихо пробормотала она. Рука Рэйфа сжала ей плечо, но поддержка и утешение не помогли расслабиться. — Ты дала ему время подумать до следующей недели? Она нахмурилась. — А что будет на следующей неделе? — Еще одна встреча с адвокатом. Энджи растерянно посмотрела на всадника в шляпе. — Полагаешь, он передумает? — Надо его подтолкнуть. — Подтолкнуть? — подозрительно переспросила она. — Прошлой ночью я намекнул, что буду счастлив сделать тебя матерью своего ребенка. И мой маленький брат очень яростно возражал. — Я тоже яростно возражаю! Рэйф поморщился. — Да, но ему не нужно знать об этом. — Что ты предлагаешь? — Маленькая конкуренция поднимет твои шансы, малышка. Страсть к соперничеству — фамильная черта Карлайлов. Энджи снова метнула взгляд на ссутулившуюся фигуру на коне, и ее сердце подскочило в груди. — Хорошая работа, Энджи, — повторил Рэйф и покачал головой. — В смысле? — Готов поспорить, что он в данный момент представляет тебя в своей постели. — Вы рассматривали с адвокатом другие способы? Томас почувствовал на себе пристальные взгляды братьев и поднял глаза от тарелки. Вокруг них кипела бурная жизнь «Карлайл Гранд-отеля». Патроны трапезничали. Официанты ждали навытяжку. Томас ничего не замечал. Он не помнил, что ел и что они обсуждали во время еды. Его внимание сосредоточилось на последней встрече с Джеком Конрадсом и их предыдущей беседе в библиотеке поместья. Финал оказался прост: они могут бойкотировать завещание отца, но тогда им всю жизнь придется мириться с тем, что они не выполнили его последнюю волю. — Другие способы… — Рэйф откинулся на спинку стула. — Управления отелем? — Зачатия ребенка, — объяснил Томас — Искусственное зачатие. Я думал пойти в… — Он нахмурился, подыскивая правильный термин. — Как называются эти места? — Фермы по размножению людей? — съязвил Рэйф. — Клиника. — Алекс отложил столовые приборы, не спуская с младшего брата тяжелого взгляда. Таким взглядом он часто пользовался на заседаниях, чтобы показать, кто в королевстве хозяин. — Тебе не придется это делать. Сообщение, которое я получил… Томас вспомнил, как пиликал телефон брата все утро. — Сюзанна согласилась выйти за меня замуж. Повисло удручающее молчание. Первым очнулся Рэйф. — Ты просил ее выйти за тебя замуж сообщением с мобильного телефона? — Она знает, что у нас очень мало свободного времени. Я просил ее дать мне знать, как только она примет решение. — А говорят, романтика умерла, — сокрушительно покачал головой Рэйф. Тут Томас был полностью на стороне среднего брата. Алекс очень занят, Сюзанна тоже, но… — Не хотите меня поздравить? — спросил Алекс. — Конечно, если придашь себе счастливый вид, — парировал Рэйф. — Ты женишься исключительно из-за воли отца, — догадался Томас. В отличие от старшего брата, он считал, что брак — не бизнес, а любовь, обязательства и уважение. Пока смерть не разлучит нас. — Черт. — Томас скрутил салфетку, бросил ее на стол и случайно опрокинул солонку. — Тебе не нужно жениться. — Нужно, — Алекс сложил свою салфетку. — Я так и сделаю. — Когда свадьба? — спросил Рэйф. — У нас в запасе еще тридцать дней. Поженимся, как только сможем. Правда, мы еще не решили, где. — Не дома? Мо хотела бы присутствовать. Под домом Томас подразумевал Камеруку, где он сейчас жил с матерью. Она редко покидала пределы их владений. После потери своего четвертого ребенка и раздутого по этому поводу в прессе скандала, жена великого Чарлза Карлайла презирала города, толпы зевак и фотографов. — Мы ведем на этот счет переговоры, — ответил Алекс. — Не обижайся, но, — осторожно начал Рэйф, — Сюзанна знает, что от нее тут же ждут наследника? — Знает. — Старший Карлайл посмотрел на часы. — У меня встреча, но я хочу, чтобы вы оба знали: я думаю, что выполню условие завещания. Рэйф и Томас обменялись взглядами. — Надеюсь, у тебя все получится, — кивнул Рэйф. Они дружно встали, и Томас протянул руку Алексу. — Поздравляю, брат. Крепкое рукопожатие — настоящий братский союз, который ничто не в силах разрушить. Томас, Алекс и Рэйф знали, что, если возникнет необходимость, они вместе спустятся в ад и поднимутся к вратам рая. Затем Алекс, лавируя меж столиками, двинулся к выходу. Братья какое-то время молча смотрели ему вслед. — Полагаешь, он делал предложение по телефону или по электронной почте? — Все равно. — Томас провел рукой по лицу. — Сюзанна — хорошая, но она… Сюзанна. Не Сьюзи для краткости, как Энджи от Анжелины. Всегда три полных слога, всегда официально и по-деловому. — Холодная и безликая, — продолжал Томас. — Думаешь, они прибегнут к искусственному оплодотворению? — Не знаю. — Поживем — увидим, — Рэйф указал головой на дверь. — Ты готов? Пока они шли к вестибюлю, темы разговоров исчерпались. — Ты знаешь, что Энджи работает здесь? — наконец небрежно спросил Рэйф. Томас напрягся. — Официанткой? — Секретарем в моем офисе, глупый. Она спросила, есть ли у меня работа, когда мы летели в самолете после… Рэйф сделал широкий жест и продолжил: — Я так понимаю, ты даже не рассматривал ее предложение? Глаза Томаса сузились. — Она тебе все рассказала? — Мы о многом поболтали. Последнюю неделю мы часто видимся. Что значит «болтали» и «часто видимся»? Томас заставил себя разжать кулаки и спросил: — Я думаю, мы должны подстраховать Алекса. Ведь у нас у всех не так много времени в запасе. Что ты будешь делать по поводу ребенка? — У меня несколько кандидатур. — Энджи? — не удержался Томас. — Возможно. — Поджав губы, Рэйф изучал брата. — Это не проблема, тем более, если ты решил уйти в тень. — Это уж точно. Что еще он может сказать? Томас пожал руку брату и подождал, пока за ним закроется дверь. Его собственный выбор — клиника, неизвестная, безымянная женщина. Никакой страсти, никаких обязательств и переживаний. Закрой глаза, ляг на спину и думай о Каме-руке. Сколько раз за последнюю неделю он закрывал глаза, лежа на простынях, и думал об Энджи? О ее мягких губах, экзотическом запахе, темных глазах, обещающих ночи страсти. Только секс. Только бы обмануть прошлое и настроиться на положительный результат. Он представил Энджи с ребенком на руках… С ребенком Рэйфа? Брат подобен молнии, женщины не говорят ему «нет». Успеет ли он, Томас, вмешаться? И мгновение спустя, вместо того чтобы шагать по улице, взирая безразличным взглядом на людей, Томас снова оказался в лифте отеля. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Офис оказался пуст, но сомневаться в том, что это ее рабочее место, не приходилось. Два дня — короткий срок для смены таблички на двери, но повсюду были заметны следы ее пребывания. По словам Алекса, Энджи — настоящее офисное несчастье, впрочем, она сама считала беспорядок неотъемлемой составляющей творческого процесса. Среди папок и документов стояла ярко-синяя кружка, и Томас точно знал, что она не пуста. Энджи редко заканчивает то, что начала. Он прогулялся вокруг стола и проверил. Точно. В чашке чернел кофе. Томас криво усмехнулся и повел носом. Запах духов… Вероятно, из красного стеклянного флакона, брошенного незакрытым на столе. Рядом стоял фотоколлаж в рамке: улыбающаяся мама в день свадьбы, изможденный отец в дни болезни и трое детей четы Мори у пруда в Камеруке. Он там был в тот день, вероятно, даже снимал их. Как много времени утекло. Он поставил рамку рядом с кружкой. Она работает на Рэйфа, но как долго собирается оставаться здесь? Готова ли она вести оседлую жизнь и воспитывать ребенка? Он задумчиво провел пальцем по краю чашки, по блестящему следу помады. Энджи — знакомая незнакомка, женщина, чьи губы нежно-розового цвета прижимались к его собственным в обещании страсти, чьи бархатные карие глаза завораживали своей красотой, — была совсем не похожа на смеющуюся девчушку с фотографии. Эта девчушка превратилась в женщину, спокойно предлагающую секс в качестве развлечения. Со вздохом он резко оттолкнулся от стола, чуть не уронил чашку, нечаянно сдвинул в сторону бумаги и увидел книгу. «Как зачать ребенка». Томас все еще смотрел на обложку, не веря своим глазам, когда Энджи вернулась. Он услышал быстрый стук каблучков, который напомнил ему о поцелуе — сладком, греховном приглашении к любви, — и испугался… Тело странно отреагировало на ее присутствие. В горле пересохло, живот свело судорогой. Он не знал, как избавиться от своей неловкости. Огромные карие глаза в удивлении уставились на него. — Не ожидала встретить тебя здесь. — Девушка вошла в комнату и улыбнулась с теплотой, которая свидетельствовала о том, что она вовсе не против подобного сюрприза. — Как прошла встреча? Естественно, она знала о переговорах с адвокатом, Рэйф позаботился. — Пустая трата времени, — бросил он, в душе распаляясь при мысли о том, что она и его брат, возможно, собираются заняться любовью. — Безвыходное положение? — Вот именно. — Итак, придется делать ребенка. — Не вопрос, а утверждение. Энджи присела на край стола. Она могла бы участвовать в конкурсе «Офисная леди»: белая накрахмаленная рубашка, черная до колен юбка, зачесанные в «хвост» волосы и красивая золотая цепочка на шее с кулоном в виде буквы Э «. Взгляд девушки упал на книгу в его руках, и ее улыбка угасла. Томас побарабанил пальцами по обложке. — Интересный выбор. — Подумала, коли хочешь помочь друзьям, нужно изучить тему. — Рэйфу? — Рэйфу, Алексу или Томасу, — сказала она без колебаний. — Занимательное чтение, хотя название не соответствует содержанию. Значит, книга была выбрана не случайно. — Ты не знал, что каждый месяц только семнадцать процентов половых актов имеют шанс на зачатие? Ты должен начать немедленно! — Вот почему я здесь. Их глаза встретились, и Томас сам удивился своим поспешным словам. — Ты передумал? — спросила она. — А ты? — По поводу искусственного оплодотворения? — Она взяла у него книгу и бросила на стол. — Нет. — А помочь мне все еще хочешь? — Мое предложение остается в силе. — Вероятно, нам удастся найти компромисс. — Правда? — Девушка подняла брови и минуту молча разглядывала его. — И? Томас вдруг понял, что ответа у него нет. Он его не нашел, он вообще не знал, зачем пришел сюда. Он хотел убедить Энджи не встречаться с Рэйфом, но как… — Понятно. — Она прервала его мысли. — Ты сам не знаешь, зачем пришел? Ничего не изменилось с прошлой недели. — Ты не знаешь. — Я знаю, что тебе неприятно целовать меня, не говоря уже о другом. — Она резко выдохнула и повернулась, чтобы уйти, но Томас схватил ее за руку. Она долго стояла, разглядывая своего нежданного гостя расширенными от удивления глазами. Томас мучительно собирался с мыслями. Им необходимо объясниться. Сейчас. — На прошлой неделе ты застала меня врасплох. — Хочешь сказать… — она подняла подбородок, — что, если бы я тебя предупредила, ты бы не возражал против моего поцелуя? — Я не знаю. — Ты не знаешь, — тихо повторила Энджи, и глаза у нее потемнели и сузились. — Хочешь узнать сейчас? Или отпустишь меня и я вернусь к работе? Вызов в ее глазах подтолкнул его к решению. Это только поцелуй, сказал себе Томас, но самовнушение не помогло. Чем дольше он будет тянуть, тем глупее все будет выглядеть. Это только секс. Надо провести тест. Если он сможет поцеловать ее, тогда, вероятно, сможет и все остальное. Вероятно. Он слышал, как с ее губ слетает легкое дыхание, чувствовал, что она уже готова слиться в поцелуе. Их глаза встретились. Он остановился. — Вперед, — мягко подтолкнула она. — Я не буду кусаться, пока ты сам об этом не попросишь. Голова у него закружилась, он ослеп, оглох и онемел. Это всего лишь Энджи, подруга юности… Энджи вздохнула и покачала головой. — Я пошутила. Ты шуток вообще не понимаешь? Томас угрюмо подумал, что момент для шуток совсем не подходящий. Видимо, она прочла это по его лицу, наклонилась вперед и дотронулась большим пальцем руки до его подбородка. Потом вдруг стремительно приблизилась и поцеловала. Он ощутил мягкость губ и влагу языка и… сделал шаг назад. Она улыбнулась и прошептала: — Извини. Извинить за что? За то, что одним прикосновением языка она лишила его дара речи? Томас пытался выразить свое удивление словами, спросить, что она имеет в виду, но Энджи взяла его лицо обеими руками — как около самолета — и проникновенно заглянула в глаза. — Заметь, предупреждаю. — Она поцеловала сначала один уголок его рта, затем другой. — Я собираюсь тебя поцеловать. И, прежде чем он успел осознать свои желания, приблизила к нему свои губы на этот раз сдержан но, словно ожидала активных действий от него. Мужская натура вскипела, но строгий голос в голове приказал сдержать эмоции. — Расслабься, — прошептала девушка и погладила шероховатые от щетины щеки. — Это всего-навсего поцелуй. Затем она сама поцеловала его с жаром, энергией и всей страстностью, свойственной ей в поступках и мыслях. Из ее горла вырвался сдавленный низкий стон, от которого у Томаса помутился рассудок. Он сдался, закрыл глаза, запустил руки в ее густые волосы и ответил на призыв. Господи, что это был за ответ. Он вложил в него всю свою тоску по нежности и любви, по всему тому, чего он лишился со смертью Брук. Такой поцелуй обещает продолжение, но сейчас он не готов к интимности. Пусть поцелуй послужит доказательством, что он сможет пересилить себя ради будущего наследника Камеруки. Томас легко отстранился, боясь потерять равновесие и рухнуть на пол. Энджи снова уселась на стол и покачала головой, словно избавляясь от любовного дурмана. Она скрестила руки на груди, и взгляд Томаса помимо его воли метнулся к изящным округлостям. Томас заставил себя сконцентрироваться на следующем шаге. Первый уже сделан. — Итак, — выдохнула Энджи. — Кажется, все не так плохо. Он на секунду посмотрел ей в глаза и тут же отвернулся. — Ты все еще хочешь мне помочь? Она молчала довольно долго, он уже собирался повторить вопрос, но она начала крутить цепочку на шее. Жилка на ее шее отчетливо пульсировала. — Моим способом. — Хорошо. — Тогда, — осторожно начала она. — Нам предстоит пойти гораздо дальше поцелуя. — Знаю. — Думаешь, ты сможешь скинуть одежду и залезть со мной в кровать? — Наверное. — Господи, не стоит оговаривать каждый шаг. Он и так неловко себя чувствует, поэтому мнется как болван. — Я не знаю, но хочу попробовать. — Потому что ты хочешь завести ребенка. — Он мне нужен. — Хорошо. В ее голосе послышались металлические нотки, и Томас понял, что говорит глупости. Он не находил слова, чтобы исправить положение. Он ничего не может предложить: ни обещаний, ни свиданий, ни обходительности. На это нет времени. Ему остается только молить о помощи. — Я не жду, что ты сразу согласишься, — спохватился он. — Может, устроим пробу? — Пробу? — Одна ночь без обязательств. Если все пройдет хорошо, потом поговорим о… — О ребенке? — Она загадочно посмотрела на него. — Ладно. Ладно? Томас вздрогнул. Земля поплыла у него под ногами. Но девушка вдруг разразилась градом вопросов, заставив его встрепенуться. — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой домой? — услышал он. — Нет! — Не в его доме, не в его кровати. — Нет, — повторил Томас спокойнее. — Не думаю, что это хорошая идея. — Я не могу пригласить тебя к себе, потому что у меня нет дома. Я живу у Карло. У брата и его друга. Не подходит. — Думаю, нам нужно сохранить нашу встречу в секрете. — В случае, если все окажется ужасно и мы не сможем смотреть в глаза друг другу? — На случай провала, — Томас отказывался думать о худшем повороте событий, — лучше всего подойдет нейтральная территория. — Хороший вариант — номер в отеле. Учитывая ваш семейный бизнес, забронировать номер будет несложно. — Ее глаза оставались серьезными, несмотря на иронию в голосе. Она медленно облизала губы. — Когда ты хочешь устроить… пробы? — Я не знаю, когда смогу вырваться. — Ты уже здесь, — заметила Энджи, снова скрещивая руки. Томас старался сконцентрироваться на словах, а не на ее теле. Земля опять поплыла под ногами. — Поцелуй оказался удачным здесь и сейчас, — напомнила она. — Так зачем откладывать продолжение? Она расправила юбку и обошла вокруг стола. — Ты планировал остаться здесь на ночь? Мужчина кивнул, Энджи взяла трубку и начала набирать номер. — С Алексом или в отдельном номере? — В номере. Здесь, — едва выговорил он сквозь сжатые зубы. — Дежурный? — с улыбкой спросила девушка. — Привет, Лиза, это Энджи из офиса мистера Карлайла. У тебя зарезервирован номер для его брата, мистера Томаса Карлайла, на ночь? Да? Номер люкс? Мужчина было запротестовал. — Превосходно, — она просияла, игнорируя его возражения. — Да, Лиза, только на ночь. Нет, мистеру Карлайлу ничего больше не требуется. — Она подняла голову и с вызовом посмотрела на Томаса. Взгляд был прямым и уверенным. Два часа спустя Энджи все еще качала головой, вспоминая, как спокойно и уверенно делала заказ. Она не позволила Томасу прерывать себя и легко расправилась с протестами. — Я еще никогда не бронировала номера люкс, — объяснила она. — Настоящий шик. Затем она села за стол, зажала телефонную трубку между плечом и ухом и заявила, что у нее очень много работы. Прекрасная отговорка для любого случая. К тому же в офис заглянул Рэйф, очевидно привлеченный голосом брата. Томас ушел. Она притворилась, что ужасно занята телефонными звонками. Все же ей нужно было податься в актрисы. Какой талант пропадает! Снаружи сама невозмутимость, внутри настоящий вулкан. Два часа с небольшим пролетели как одна минута, и вот она стоит в лифте и мило улыбается чете японцев. Она на удивление спокойна. Господи, помоги! Энджи приветливо попрощалась с японцами они вышли на пятнадцатом этаже, — прижала руку к животу и глубоко вздохнула. Она знала, что у них с Томасом все пройдет как надо, потому что поцелуй все еще отзывался в каждой клеточке ее тела. Он не хочет ее, но она ему нужна. Если удача улыбнется ей, она сможет заставить его снова жить полной жизнью. Станет его женой и матерью его ребенка. А если их ждет провал? Ей придется искать иных отношений, иной карьеры и иного местожительства? Но она всегда знала, что создана для единственного мужчины, единственного дома и этой самой жизни. Она всегда надеялась на чудо, и теперь… ее надеждам выпал шанс сбыться. Если он не передумает. Энджи остановилась у двери номера — их номера, — перевела дух и постучала. Ожидание тяготило, и трясущимися руками она вставила свою карточку в электронный замок. Красный огонек. Тихо выругавшись, она попробовала еще раз. Зажегся зеленый свет. Девушка толкнула дверь и сделала три неуверенных шага. Тишина. Она проверила огромную мраморную ванную, спальню, кабинет — безнадежно. Номер был величественный, сверкающий роскошью и… пустой. Энджи обошла номер несколько раз и убедилась, что в помещении никого нет. Вряд ли Томас затаился в одном из чуланов. Девушка позвонила дежурному. Никаких сообщений. Затем проверила все столики, полки, стулья, каждую горизонтальную поверхность — вдруг записка завалилась за спинку? Ничего. Уже стоит волноваться? У него много дел в городе, он так редко выбирается из поместья, может, зашел в бар. Томас не трус, пасующий перед быком или женщиной. Энджи никогда не умела ждать, но пускаться на поиски глупо. Не зная, как долго придется коротать время в одиночестве, она решила расслабиться. Девушка заказала бутылку «мерло», затем передумала и попросила французского шампанского. Она пробовала его лишь однажды, на праздновании своего совершеннолетия. Если Томас Карлайл заставляет себя ждать, то пусть роскошь успокоит нервы! До прибытия заказа она наполнила ванну, добавила восхитительной пены с чудесным названием «Благословенное тело», затем выбрала музыку и включила стерео. С шампанским в руке она погрузилась в ароматную теплоту и в этот момент поняла, что… в номере кто-то есть. Она поднялась из воды и подтянула поближе полотенце. Музыка заметно стихла. Пульс девушки участился, грудь набухла. За дверью находился мужчина ее мечты. Тело и сердце знали это наверняка. Энджи снова погрузилась в воду. Интересно хватит ли у нее терпения дождаться того момента, когда он пустится на поиски? ГЛАВА ПЯТАЯ Как долго женщина может принимать ванну? Томас заскрипел зубами, стараясь не обращать внимания на всплески воды и видения гладкой оливковой кожи в своем распаленном мозгу. Прошло две минуты, десять, двадцать — кажется, целая вечность. Он пожалел, что приглушил музыку. Настоящая пытка сознавать, что Энджи от него через две двери, обнаженная и волнующая, а он не знает, что сказать и как начать их свидание. Дьявол. За окном горели огни, на мосту образовалась пробка, по тротуару спешили люди. Все как обычно, за исключением того, что вот-вот должно было случиться. Вдруг он спиной почувствовал движение, увидел отражение в стекле и напрягся. Энджи появилась из ванной в белом халате, прошла в глубь комнаты, и Томас услышал шуршание льда в ведерке с бутылкой. — Могу я предложить тебе стакан шампанского? — как ни в чем не бывало спросила она. — Или предпочитаешь что-нибудь покрепче? Томас отрицательно покачал головой. Свою дозу он уже выпил: достаточно, чтобы рассеять страхи, но не потерять контроль. Энджи наполнила свой бокал и направилась к нему. Босые ноги бесшумно скользили по ковру, золотые браслеты на лодыжке позвякивали. Она остановилась у стереосистемы и нагнулась, чтобы прибавить звук. — Не возражаешь? — спросила она. Нахмурившись, он старался не смотреть на глубокий вырез халата. Его кровь бурлила в такт классическим аккордам. Концерт для фортепьяно с оркестром — странный выбор? — Чем ты занималась? — Расслабляющая терапия, музыка, — она отсалютовала бокалом, — и ванна. — Тебе нужно расслабиться? — Немного. — Уголки ее рта приподнялись. — Теперь у меня есть преимущество. Они прямо посмотрели в глаза друг другу. Обоим было трудно. Но Энджи есть Энджи, она всегда старается найти способ решения проблемы. — Ты уверен, что не хочешь выпить? Или принять ванну? Рекомендую джакузи. Видимо, нежелание всего перечисленного было написано у него на лице. Он в нерешительности застыл посередине комнаты. — Хорошо, тогда снимай рубашку. Она поставила на прикроватный столик стакан и начала разминать пальцы. — Сделаю тебе массаж. — Не надо. — Чушь! Ты выглядишь ужасно зажатым, а люди говорят, что у меня волшебные руки. — Девушка повернулась и кинула через плечо: — Только возьму крем из ванной комнаты и… — Нет. — Без крема? Не надо крема, волшебных рук, обнаженных бедер, восседающих у него на пояснице. — Не нужно ни массажа, ни ванны, ни выпивки. — Томас отставил стакан в сторону. — Тогда… Их глаза встретились, и воздух в комнате загустел. Они пришли сюда для секса не ради удовольствия, а ради ребенка. Энджи судорожно сглотнула и сжала цепочку на шее. — Ну, может, сядем и поговорим? Закажем в номер ужин и бутылку вина. — Ты голодна? — Нет. — Тогда зачем заказывать ужин? Энджи, это не свидание. Ее глаза потемнели от его грубости. Пролетела секунда, и девушка вздернула вверх подбородок. — Хочешь заняться делом? — Да. — Именно. Без фантазий, романтики и разговоров. Впрочем, ему не стоило вести себя так жестоко хотя бы потому, что она делает ему одолжение. — Нервничаешь? И все-таки не стоит срываться на девушке, если ты не можешь справиться со своими страхами. Энджи покраснела и отвела взгляд. — Конечно, — ответила она. — А ты нет? — Почему «конечно»? Ты же сказала, это всего лишь секс. Она покачала головой и выдавила из себя смешок. — Приятно, что ты помнишь мои слова! — Ты имела в виду что-то иное? — Разумеется. И знаешь, если бы я впадала в ступор так же часто, как и ты, у нас вообще бы не появилось шанса зачать ребенка… Он мог спросить, почему женщины всегда изъясняются сложно и путано. Впрочем, это то же самое, что спрашивать, почему за зимой следует весна. Но Энджи… Он всегда считал ее прямолинейной. — Почему ты согласилась? — Я говорила уже. Потому что могу это сделать. — Правду, Энджи. — Он смотрел ей в глаза. — Без шуток. Девушка смотрела на твердо сжатые челюсти и ледяные синие глаза. Она вдруг поняла, что если признается в своих истинных желаниях вернуть его к нормальной жизни, то ее мечты пойдут прахом. Но лгать она не могла, ни ему, ни себе. — Я всегда хотела тебя, — медленно отчеканила она. — И не смотри на меня так удивленно. Я тебе говорила это еще на прошлой неделе у пруда. — Ты преувеличиваешь. — Помнишь мое восемнадцатилетие? — Вечеринку в «Шардис»? Томас машинально кивнул. Глупый вопрос, конечно, помнит, ведь тогда он встретил Брук. — А я помню, как бегала по магазинам в поисках самого красивого и сексуального платья. Оно было белое, струящееся, выгодно подчеркивало мои формы. — Девушка провела руками по бедрам, вызывая в памяти восхищенные вздохи и взгляды парней при ее появлении в ночном клубе. — Я выбирала его для тебя. — Да, но у тебя тогда был друг. — Он был мальчиком, — она пожала плечами, — а ты мужчиной. Томас издал странный звук. — Семь лет прошло. — А я все это время думала о нас, о тебе и обо мне. — Речь идет лишь о сексе, — сурово напомнил он. — Перестань повторять, я прекрасно слышу, но тебе следует знать, что к сексу я отношусь серьезно. Я женщина, или не заметил? — Я же не слепой. Она долго смотрела на него. Значит, он все-таки видел в ней женщину, а не старого приятеля по детским играм. И сколько бы он не твердил про «голый секс», она знает, что между ними может быть нечто большее. Энджи облизала сухие губы. — Помнишь книгу, которую я читала? Так вот, там написано, что лучше меня кандидатки на роль матери тебе не найти, мой цикл точный как часы, двадцать восемь дней, что, между прочим, большая редкость. У меня нет проблем с гинекологией. Я сильная и здоровая. — Ты действительно хочешь иметь ребенка? — Желательно нескольких. Все ангелочки, не плачут и не огорчают маму. Она улыбнулась, а он стал мрачнее тучи. Энджи медленно приблизилась, на ходу распуская волосы, которые от пара приняли свою обычную форму буйных локонов. Она наклонилась и взяла с подоконника свой бокал. — Я устала просто мечтать о тебе. — Девушка сделала глоток шампанского. — Если ты согласен на секс, то мне большего и не надо. Что-то в ее глазах взбудоражило его, и он резко отвернулся к окну. — Тебе придется многим пожертвовать. — Да, но и приобрету я многое. — А работа? — Она временная. Меня заменят. Он ничего не ответил. Уверенность Энджи явно нервировала его. Сейчас он сделался напряженнее, чем когда только пришел сюда. Она сделала еще один глоток шампанского. — Не знаешь, что делать дальше? — спросила она. — Может, пойдем в спальню? — Когда он не ответил, она развернулась и направилась к двери в соседнюю комнату. — Энджи. Она обернулась и увидела в его взгляде целую бурю чувств. — Звезд с неба не жди, — едва вымолвил он. — У меня скромные запросы. Ложь. Семь долгих лет она ждала нужный момент, надеялась, мечтала. И сегодня, когда ее сердце ликует от предвкушения, Томас может все разрушить. Он спросил, нервничает ли она, а сам-то ничего не сказал! Томас с отвращением пригладил волосы. Она отчетливо помнит это чертово платье, как и первую встречу с Брук, с единственной женщиной, которую любил, любит и будет любить. Как он может пройти через это испытание? Как он может снять одежду и лечь в постель с другой женщиной? Что заставило его думать, что с Энджи будет легче, чем с безымянной незнакомкой? И если он хотел честности, то почему не признался в том, что весь последний году него не было секса? Стиснув зубы, Томас боролся со страхом сделать шаг к комнате, дверь которой осталась открытой, как приглашение к греху. Только секс, напомнил он себе. Секс с шикарной женщиной, предлагающей ему то, что так любят остальные мужчины. Скорее всего, она и в постели не робкого десятка. Так что с его стороны потребуется лишь лечь на спину, закрыть глаза и думать о Камеруне. Необходимость принятия решения — как зубная боль, чем дольше думаешь, тем больнее. Но легче сесть в кресло к дантисту, чем пройти в спальню. Если он не будет думать об интимной стороне вопроса и просто сосредоточится на механических действиях, вероятно, ощутит удовлетворение и сделает то, ради чего пришел. Если она не ожидает фантастического секса. Мужчина замер на пороге и уперся взглядом в огромную — на полкомнаты — кровать. Две одинаковые лампы отбрасывали бледный свет на шелковые простыни. Бесподобное ложе для плотских утех. Энджи стояла перед тумбочкой и расчесывала волосы. Их глаза встретились в зеркале. Раздался щелчок, и он осознал, что музыка замолкла. — Чертова влага, — сказала она, обернувшись. — Я ничего не могу поделать. Она говорила о волосах. — Мне нравятся твои волосы. В офисе днем они выглядели слишком… прямыми. — Правда? — Она заправила пряди за уши, но локоны тут же снова рассыпались по плечам. — Не понравилась моя новая прическа? — Если честно, нет. — Ты предпочитаешь непослушные завитки? — Да, — просто ответил он, отчего уголки ее губ приподнялись. Она бы сумела расслабиться, если бы перед глазами все время не маячила кровать. — Я намеревалась снять халат и ожидать тебя лежа, — тихо объяснила она, — но не смогла. Лежать обнаженной в одиночестве… — Хочешь, чтобы я разделся? Темные блестящие глаза впились в него. — Не возражаешь, если я тебе помогу? Нет, если все произойдет быстро. Ответ застрял в горле, поскольку Энджи вытащила края его рубашки из брюк и принялась за пуговицы. Все тело дрожало. Или ему только показалось? Энджи медленно провела пальцами по его груди, поиграла волосками, скользнула к плечам, медленно стянула с него рубашку и бросила на пол. — Развяжи мой халат, — прошептала девушка. Он наблюдал, как она наклонилась вперед и поцеловала его грудь, как длинные ресницы затрепетали и веки закрылись. Ему необходимо держать себя в руках. Он потянул узел на себя, пояс развязался. Она издала возглас одобрения, полы халата разошлись в стороны, и Томас замер. Обаяние ее женственности было безмерно. Томасу захотелось броситься на колени, припасть к полной груди. Но он вдруг вспомнил о своем договоре с Энджи. Секс без обязательств и обещаний. Но разве можно заниматься сексом, не испытывая к партнеру никаких чувств? Он взял в руки ее голову, потянулся за поцелуем и закрыл глаза. Он целовал ее с такой отчаянностью, словно собирался съесть целиком. Нежное касание ее пальцев приводило его в состояние сладкого забытья. Она вдруг присела и начала расстегивать его джинсы. Томас ощутил, как ее темные шелковистые волосы защекотали живот. Еще мгновение и будет поздно, решил он. Томас смутился, отступил в сторону — и сел на край кровати. — Извини. — Ее глаза сделались почти черными от страсти. — Я просто помогала тебе с «молнией». В конце концов, он освободился от одежды. Она все еще внимательно смотрела на него, словно ища поддержки. — Я принесу презервативы, — сумел вымолвить Томас и не узнал собственный голос. — Пойду найду их. В темных глазах промелькнуло удивление. — Иди, если хочешь, — согласилась Энджи. — А можешь оставить их на месте, чтобы попытаться сделать ребенка. ГЛАВА ШЕСТАЯ — Согласно календарю у меня сейчас благоприятный период. Хочешь использовать шанс? Нет, сейчас ему нужен барьер между ними, который отделит его от происходящего, пусть и гипотетически. И как тогда ты сделаешь ребенка? Как сохранишь Камеруку? Томас молча встал и покинул спальню. В гостиной на полпути он остановился, не понимая, что делает и куда идет. Взгляд упал на коробку на бюро. Тебе нужны средства защиты? А вдруг после этого Энджи обидится и передумает заводить ребенка? Если ты можешь сделать это, сделай сейчас. Все, что от тебя требуется, это вернуться в спальню, выбросить все мысли из головы и последовать зову тела. А оно уже давно хочет соединиться с Энджи. С угрюмой ухмылкой Томас развернулся и направился в спальню. Как только он вошел туда, в глаза бросилась перемена декораций. Бесформенная груда халата белела на красном ковре, теперь простыни не казались безжизненными и холодными, поскольку оттеняли невероятную красоту лежащей на них женщины. С затаенным дыханием Томас наблюдал, как она встала на колени и отбросила назад волосы. Он почувствовал, что сейчас разорвется от желаний. Энджи опять облизала губы, словно ее мучила жажда, и многозначительно взглянула на его пустые руки. — Ты не нашел презервативы? — Нашел. — Он медленно подошел к кровати. Она метнула на него быстрый взгляд. — Но не взял. В ее глазах мелькнуло выражение торжества. — Ты уверен? — Сейчас я ни в чем не уверен, — честно признался он. — Мы не говорили о заболеваниях… Я хочу, чтобы ты знал. Последний раз я сдавала кровь несколько месяцев назад, анализы были хорошими, и с тех пор у меня не было свиданий. Интересно, а сколько партнеров у нее было? Интимный вопрос, не твое дело. Его же не спрашивают, как долго он не спал с женщиной. Томас кивнул. — Я тоже недавно проверился. Их глаза встретились, она издала вздох нетерпения. — Тогда вернемся к первой сцене. — Мы уже в спальне. — Обнаженные. Энджи улыбнулась, придвинулась к краю постели и погладила его ниже бедра. — Достаточно, — бросил Томас и попытался рассмеяться, но смех вышел натянутым и неестественным. Она опустила руки и внимательно посмотрела на него. Энджи поняла: он захлопнул ставни крошечного окна в свой мир. Господи! Как долго будет продолжаться эта пытка? Надо разрядить обстановку. — Я помню, ты попросил меня не ждать звезд с неба. Нахмурившись, он посмотрел в ее зовущие глаза. — Есть единственный способ проверить. Энджи медленно дотронулась до его плеч, затем ее руки скользнули вниз, и пальцы их переплелись. Она потянула его к кровати. Они упали на простыни, и Томас позабыл все свои страхи. Нежное, податливое тело Энджи сводило его с ума. Томас закрыл глаза и подумал: «Да, я могу окунуться в восторг любви, насладиться изгибами, запахом и мягкостью женского тела, могу вынести ее и свои стоны удовольствия, звенящие в ушах. Я могу управлять собой, потому что это только секс и ничего больше». Он ласково провел большим пальцем по нежной трепещущей груди, припал губами к соску и с наслаждением втянул воздух. — Что это за аромат? — хрипло прошептал он. — Корица и молоко с медом. Томас рассмеялся, ему сейчас как раз не повредит молоко с медом. Ее кожа на вкус такая сладкая, такая бархатистая. Энджи откинула голову назад, темные локоны разметались по снежным простыням. — На флаконе так было написано. — Энджи прерывисто задышала. — Нравится? — Ты сводишь меня с ума. Все, что от него требуется, — это сфокусироваться на стене или подушках. Нельзя смотреть ей в глаза, никаких поцелуев или нежных слов. И все же какое невероятное удовольствие дарило ему это женское тело. Медленно, двигаться медленно. Пот выступил у него на спине и лбу. Сквозь сжатые зубы Томас втянул в легкие воздух, упорно рассматривая рисунок на стене, и вдруг почувствовал, как Энджи провела рукой по его лицу. — Не беспокойся ни о чем. На мгновение он остановился и взглянул прямо ей в глаза, серьезные, жгучие глаза. И тут же снова двинулся ей навстречу, уже не в силах сдерживать рвущийся из горла стон. Во время коротких проблесков сознания Томас убеждал себя, что это единение необыкновенно лишь потому, что он почти забыл, каково это — спать с женщиной. Поэтому он может зайти немного дальше, дотронуться до ее груди и живота и притвориться, что это все нужно лишь для зачатия ребенка. И если все пройдет удачно, их с Энджи ночь станет единственной. Но ум его вопил об обратном. Уж слишком было сладко, чтобы не желать повторения. Его рука скользнула ниже в поисках чувствительной точки на женском теле, и он услышал дрожащий крик наслаждения прежде, чем его собственное тело содрогнулось в предвкушении развязки. Когда все кончилось, Томас тихо лежал, уткнувшись носом во впадинку между ее плечом и шеей. Их сердца бились друг напротив друга. Он знал, что ему следует передвинуться, но не мог. Энджи медленно перевела /тух и потянулась к нему. Откуда ни возьмись появились силы, и в мгновение ока Томас оказался в ванной. Включил душ на полную мощность, ступил под ледяные струи и сосчитал до десяти. Внутри росло недовольство. Секс оказался великолепен, но страхи измучили его. Он мог стоять под холодным душем сколь угодно долго и не замерзнуть, поскольку его тело до сих пор пылало. Томас повернулся и подставил струям лицо, затем откинул назад волосы, выключил воду и взял полотенце. В комнате было темно. Энджи выключила лампы, но света с улицы оказалось достаточно, чтобы разглядеть фигуру на кровати. «Не двигается, уснула», — подумал Томас. Он облегченно выдохнул: беседы сейчас ни к чему. Томас тихонько залез под покрывало на другой стороне огромной кровати и вытянулся в полный рост. Проходили минуты, и он мог поклясться, что слышит, как тикают часы у кровати. Черт, как она может спать после всего, что они только что пережили? Они были такими неистовыми… безрассудными, а она повернулась на бок и заснула в считаные минуты. Томас перевернулся и откинул гагачье покрывало. Ладно, он отсутствовал больше, чем несколько минут, и все же… Интересно, она бы хотела пережить это еще раз? Его тело тут же откликнулось на эротические видения, пронесшиеся в голове. Отворачивайся не отворачивайся, не помогает. Он видит, как призывно вздымается ее грудь под белой простыней. Черт, он и так ждал достаточно долго. У них лишь одна ночь, так к чему тратить время на то, чтобы смотреть, как она спит? Он может откинуть ее волосы и припасть к шее, поцеловать в плечо и прошептать «проснись, Энджи». А если она отодвинется, он покроет поцелуями ее спину и бедра, она сонно потянется и прижмется к нему, затем проснется и пробормочет «возьми меня», и он сможет обладать ею медленно и проникновенно, чтобы познать всю без остатка. Томас не чувствовал угрызений совести из-за своей неверности жене, которую продолжал любить, — лишь страх, что наслаждение, которое дарит Энджи, окажется столь сильным, что он не захочет отказываться от него. Страх, что захочет любить Энджи каждый день, каждый час, каждую минуту. Энджи проснулась, когда солнечные лучи позолотили все уголки комнаты. До нее донесся приглушенный разговор. Она оперлась на локоть и прислушалась. Органы обоняния уловили запах пищи, желудок взволнованно заурчал. Она ужасно проголодалась. Девушка спустила ноги с постели и потянулась. Напряженная выдалась ночка, но прекрасная, несмотря на то, что сразу после секса Томас помчался смывать следы их любви. Энджи медленно пошла в ванную, но, снова заслышав голоса, остановилась. Хлопнула дверь. Неужели он ушел, не сказав ни слова? Шестое чувство заставило ее обернуться. Томас стоял в проеме между гостиной и спальней. Она тут же заметила, что он одет. А она раздета. Хотя… Глупо стыдиться наготы после того, что они вытворяли ночью. — Я заказал завтрак, — ровно произнес Томас. Хорошее начало. — Я страшно голодна, но сначала мне нужно принять душ. — Энджи широко улыбнулась. Ее тронуло, что Томас остался. — А ты голоден? — Я уже позавтракал с Рэйфом. Энджи замерла. Понятно, кому принадлежал второй голос. — Ты пригласил брата на завтрак? — Он сам себя пригласил. — Он знает?.. — Она в ужасе замолчала. — Нет, мы говорили о другом. — Томас переступил с ноги на ногу. — Я позвонил в аэропорт. Мой пилот готов к вылету, и мне пора идти. — Тогда я приму душ, позавтракаю и отправлюсь на работу. — Энджи беззаботно пожала плечами. Все же она умеет владеть собой, хотя стоять спокойно в лучах света, будучи обнаженной, — задача не простая. Вчера ночью он просил не ждать звезд с неба, а потом подарил ей неземное блаженство. Этого пока хватит. Ночью она сделала первый шаг, заложила первый кирпич в фундамент их будущих отношений. Томас медлил с уходом, из чего она сделала вывод, что он хочет сказать что-то еще, и ободряюще улыбнулась. — Позвони мне, — попросил он, — как только все прояснится. — Ты будешь первым, кто узнает. Он скованно кивнул. — Полагаешь, ночь прошла успешно? Энджи пожала плечами. Даже в нужное время, когда все звезды сходятся, а планеты благоволят, определенный процент женщин не беременеет. Томасу стало неловко, и он уставился в окно. — Ты хочешь продолжать работать у Рэйфа? — Его взгляд вернулся к лицу Энджи. — Я уже говорила, моя работа временная. — Ты же знаешь, Рэйф даст тебе другую. Алекс тоже. — А ты? Ты дашь мне работу в Камеруке? Его глаза сузились. — Шутишь? — Нет. — В Камеруке нет работы для тебя. Энджи почувствовала щемящую боль и разочарование. — Я сообщу тебе результаты, как только узнаю, — едва вымолвила она, устыдившись своей наготы. Томас пошел к двери, но вдруг остановился. — Энджи… Спасибо. Она вздохнула. За что он благодарил ее? За то, что она не стала молить о новом свидании и не испортила утро? Он ушел. Устремился в аэропорт так, что едва не выбивал искры из-под каблуков, и самолет взмыл в небо и взял курс на север. В Камеруку, куда ее больше не приглашают. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Две недели прошли в оживленном ожидании. Когда Энджи закрыла дверь номера люкс — после продолжительного душа и обильного завтрака, — она закрыла дверь для сомнений и уныния. Жизнь продолжается. Та незабываемая ночь оставила след в ее душе, но не теле. Она снова и снова мысленно возвращалась к его словам о недолговечности их отношений. Не может же он, в самом деле, долго оставаться холостым? Зная Томаса, можно предположить, что он чтит клятвы и остается верен своему слову. Те самые качества, которые влекут ее к этому человеку — постоянство, твердость характера, верность и принципиальность, — могут разрушить ее мечты на будущее с ним. Он любил Брук и, скорее всего, убежден, что никого никогда больше не полюбит. Но она-то знает, что создана для него, и что только ей под силу разбить хрустальную стену одиночества, которой он окружил себя. Две недели из Камеруки нет новостей. Скорее всего, он занят, сейчас для скотоводов самое напряженное время в году. Да и новости должны прийти от нее. Каждый раз за эти две недели, бросая взгляд на телефон, она клала руку на живот, и сердце тешило себя надеждой: вдруг беременна? Улыбка появлялась на губах, теплели глаза, и в душе расцветали цветы. Сегодня утром в ванной она поняла, что ребенка не будет. Естественно, был понедельник, серый понедельник. Нужно было ехать на работу, и о том, чтобы провести этот день в постели, пришлось забыть. Время тянулось нестерпимо медленно. После обеда к ней заглянул Рэйф. Это случилось ровно тогда, когда она бросила в корзину для мусора использованный тест на беременность. — Это то, о чем я думаю? — красноречиво поинтересовался босс. — Не твое дело. Он подошел ближе. — Кажется, одна полоска. — Как наблюдательно. — Трудно оставаться вежливой с непрошеным гостем. — Плохие новости? Она щелкнула мышкой и уставилась на экран компьютера. — Для меня — да. А кто-то наверняка испытает облегчение. — Так ты это сделала? — Что? — Ты и Томас. Ночью в номере люкс. Я так и знал, что он не устоит! — Как бы там ни было, у нас ничего не вышло. Я не беременна. Она снова повернулась к компьютеру, не в силах выносить участие во взгляде Рэйфа, и тут осознала, что пялится в пустой экран. Компьютер пикнул, что означало: «Хозяин, ты болван». Да она настоящая королева глупости, раз надеялась за одну ночь завести ребенка. Теперь сиди и терпи сочувствующие взгляды босса… — И что ты собираешься делать? — спросил он, и Энджи резко повернулась. — А ты? Тебя завещание тоже касается. Почему ты меня пытаешь? А Алекс… Уже назначил дату свадьбы? — Последнее, что я слышал, они с Сюзанной еще в стадии переговоров. Значит, Алекс скорее всего не станет отцом к назначенному времени. — А ты? — Я все еще в поиске. — Слишком много кандидатур? Вместо своих обычных насмешек он твердо посмотрел ей в глаза. — Я пока не нашел достойную женщину на роль матери моего ребенка. Подходящую женщину, лучшую кандидатку в мамы. Сердце Энджи подпрыгнуло. — Полагаешь, Томас нашел такую женщину в моем лице? — Дорогая, вы созданы друг для друга. — Я хотела подарить ему не просто ребенка. Я хотела вернуть его к жизни, чтобы он снова смог любить и смеяться. Рэйф усмехнулся и подмигнул. — Молодец, Энджи. Ты нужна ему больше, чем ребенок. Но он пока об этом не знает. — Полагаешь, твой отец думал то же самое? — медленно спросила она. — Поэтому составил завещание таким образом, чтобы подтолкнуть Томаса? — Вероятно. — Некоторое время они молчали, размышляя каждый о своем, затем Рэйф покачал головой. — Но именно из-за завещания все может пойти кувырком. Ты должна показать ему, что он упускает. — Что ты предлагаешь? Ворваться в Камеруку с криком: «Милый, я дома»? Рэйф усмехнулся. — Читаешь мои мысли. Она поняла, что он не шутит. — У тебя есть план? — До следующей попытки две недели? Энджи кивнула. — А если я отвезу тебя раньше?.. — Ответа Рэйф не ждал, поэтому фраза прозвучала скорее как утверждение. Он взял со стола календарь, некоторое время изучал его и вдруг просветлел. — Знаешь, что состоится в ближайшую субботу? — Двадцатого? — Скачки на приз мэра города. Девушка нахмурилась. — Думаешь, мне следует его навестить? Томас принимает участие в скачках? — Нет, но он отпустит на праздник персонал и останется дома один. Сердце Энджи забилось птичкой в клетке. — Ему не понравится. — А разве это важно? Она улыбнулась, и надежда снова затеплилась в ее душе. — Нет. Томас узнал шум двигателей, не отрывая глаз от молодняка. Должно быть, Алекс с Рэйфом прилетели навестить мать. Бессмысленная затея, так как сейчас Мора находилась на другой скотоводческой ферме, где управляющий повредил ногу. Томас и сам бы поехал туда, но… Его грудь сжималась, когда он вспоминал потухшие глаза матери. Совсем недавно она заявила ему: «Я потеряна и разбита. Мне нужно заняться делом, работать до изнеможения — это единственный способ ужиться с болью от невосполнимой потери». Ему ли не знать, что собой представляет боль утраты. Когда ты падаешь во внезапно опустевшую супружескую постель, то лучше умирать от усталости, чем от тоски. После нескольких недель с рабочим днем по четырнадцать-пятнадцать часов его собственная тоска по Брук перестала быть всепоглощающей, поэтому сейчас он отпустил мать с благословением. Томас почувствовал удовлетворение, наблюдая за приземлением самолета. Молодой жеребец вытанцовывал под ним. — Хороший мальчик, — успокаивал он коня. — Это всего лишь большая, старая, шумная птица. С таким же старым и шумным пилотом. По заходу на посадку Томас определил Рэйфа в качестве пилота; тот любил покуражиться. Жеребец тряхнул головой. — Нас ждет работа, Эйс, — пробормотал мужчина. Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на взлетно-посадочную полосу. У него еще будет время пообщаться с братьями. В Камеруке официальный праздник, и весь персонал гуляет: кто поехал на скачки, кто отправился навестить друзей и родственников, а кто сидел в местном баре. Кому-то нужно было заниматься делами фермы. Вот когда он накормит лошадей и собак, тогда будет готов к встрече с визитерами. Солнце уже начало исчезать за западными скалами, когда Томас вернулся в поместье. Он обвел прищуренными глазами веранду и заметил Рэйфа. Не мешало бы подобрать подходящие слова, лучше ругательства, чтобы наградить ими этого бездельника. Впрочем, сначала холодное пиво и горячий душ. — Рэйф, — приветствовал он брата, не замедляя шага. — Рад тебя видеть. Я уж заскучал. — Неужели? — Томас приоткрыл дверь и замер. — Я бы спас тебя от скуки, если бы ты перед приездом позвонил. — Оставил бы мне парочку горячих горничных? — Скачки начались, все в городе. Рэйф хохотнул. — Знаю. Уеду туда утром. Хотел провести вечер с Мо. — Она на соседней ферме подменяет управляющего. — Работа пойдет ей на пользу. — Он немного помолчал. — Как она держится? Томас бросил шляпу на диван. — Справляется. Братья вдруг стали единым целым, противоречия забылись в обоюдной тревоге за мать. Они боялись, что она погрузится в глубокую депрессию, как случилось после смерти их сестрички, много лет назад. Рэйф тяжело вздохнул и покачал головой. — Почему он не оставил ей одну из ферм? Это было бы умнее, чем затея с внуками. — Ты тоже думаешь, он сделал это ради Мо? Томас кивнул. — Считаешь, она поведется на этот трюк с внезапными женитьбами? — Главное — ей подарят внучку или внука. — Верно. — Рэйф протяжно выдохнул. — Я прилечу на следующей неделе повидать ее. Томас снова кивнул и внимательно посмотрел на брата. Рэйф неважно выглядел. — Что ты решил насчет ребенка? — спросил Томас, стараясь настроить брата на привычный иронический лад. — Выбрал мать для него? — Надеюсь встретить ее на скачках завтра. При других обстоятельствах Томас нашел бы ситуацию забавной — плейбоя заставили выбрать себе женщину. Но напряженное выражение лица Рэйфа напомнило ему о его собственной проблеме. Прошло две недели, а от Энджи нет новостей. Он хмуро уставился на ботинки и попытался мысленно сформулировать вопрос. Как там Энджи? — Как бизнес? — Процветаем. — Рэйф внимательно посмотрел на брата. — Раньше ты не интересовался нашими делами. Томас скрипнул зубами, снял шляпу и положил ее на колено. — Как Энджи? — А почему бы тебе самому не спросить? Позвонить? Да, рано или поздно придется это сделать. — Хорошо, я позвоню ей. — Думаю, лучше спросить лично. Томас нахмурился. — Лететь в Сидней? — Она в ванной. — Рэйф небрежно кивнул головой через плечо. — Ей понравилось твое джакузи. Вето ванной? Проклятье! Когда Рэйф дипломатично удалился, Томас заглянул через полуприкрытую дверь. Да, она принимает ванну. Клубы пара наполнили помещение, влага оседала на окнах, а в воздухе витал медово-сливочный аромат. В доме полдюжины ванн, а она пользуется его? Черт… Он со злости ударил ладонью по дверному косяку и оглядел комнату. На кровати лежал чемодан. Пока он размышлял, что бы это значило, из ванной появилась Энджи, завернутая в полотенце. Он вспомнил мягкую податливость бедер, стройность ног, дарящее наслаждение тело. Заметив его, Энджи вздрогнула. Карие глаза расширились от удивления. — Привет. Хрипотца в голосе выдала его волнение. Стоит только ей улыбнуться и скинуть полотенце, и он мигом забудет свою ярость. Но девушка не улыбнулась и крепко сжала полотенце на груди. Ее тело в его полотенце, в его ванной без приглашения. — Что ты здесь делаешь? — прорычал он. — Ищу одежду. Мне нужно одеться. — Она наклонилась над чемоданом. — Если я смогу найти мое… — Черт, Энджи, ты знаешь, о чем я спрашиваю! Она его провоцирует? Соблазняет? Томас заскрипел зубами. Она вытянула атласные трусики цвета слоновой кости и погладила нежную ткань. — Забудь об одежде, — рявкнул он. — Нам нужно поговорить. Она стрельнула в него глазами и наморщила носик. — Почему ты не позвонила? — Я приехала, — тихо пояснила она. — Ты беременна? Энджи покачала головой. — Нет. — Уверена? — На все сто. — Ты делала тест? От его сухого резкого тона Энджи почувствовала приступ тошноты. Господи, помоги! — Тест мне не был нужен. У меня начались месячные. Томас выдохнул, не зная, что ответить. Ей плохо? Как она восприняла новость? Он прошелся по комнате и приблизился к окну. — Ты в порядке? — Я разочарована. А ты? Раздавлен, смущен, недоволен и разочарован. Но хуже всего то, что Рэйф, похоже, в курсе их дел. — Как давно ты узнала? — сухо спросил он. — День или два назад. — Ты говорила, твой цикл точен как часы. Я могу посчитать, Энджи. — Ладно. — Она откинула назад непослушные пряди. — Я узнала в понедельник. Мне следовало позвонить, но я хотела удивить тебя. Что? Он не верил своим ушам. От него ждали радостного удивления? Вот и я, в твоей кровати, разве ты не рад? Энджи приготовилась сказать еще что-то, но полотенце от неловкого движения предательски поползло вниз, и она не успела его поймать. Томас почувствовал приступ острого желания в паху, но сдержался и холодно посмотрел на нее. — Я не люблю сюрпризы. Он подошел к туалетному столику. Ее расческа, баночка крема, цепочка беспорядочно валялись среди его аккуратно разложенных вещей. Томас сжал челюсти так, что скрипнули зубы, и одним движением смел ее туалетные принадлежности в чемодан. Следом туда же отправились ее кружевной бюстгальтер и трусики. Энджи ошиблась, если думала, что сможет соблазнить его в собственном доме. Надо же, она даже сексуальное белье купила! Никак не поймет, что у них не свидание, а голый секс для зачатия ребенка. — Надеюсь, ты не покупала это все специально, — сказал он выпрямившись, с чемоданом в руках. Она молча, с негодованием наблюдала за ним. — Тебе не нравится красивое белье? — Пустая трата денег, если ты купила его для меня. — Я его купила для себя. Никогда бы не подумала, что ты носишь трусики-стринги. — Она ласково улыбнулась. — Шелк приятен на ощупь. Попробуешь? — Что все это значит? — Лишь то, — спокойно произнесла она, — что нам придется снова заняться любовью. ГЛАВА ВОСЬМАЯ С чемоданом в руке Томас направился к двери. Если они и попробуют еще раз, то точно не в его постели. — У тебя будет собственная спальня. И не спорь, Энджи. — Если хочешь, чтобы я убралась из твоей спальни, — темные глаза вызывающе сверкнули, — придется меня нести. Томас колебался минуту, затем промаршировал по комнате, подхватил ее как мешок с картошкой и забросил на плечо. Энджи лягалась и толкалась. Полотенце задралось, он держал девушку за обнаженные ягодицы и, скрипя зубами, продвигался к соседней комнате. Неудобно, если там Рэйф, но сейчас ему на все наплевать. — Вот твоя комната, и здесь мы займемся тем, ради чего ты приехала, когда подойдет срок. — Ты уже все посчитал? Он помедлил мгновение. — На следующей неделе. — Сколько раз? Он уже стоял одной ногой в коридоре, но вдруг замер. — Сколько раз? — снова спросила она. — В книге сказано, что женщина может зачать, если занимается любовью пять дней до овуляции и двадцать четыре часа после. — У меня другие данные. — Он бросил на нее решительный взгляд. — В статье, которую прочел я, говорилось, что оптимальные условия — два дня до и сутки после овуляции при твоем двадцативосьмидневном цикле. — Я настолько тебе неприятна? — Одна ночь, обычная поза, в твоей кровати. — Его голос сделался ледяным. — Будем надеяться, что этого хватит. — А если нет? — Здесь живут мама и экономка, — сдержанно продолжал он, — Я не хочу, чтобы о нашем эксперименте кто-нибудь узнал раньше, чем появится положительный результат. Она метнула на него изумленный взгляд из-под длинных темных ресниц. Он вел себя грубо, но Энджи вынуждена была признать его правоту. Он наблюдал, как трепещут ноздри и в карих глазах смущенность уступает место мрачной решимости. — Итак, как же я узнаю, когда мне ложиться на спину и ждать? Скажешь пароль? — Я поставлю тебя в известность. Несмотря на свое недовольство, Энджи приняла условие о проживании в раздельных комнатах. В конце концов, Камерука его дом и ее сюда не приглашали. Пять дней прошло, а она все еще чувствует свою вину. Ей следовало сначала позвонить, а не ставить Томаса перед фактом. Загонять упрямого мужчину в угол опасно и неразумно. А кроме того, ей следовало покинуть его спальню с большей грацией и достоинством, а не провоцировать на грубость. И хотя Энджи никогда не принадлежала к тем людям, которые склонны к самобичеванию, она искренне жалела, что все так вышло. Если он не позволит ей остаться, как она сумеет доказать ему свою любовь и убедить в том, что подходит для жизни в сельской местности? Томас избегает ее, но ненамеренно. Сейчас много работы для скотоводов, а Томас ответственен за стотысячное поголовье скота и пятьдесят работников. Он очень занятой человек, настолько занятой, что улетел на три дня по делам, даже не попрощавшись. Она кипела от злости добрых двадцать четыре часа, а потом начала действовать. Несколько простых вопросов, и ожидаемое время прибытия босса известно. Она сама приготовила ужин, выбрала вино, целый час провела в ароматной ванне с запахом корицы и меда с молоком. «Все для тебя, Томас», — шептала она, выливая в воду вместо одного пять колпачков пены. Им с Томасом предстояла первая из трех запланированных ночей, и Энджи намеревалась сделать ее незабываемой. Еду, вино, цветы и свечи — на стол. Не забыть про музыку. Она не могла дождаться шума двигателей. Три раза проверила мясо в духовке, переложила булочки собственного изготовления в плетеную корзинку, бесцельно бродила час по саду. Чтобы убить время, она даже решила выпрямить волосы, но вовремя вспомнила слова Томаса о природной красоте ее волос. Энджи села на стул и улыбнулась. В зеркале отразилась женщина с тайными мыслями на уме; на щеках румянец, в глазах — нега. Она встала, шелковая ткань трусиков ласково коснулась бедер. А что, если удивить его и снять их заранее? Стоит подбодрить себя стаканом «мерло», кроме того, необходимо проверить еду. Энджи поправила ворот белой широкой блузки, одернула джинсы и направилась в кухню. Одежда идеально облегала тело, хотя, может, следует освободиться от нее? Нужно выпить вина для храбрости. Улыбаясь, она толкнула дверь и застыла. Томас стоял в центре кухни. Высокий, покрытый пылью с головы до ног, с бутылкой пива в руке. Энджи наблюдала, как он подносит бутылку к губам, как сжимается его горло, и физически ощущала прохладу напитка. В этот момент пред ней находился не Томас Карлайл, наследник богатейшей скотоводческой империи, а обыкновенный ковбой, вернувшийся домой после долгого трудового дня. Желание охватило ее всю: от волос на голове до кончиков пальцев. Ей захотелось подойти и поцеловать его в мокрые от пива губы, вдохнуть смешанный запах лошадей, кожи и пыли Камеруки. Затем они разделят ужин, а поздним вечером рука в руке направятся в спальню. Неужели она так много просит? Рука с бутылкой застыла в десяти сантиметрах ото рта, и у Энджи оказалось достаточно времени, чтобы ответить на свой собственный вопрос — определенно много. Но не нашлась, что сказать, кроме как «Ты дома». Он хрюкнул — то ли признание, то ли похвала ее сообразительности. — Я не слышала самолета, — продолжила она. — Неудивительно. Энджи нахмурилась. Она выключила музыку и не могла пропустить его прибытие. — Что ты имеешь в виду? — Ты принимала ванну. Это случилось пару часов назад. — Ты бы все равно меня не услышала из-за музыки. Господи, он, должно быть, приехал очень давно. Как же она могла не заметить? Так долго готовиться к его приезду и пропустить самый важный момент… — Почему ты ничего не сказал? — упрекнула Энджи. — Я заходил переодеться. А что происходит? — с подозрением спросил он. — Где все? — Я дала Мэнни выходной. — Почему? — Думала, так легче сохранить втайне то, что должно случиться сегодня между нами. Рука, которой Томас поднес к губам бутылку, задрожала. Не сводя глаз с Энджи, он сделал долгий глоток. — Поэтому ты вырядилась? Она едва удержалась от хохота, вспомнив, сколько раз меняла платья, юбки, джинсы. И все же приятно, что он заметил ее попытки принарядиться. По крайней мере, она не боялась признать, что желает его. Девушка медленно пересекла кухню. Ей хотелось заняться с ним любовью прямо здесь и сейчас. Но настороженность в голубых глазах удержала ее от поспешного шага. Она взяла бутылку из рук Томаса и сделала большой глоток. — Ради тебя я отпустила Мэн ни и надела шелковое белье, — ее голос слегка охрип. — Но сначала ты примешь душ, затем мы поужинаем. Не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась. Принимая душ, Томас пытался рассердиться. Энджи без разрешения пользовалась его ванной, отпустила его персонал. Он же понятным языком объяснил, что в его доме нет места соблазнам. Но Энджи не унималась. Хотя… В таком упорстве было много лестного. Энджи ждала тебя. Она надела шелковое белье для тебя. Она истосковалась… по тебе. Томас не торопясь оделся и медленно прошел в комнату. Вино помогло расслабиться. После первого фужера он понял, что вовсе не прочь отправиться за Энджи в мир эротических грез. Он заерзал на стуле, стараясь принять удобную позицию. Она щебечет о повседневной чепухе, не подозревая, как возбуждающе действует на его нервные окончания. Хорошо еще, он догадался надеть просторные штаны, сидеть в джинсах сейчас было бы самоубийством. — Эй! Энджи махала руками, чтобы привлечь его внимание. — Ты все прослушал? — Я, — Томас нахмурился, — думал о своем. — Серьезное заявление. Энджи с секунду рассматривала его. — Что-то случилось? Проблемы на работе? Сердце сделало кульбит, когда он встретился с ней глазами и чуть было не выпалил правду. Я едва не помешался, увидев тебя обнаженной в своей ванной. Ожидание убивает меня, Энджи. Давай отбросим условности… — Я вся внимание, и если тебе нужно поговорить, приступай. Она положила столовые приборы и отодвинула от себя тарелку. — Бизнес в порядке. — Прекрасно. — Энджи улыбнулась и снова обвела указательным пальцем края фужера. — Вчера я прочитала, что ты лидер в своем сегменте рынка и любишь новации. — Новации необходимы. — Прибыль выросла на пятнадцать процентов. — Выдались хорошие сезоны. — Менеджмент тоже был на высоте. Увлеченный игрой бледных пальцев на фужере, он не ответил. Энджи права, хороший менеджмент увеличил прибыль империи Карлайлов. — Можно мне спросить кое-что… о завещании? Рассеянность как рукой сняло. Томас выпрямился и едва заметно кивнул. — Если вы трое не родите хотя бы одного ребенка, то не унаследуете Камеруку и другие фермы, а империя попадет под контроль совета директоров? Томас снова кивнул. — Совет директоров наймет тебя в качестве менеджера или вышвырнет на улицу? Вряд ли они захотят уволить тебя, раз ты приносишь компании огромный доход. — Это не то же самое, что право собственности. Я всегда много работал. — Их глаза встретились. — А последнее время больше обычного. — Из-за Брук? Брук больше нет, и последний год он работал не покладая рук только ради процветания семейного бизнеса. — Хочешь поговорить об этом? — спросила Энджи, и трогательные нотки в ее голосе заставили его поднять глаза. — Хочешь поговорить о… — Не хочу, — отрезал Томас. — Как скажешь. Но если передумаешь… Он не ответил, не хотел говорить о Брук… Молчание затянулось, она начала собирать тарелки. Умелые руки порхали по столу. Томас поднял глаза и встретил серьезный торжественный взгляд темных глаз, обещавших поддержку и утешение. Энджи протянула ему руку. — Пойдем в кровать. Пять минут назад он бы, не раздумывая, принял приглашение и, возможно, не возражал бы даже против того, чтобы все произошло в его постели, но сейчас… Томас вдруг осознал, что ведет себя как муж с женой после долгого рабочего дня. А он не мог, не хотел позволить другой женщине занять место Брук. — Мне нужно поработать над бумагами, — сказал он. — Ладно, я загружу посудомоечную машину и приду помочь тебе. — Нет, Энджи. Ты не можешь мне помочь. И пожалуйста, я не хочу спорить на эту тему, — тихо сказал он. — Не хочу. — Я тоже не хочу, — хрипло согласилась она. — Мы наговорили друг другу много обидных слов, и мне очень жаль. Просто позволь мне помочь, Томас. Он сжал зубы. — Не проси меня о том, что я не могу тебя дать. Энджи вспыхнула, но проглотила обиду. Осторожно собрав тарелки, она отправилась на кухню. Томас услышал тихое звяканье приборов о фарфор, словно у нее дрожали руки. Через минуту девушка снова появилась на пороге гостиной. — Мы увидимся позже? Томас кивнул, молча поднялся и уединился в своем кабинете. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Два часа Томас убеждал себя, что держит под контролем тело и эмоции. Затем он пошел в ее спальню и тихо прикрыл за собой дверь. Он постоял немного, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Ночь в сельской местности отличается от городской. Она обостряет чувства, щекочет нервы. Он ощущал женский аромат, слышал тихое дыхание Энджи. Спит или лежит и ждет? Он быстро сбросил одежду, ночной воздух окутал его прохладой. Кожа была такой же горячей, как летнее солнце. Господи, как же сильно он ее хочет! Желание жгло его изнутри, с каждой секундой становилось все невыносимее. В темноте белели запрокинутые за голову руки. — Ты здесь. — Я думал, ты спишь. Она перекатилась на бок и отбросила покрывало. — Я ждала тебя. Томас сел на край матраса, и ее рука коснулась его спины. Волна чувственности разлилась по его телу. Аромат меда, молока и корицы, уже знакомый ему, коснулся ноздрей. — Неужели было так много бумажной работы? — с притворным неудовольствием спросила Энджи, когда он устроился рядом. Томас не ответил, лишь глухо застонал, почувствовав прикосновение полной груди к своей руке. Он нашел ее губы в темноте, и их языки затеяли долгую, томную игру. Томас не закрыл глаза, наслаждаясь выражением бесконечного блаженства на лице Энджи. Медленно он покрывал поцелуями ее тело, ощущая на губах пряный вкус кожи и впитывая каждый стон. Он чувствовал, как выгнулась дугой спина, когда его рот коснулся нежной груди. Он положил ладонь ей на живот, затем губами скользнул ниже. Ее дыхание участилось. — Тебе не нужно это делать. — Но я хочу. Томас прильнул к средоточию ее женственности. Закинув руки за голову, Энджи умоляла его не останавливаться. Ошеломленный реакцией своего тела, он застыл, борясь за остатки рассудка и чувствуя, как верно скользит к пропасти, из которой не будет возврата. Ее ноги обхватили его поясницу, бедра крепко прижались к бедрам. — Я хочу тебя. Господи, она сводила его с ума. Не в силах более сдерживаться, Томас вошел в нее одним уверенным движением. Ощущения были бесподобными. Он словно вернулся домой после долгого отсутствия. Его стоны утонули в стонах Энджи, и очень скоро водоворот чувств вознес их на вершину блаженства. Томас заставил себя встать прежде, чем Энджи опять удалось заманить его в сети. Он сел, стараясь избавиться от остатков любовного дурмана, и вдруг обнаружил в руке цепочку с буквой А. Видимо, в порыве неконтролируемой страсти он сорвал ее с шеи Энджи. Он погладил пальцем гладкую поверхность медальона и положил цепочку на столик у кровати. Ночь кончилась. Нужно уходить прежде, чем Энджи проснется. Еще одна ночь, еще один раз. И потом она уедет домой. Энджи услышала гул самолета, и ее сердце быстро-быстро застучало от волнения. Томас дома! Низ живота заныл в предвкушении, в груди стало тесно. Немного рано для него. Она сунула остатки цветов в вазу без разбору и побежала в ванную. Если он не задержится на посадочной полосе, то у нее максимум десять минут. Живо, живо, живо. По дороге она сбросила одежду, нацепила пляжную шапочку — нет времени сушить волосы. Вино открыто — пусть дышит. Овощи почищены. Соус взбит. Она учла каждую деталь, колдуя над ужином. Сегодня особенный день Каждая клетка ее тела и мозга работала напряженно. Наступил день овуляции, и она сообщила об этом Томасу за завтраком. Я приготовлю праздничный ужин. Не опаздывай. То, что они пытались шутить, хотя и не смеялись над собственными шутками, стало прогрессом за последние двадцать четыре часа. Сегодня утром они вместе завтракали. А предыдущей ночью и вместе ужинали. Томас выглядел более расслабленным, говорил, улыбался и даже смеялся над анекдотами, но в кровать она отправилась одна. Он пришел около полуночи, и они занимались любовью, но потом Томас оставил ее спать на прохладных простынях в одиночестве. И теперь она молилась, чтобы следующая ночь прошла иначе. Энджи, следующая ночь должна стать началом новой жизни. Девушка подержала лицо под душем и выключила воду. Последняя ночь, последний шанс. Ее сердце трепетало от страха, но Энджи настроилась на победу. То, что происходило между ними в спальне две ночи подряд, было слишком реальным, слишком красивым и чудесным, чтобы называться простым физическим совокуплением. Оставалось только сделать так, чтобы и Томас понял это. Она и бровью не повела, когда он попросил ее уехать в Сидней до того, пока не будут известны результаты. Но, готовя ужин, Энджи придумала множество причин для того, чтобы остаться. Сегодня она не позволит ему заниматься работой. Сегодня они пойдут в спальню рука об руку и не расстанутся до утра. Платье, выбранное для вечера, лежало на кровати. Энджи провела рукой по нежному полупрозрачному шифону. Не слишком ли легкомысленное? И тут затарахтели двигатели. Времени на раздумья не осталось. Она моментально натянула платье. — Живо, живо, живо, — бормотала она. Конечно, молнию заело. Она оставила ее наполовину застегнутой, сунула ноги в мягкие белые сабо, схватила расческу, провела ею по влажной массе волос. Немного блеска на губы, тонкая карандашная линия на глаза, растушевать. Готово! Энджи выдохнула и вспомнила о бюстгальтере. Если бы это было свидание в ресторане, где полно людей, то этот предмет туалета был бы обязателен, но здесь, в глуши, когда на мили вокруг лишь они с Томасом, к чему скрывать правду? Она поспешила в столовую, на ходу застегивая молнию и прислушиваясь к гулу мотора. Она хотела приветствовать его на веранде, улыбнуться и сказать: «Привет, я скучала», вручить ему его пиво и нежно поцеловать. Когда она входила в кухню, раздался собачий лай, но он тут же стих, как по мановению палочки дирижера смолкает оркестр. И тут же молния беспрепятственно застегнулась до конца. Хороший знак, решила Энджи. Она подхватила бутылку пива и спокойно пошла к двери. Ее сердце готово было выскочить из груди, но она надеялась, что это не так заметно, как просвечивающие сквозь тонкую ткань соски. Машина остановилась у входа. На улице духота, несмотря на закат, ледяная бутылка пива будет очень кстати. Энджи сделала глубокий вдох и вышла на веранду, прикрыв глаза от слепящих лучей солнца. Хлопнула дверь машины, и до ее слуха донеслись обрывки фраз. Томас приехал не один. Господи, хоть бы это был механик, который привез хозяина и уедет обратно. Она бросила вниз нервный взгляд, увидела знакомую фигуру, и тут же ноги сами побежали вперед. — Мора! — закричала Энджи в порыве радости и необъяснимой нежности. Мора остановилась, Энджи налетела на нее, обхватила руками худощавое тело и уткнулась в плечо. Смех и удивление вдруг обернулись слезами. Как это случилось? Почему? Энджи никогда не плакала. Смущенная и завороженная, девушка отступила назад. — Что случилось? — Мора нахмурилась. — Почему ты плачешь? — Не знаю. — Энджи поспешно вытерла лицо. — Наверно, от удивления. — Я выгляжу так плохо? Девушка округлила глаза. В юности Мора Карлайл была всемирно известной моделью, но даже сейчас, в пятьдесят и не в лучшие дни своей жизни, она оставалась красавицей. Энджи замялась. — Вы выглядите великолепно, как и всегда. Через мгновение появился Рэйф. Они с Морой удивленно оглядели платье Энджи, бутылку в ее руке и размазанную тушь под глазами. — Ты плачешь, — констатировал Рэйф. — Я знаю. Ей нужно прийти в себя. И поскорее. Энджи глубоко вдохнула, помахала рукой перед лицом и наконец сумела остановить соленый поток. Рэйф и Мора все еще с удивлением разглядывали девушку. — Красивое платье, — заметил Рэйф. — Что происходит? — спросила Мора и повернулась к Рэйфу. — Ты знал, что Энджи здесь? О господи. Девушка нервно закусила губу. — Я просто… — И когда ты начала пить пиво? — Я — это не мне. — А кому? — В голосе Рэйфа звучало удивление. — И где хозяин дома? Энджи бросила на него предупреждающий взгляд. — Я не ждала вас. — Это мы уже поняли. Мора, прищурив глаза, посмотрела на сына, затем на Энджи. — Рэйф прилетел навестить меня в Калларни. И когда я услышала новости, я попросилась домой. Девушка насторожилась. — Какие новости? — Алекс назначил дату свадьбы. — Через две недели. — Губы Моры вытянулись в жесткую линию. — Церемония состоится в Мельбурне! Почему они так торопятся? Алекс вешает мне лапшу на уши о каких-то делах и своей занятости. Рэйф что-то знает, но мне не говорит. А ты знаешь, что происходит? Энджи замерла под строгим взглядом голубых глаз. От Моры ничего не скроешь. — Сюзанна беременна? — Я не знаю, — честно призналась Энджи и кинула на Рэйфа многозначительный взгляд. — О, ради бога, перестаньте обращаться со мной как с глупышкой! Я чувствую: что-то происходит с вами всеми, а не только с Алексом. Я слишком замкнулась в себе с тех пор… — Взгляд ее стал колючим, словно она вспомнила о боли, пережитой недавно. Затем Мора перевела дух и продолжила: — Это связано с завещанием вашего отца? Рэйф тер шею, Энджи изучала бутылку в руке. Мора неодобрительно цокнула языком. — Это не ответ. Один из вас расскажет мне всю историю и… — Какую историю? — прогремел мужской голос. Томас! Три пары глаз устремились к вновь прибывшему. Энджи почувствовала, как сжался желудок, словно лифт за секунду поднял ее на сотый этаж. Откуда он появился? И почему не пришел пять минут назад? Его взгляд скользил от одного к другому, пока не задержался на Энджи. — Что происходит? ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Пока Энджи раздумывала, как поделить порции, предназначенные двоим, на четверых — хотя аппетит пропал у всех, — Томас и Рэйф в общих чертах рассказывали Море о завещании. Они обсудили Алекса и Сюзанну и их свадьбу. Мора и не пыталась притворяться, что хочет есть. Кусок не лез ей в горло с тех пор, как она узнала, что не может повлиять на решение старшего сына. Энджи молча сочувствовала. Томас ни словом не обмолвился о том, что пытается зачать ребенка. А что касается Рэйфа… — А ты что делаешь по поводу завещания, Рафферти? Мора крайне редко называла сына полным именем. Энджи начала собирать приборы и тарелки — побег на кухню выглядел заманчиво. — Я все еще раздумываю, — осторожно начал Рэйф. — Естественно. — Голос Моры звенел от отвращения и ярости. — А ты? — Она перевела взгляд на Томаса. — Пожалуйста, скажи мне, что Энджи здесь не просто так. Посуда задрожала в руках девушки, несмотря на то, что она изо всех сил прижимала ее к себе. Энджи почувствовала взгляд Моры на своем лице и вспыхнула. Сначала слезы, теперь неожиданно яркий румянец. Что еще полагается для грандиозного финала? Энджи знала, что нужно сделать: посмотреть этой женщине, которую она любила как мать, прямо в глаза и сказать правду. Но увы, они с Томасом условились молчать. — Я расскажу тебе позже, Мо, — тихо сказал младший сын. — Не будь смешным. Я уже догадалась, что здесь происходит. — Мора переводила взгляд с одного на другого. — Неужели вы двое решились? — Это касается только нас, меня и Энджи. Я не собираюсь обсуждать это за столом. В комнате повисло ледяное молчание. Мора резко выдохнула. — Если я правильно растолковала ваше недоумение и замешательство, вы двое вместе спите, чтобы зачать ребенка. Потому что Карлайл думает — думал, — что сумеет восполнить утрату двадцатишестилетней давности. Энджи со стуком опустила на стол тарелки. Вот, оказывается, почему Чарлз оставил такое завещание! Чтобы вернуть жене ребенка, потерянного при рождении? — Мы не знаем, — признался Рэйф. — Никто не знает, зачем ему понадобилось составлять завещание таким образом, — добавил Томас. — Я знаю, — уверенно ответила Мора. — Я всегда хотела иметь много детей, но после смерти Кэти не могла ни физически, ни морально. Чарлз поклялся снова сделать меня счастливой. Она печально покачала головой, в ее ярких голубых глазах заблестели слезы. Энджи знала, что Мора долгое время горевала по умершей дочурке, но никогда не подавала вида. — Ты, моя девочка… — Мора указала через стол на Энджи, — ты сделала меня счастливой, когда переехала сюда жить. Ты была такой игривой, веселой и жизнерадостной и так стремилась ни в чем не отстать от мальчишек. — Счастливое было время. Улыбка не скрыла печали в ее глазах. — А теперь ты пытаешься зачать ребенка с моим сыном. Вы тоже спланировали свадьбу, о которой я ничего не знаю? — Мы не планируем свадьбу, — ответил Томас сдавленным голосом. — Даже если появится ребенок? — Да. Мора долго смотрела на сына, затем перевела взгляд на девушку. — И ты согласна, Энджи? — Томас был предельно откровенен, — осторожно начала девушка, — и мне известно о его нежелании жениться. Невзирая на это, я предложила ему завести ребенка. Мора кивнула, принимая ответ, который явно не пришелся ей по душе. От ее неодобрения у Энджи защемило сердце. Самым худшим было то, что она давно мечтала о свадьбе, но в данный момент об этом и речи быть не могло. — Я не собираюсь учить тебя жить. Но знаешь, я была матерью-одиночкой дважды. Мне повезло, я встретила Чарлза, и он дал нам свою любовь и полноценную семью. Но растить ребенка одной я никому не пожелаю. Бедное сердце Энджи было готово разорваться. Чертовы слезы застряли в горле. Вдруг на ее колено опустилась рука Томаса, кратковременный жест поддержки, солидарности и утешения. От этой ласки слезы чуть не побежали по ее щекам. — Если ты, Анжелина, захочешь поговорить со мной, — Мора отодвинула стул и поднялась из-за стола, — ты знаешь, где меня найти. — Спасибо, — выдавила из себя девушка. — Энджи скоро уедет, — быстро произнес Томас. Мора остановилась, внимательно посмотрела сначала на одного, затем на другого. — Много лет назад Чарлз и я говорили тебе, Энджи, что Камерука твой дом, — сказала женщина. — Живи здесь столько, сколько хочешь. — Я думала, ты не поедешь в Виндхем сегодня днем. В свежий предрассветный час Энджи нашла Томаса в конюшне. Он седлал коня. Томас осторожно закончил подтягивать подпругу, затем обернулся. — Придется. — На лошади долго ехать? — Порядочно. — Ты выглядишь уставшим. Томас замялся, но решил не вступать в полемику. После неожиданного возвращения Моры и разговора за ужином он знал, что им надо многое обсудить, но не здесь и не сейчас. — Тебе следует сейчас быть в постели. — В столь ранний час всем следует быть в постели. Энджи переступила с ноги на ногу, чем привлекла внимание к своему наряду: джинсовая куртка поверх пижамы. Судя по дыханию, она пробежала неплохую дистанцию. Томас указал на ее босые ноги. — Не боишься наступить на кое-что свежее? — Неа. — Она изобразила на лице улыбку. — Я слышала, как ты прошел мимо моей комнаты, и очень спешила, чтобы повидать тебя до отъезда. — Голос сник, когда она увидела его постное выражение лица. — Сожалею, что разбудил тебя, — бросил Томас, отворачиваясь к лошади. — Ты и не разбудил. Я бодрствовала. — Неудивительно. Вряд ли кто-нибудь из нас мог спать спокойно после разговора в столовой. Он услышал вздох и заметил, что она теребит цепочку с медальоном в виде буквы А. — Я не спала, так как думала, что ты придешь. В ее комнату? Как и прошлой ночью? Их глаза встретились, и холодный воздух вдруг потеплел. Томас понял, что не имеет права лгать. — Я думал об этом, — признался он, забираясь на лошадь и беря поводья. — Всю ночь. — Но ты не пришел… из-за Моры? Он натянул поводья, и Вихрь замотал головой в знак протеста. Томас утешил коня ласковыми словами и потрепал по шее. — Я сожалею, что все выплыло наружу и она узнала, — тихо сказала Энджи. — Не сильнее, чем я. — Не твоя вина, — подбодрила она. — Она не должна была узнать. — Мы все переживаем. — Именно. Они молча стояли, Энджи гладила выгнутую конскую шею. Томас наблюдал за этими ласковыми рассеянными движениями и чувствовал, как внутри растет волнение. — Прости, Энджи, — он не ожидал, что заговорит. — Той ночью в Сиднее ты рассказала мне о крахе своих юношеских мечтаний. Я знал, что ты ожидала от меня большего, чем я готов дать. — Тебе не за что просить прощения. — Не обманывай. Ее рука остановилась, и конь негодующе заржал. Томас усмехнулся. Да уж, приятель, такова сила теплых женских рук и нежных глаз. — Все прошло неплохо, — ответила она. — Даже очень неплохо. И вчера я готовилась к продолжению. — Я заметил. Ужин, цветы, свечи. Платье. — Особенно платье и то, что под ним не было бюстгальтера. Как и сейчас. Когда Энджи поднимала руки, под тканью пижамы проступали темные круги сосков. — Тебе понравилось платье? Томас сглотнул. — Да. Улыбка пробежала по ее губам — невинная, почти детская улыбка. Убийственный контраст по сравнению с дикой страстью, которую Томас прочитал в ее глазах. — Может, еще не слишком поздно? Ты обещал, что не уедешь до восьми. Два часа. Последний раз. Его тело с готовностью откликнулось, воздух насытился парами возбуждения, мир за пределами конюшни отошел на второй план. Раздалось покашливание, у ворот сарая появился работник. — Доброе утро, босс, — поздоровался он. — Рановато для вас. Энджи? Работник одобрительно присвистнул, но его внезапное появление вернуло Томаса в мир реальности. — Не думаю, что это хорошая идея. Энджи нахмурилась. — Хочешь оставить попытки, даже если прошлый раз оказался неудачным? — Да. — Он проверил сбрую, и Энджи отступила в сторону. — Потому что Мора не одобрила? Томас вставил ногу в стремя и посмотрел девушке в глаза. — Потому что Мора была права. — А как же завещание и право наследования? — Я пытался. Теперь очередь Алекса и Рэйфа. — Алекс еще не женат, а Рэйф сказал, что он в поиске. Томас вскочил в седло. — Он передумал. Не хочет расстраивать Мо. Новость заставила ее встрепенуться. — Правда? — Он собирается говорить с ней завтра вечером. — Мужчина поднял вверх руку, словно загораживаясь от дальнейших вопросов. — Не пытай меня, спроси у него сама. — Спрошу, но не поверю, пока не увижу собственными глазами. Рэйф — отец? Невероятно! — Он никогда не пасовал перед вызовами судьбы. Его рассеянный взгляд помрачнел. Девушка подняла глаза. — Так вот что между вами троими? Вызов? Игра в кто кого, да? — Не для меня и не для Алекса. Но для Рэйфа… возможно. Лишь вызов может встряхнуть его. — Томас подобрал поводья. — Он улетает в Сидней сегодня. — Думаешь, мне следует лететь с ним? — Не мне решать. — Если хочешь, я уеду, — просто сказала она. — Решение за тобой. И что он может на это ответить? Уезжай, потому что я нервничаю в твоем присутствии? Уезжай прежде, чем я не смогу пройти мимо твоей двери следующей ночью? — Оставайся, пока не узнаешь, беременна ли ты. Тогда и будем думать, что делать дальше. — Вот мы и на месте, Чарли, — уговаривала Энджи старого коня. — Пожелай мне удачи. Будучи конем почтенного возраста, Чарли не желал ничего, кроме отдыха в тени. Он утомился, хотя они едва ползли, и дремал на ходу. Виндхем. Энджи собрала поводья и глазами обыскала двор фермы в поисках широкоплечей фигуры. Томас стоял в центре, вокруг него толпились рабочие, бродил скот, пыль вилась клубами. Как всегда, от его вида у нее сбилось дыхание. То был мужчина, делающий свою работу, работу, которую любил и для которой был рожден. Ее мужчина. А вокруг кипела жизнь, которую она хотела с ним разделить. И ничто не могло быть яснее. Пять дней она раздумывала. Там, в конюшне, во время их последнего разговора, Энджи поняла, что ни за что на свете не откажется от любимого мужчины и своей мечты. Чаще и чаще вспоминались слова Рзйфа: Он нуждается в тебе сильнее, чем нуждается в ребенке, Энджи. Ты нужна ему, чтобы вытащить его из раковины, в которой он спрятался. Вот почему она приехала сюда. Чтобы напомнить ему… Не о постели, а о жизни, от которой он добровольно отказывается. Девушка медленно улыбнулась, вспомнив свое возбуждение, когда план сформировался в голове. Если Томас одобрит… Улыбка поблекла, но она заставила себя снова улыбнуться и поднять повыше подбородок. Он одобрит. У нее есть свои аргументы и ответы на все возможные «нет». За время долгого пути она морально подготовилась. Просто она не способна сидеть и ждать, когда нужно действовать. — Настал момент истины, сестричка. Томас еще не видел Энджи, но краем глаза уловил момент, когда новичок отвлекся, и бычок рванул в сторону. Одно молниеносное движение — и Томас сумел оттолкнуть парня в сторону и закрыть ворота. — Черт. — Юнец поднялся, отряхивая пыль со штанов, и бросил в сторону босса робкий взгляд. — Если не хочешь оказаться в больнице, не зевай. Понятно? — Да, босс. Томас кивнул и обратился к старшему. — Присмотри за ним, Рилей. Нам несчастные случаи ни к чему. — Тогда девушку лучше отсюда убрать. Черт. Томас обернулся и тут же увидел причину столь глупого поведения новичка. Энджи перелезла через забор и теперь направлялась к нему. Каждый мужчина на ее пути кивал головой и говорил: «Добрый день, Энджи». Скотный двор лихорадило. Черт, что она удумала? Сжав челюсти, Томас двинулся ей навстречу. Подойдя ближе, он, не говоря ни слова, взял Энджи под локоть и потянул к выходу из загона. — Что ты делаешь? — воскликнула она. — Я должен быть уверен, что ты не попадешь под копыта тонны говядины. — Я здесь не первый раз. — От негодования ее темные глаза сузились, и Энджи махнула свободной рукой в направлении стада. — Я возилась около загона сотни раз, как и твои парни. — Тогда тебе следовало помнить, что это самое опасное место на скотном дворе. Не отвлекай их. Она медленно закрыла, затем открыла глаза. — Ты прав. Мне следовало подождать тебя у забора. Томас покачал головой. Она что, действительно думает, будто горячие парни могут пропустить на скотном дворе прелестную фигурку в розовой блузке, обтягивающих джинсах и высоких сапогах? — Ты прискакала на лошади? — заволновался он. — Конечно, а что? Он тихо выругался, сдвинул шляпу с бровей. — А если ты беременна? — Я скакала на Чарли. Не понимаю, какой от этого вред. — Энджи выглядела смущенной и радостной одновременно. Но стоило ему представить ее, скачущей с невероятной скоростью, которую она обожала в юности, его охватывал ужас. — Понятно. — Нахлобучив шляпу, он улыбнулся. Чарли безопаснее любого транспортного средства на четырех колесах. — Не думаю, что ты наслаждалась путешествием. — У него две скорости — медленная и очень медленная. Улитка — и та ползет быстрее. — Девушка улыбнулась и дотронулась до его руки. — Я была очень осторожной. От этой нежности у него перехватило дыхание. Он знал, что нужно кашлянуть и сказать что-нибудь, но лишь кивнул. Его взгляд остановился на ее руке, сжимавшей его предплечье. Энджи смутилась, резко отдернула руку и сунула ее в карман джинсов. Некоторое время царило молчание, затем Энджи постучала по полям своей белой шляпы и кашлянула. — Итак, — весело начала она, — хочешь услышать, почему я здесь? — Ты скажешь мне это по дороге домой. Я сам отвезу тебя. — На Чарли? — Ни в коем случае. Рилей отгонит его в конюшню. Томас не дал ей шанса возразить. Чарли старый, медленный и безопасный, и все же он — конь, который в любую секунду может понести. — Не будем препираться, Энджи. Мне нужно знать, что ты в безопасности и дома. Ты поедешь в моем пикапе. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Энджи очень хотела погулять по скотному двору, даже поработать бок о бок со скотоводами, как делала в юности. В другой день — обязательно, пообещала она себе. — Ну, — Томас взглянул на нее с водительского сиденья. — Что не могло подождать до вечера? — Сегодня утром звонил Алекс. Они с Сюзанной приезжают на выходные. — Энджи знала, что они хотят повидать Мору и всю семью, которая не будет присутствовать на свадьбе. Нашли выход из положения. — Думаю, стоит пригласить несколько соседей в субботу. Товарищей по детским играм, друзей Алекса. — Вечеринка? — Очень маленькая. Если явится много народу, Мора не выйдет. — В душе Энджи просила прощения у Моры за бессовестное использование ее имени в своих целях. — Она не любит большие сборища. Томас издал звук, похожий на возражение. Энджи бросила на него беглый взгляд. Понял ли он, что она затеяла праздник для него? — Я бы тоже повидалась кое с кем. — Девушка мысленно скрестила пальцы. Она бы плюнула через левое плечо, если бы могла. — Так что скажешь? — Думаю, Мора будет против. — Ошибаешься. Она согласна… если ты согласен. Томас долго молчал, затем на его лице появилось упрямое выражение, знакомое ей с детства. — Вам не придется ничего делать, — внушала она. — Я беру всю работу на себя. — Стало скучно жить? — спросил он. Вопрос звучал буднично, но с каверзой. Томас не повернулся и не посмотрел ей в лицо. Его профиль оставался суровым, серьезным и своевольным. Ее сердце пропустило удар. Томас что-то недоговаривал. Неужели Брук все-таки устала от скучной жизни в деревне и потянулась к городу? Впрочем, она, Энджи, всегда знала, что этим все кончится. — Скучно? — Она тихо рассмеялась и отрицательно покачала головой. — Никогда. Вспомни, как я рвалась домой в школьные каникулы. — Школа давно позади. Ты изменилась. — Я? — она с любопытством обернулась к нему. — Нет, когда я надеваю джинсы и сапоги, то чувствую себя так же, как и много лет назад. — Это всего лишь одежда, Энджи. — Томас, я все та же Энджи. — Ты изменилась. Все мы так или иначе изменились. — Люди меняются, приобретают жизненный опыт, и все же здесь, — она положила руку на сердце, — мы те же самые. Они повернули на дорогу, ведущую к поместью. — Подумай над моим предложением, — попросила она, откинувшись на сиденье. — И вечером дай мне знать. В сухой сезон Томас много разъезжал. Скотоводческая империя Карлайлов росла, крепла, строила новые скотные дворы и фермы по всей северной Австралии. Он компенсировал любимой работой тоску по дому. В этот раз он отсутствовал три дня и три ночи. Но когда его самолет опустился на посадочную полосу в Камеруке, Томас почувствовал, как сильно соскучился по родным пенатам. На полосе выстроились самолеты, принадлежащие компании, — прибыл эскорт Алекса. Рэйф находился в Америке по делам бизнеса — хотя Томас подозревал, что тут замешана женщина. Рэйф, в отличие от него самого, нередко смешивал бизнес с удовольствием. Не вечеринка будоражила его сознание, а Энджи. Слишком усталый, чтобы возражать, он принял идею о празднике, как принимают лекарство. Да и в самом деле, что он мог противопоставить аргументам Энджи? Это его дом, но торжество организовали для Алекса, Сюзанны и Моры. Было бы легко в последнюю минуту сослаться на усталость и избежать любопытных и сочувствующих взглядов и неловких пауз, связанных с упоминанием имени Брук. Как он ненавидел свою неловкость и скованность друзей в этом вопросе! Легче вообще не встречаться. Он осмотрел частные самолеты. Прилетели давние друзья и соседи, и ему придется напустить на себя цивилизованный вид и провести в их компании по крайней мере пару часов. Томас выпрыгнул из кабины, сел в пикап. Кровь ударила в голову, мысли мешались, а двигатель работал на всю мощь, выжимая предельную скорость. Если Энджи будет ждать его в саду в своем убийственном платье и с соблазнительной улыбкой на устах, он совершит какую-нибудь глупость. Дом был полон гостей, при его появлении разразившихся сердечными приветствиями. Твердое рукопожатие Алекса напомнило ему о необходимости держаться хладнокровно. А присутствие Энджи… заставляло сердце стучать быстрее. К тому же Томас вдруг вспомнил, что сегодня, завтра, максимум послезавтра они узнают, беременна она или нет. В доме и на лужайке царила приятная атмосфера. Томас общался с гостями, каждый из которых считал своим долгом найти его и сказать пару слов. Большинство из них хотели поблагодарить его за приглашение — словно это он их пригласил — и поздравить с удачной организации такого чудесного праздника. Энджи оказалась замечательной хозяйкой. Джинджер Ханраханс расхваливала ее чудесный маринад для барбекю. Ди Ламберт изливала свое восхищение по поводу разноцветных фонариков и просила одолжить их на сорокалетие мужа. — Удивительно, — бормотал мистер Ламберт. — Удивительно, что никто из Карлайлов не положил глаз на Энджи. Вы все слепые? Нет, Томас не был слепым. Он заметил, что на Энджи было то же платье… Правда, на сей раз она надела под него бюстгальтер — крошечную вещичку цвета слоновой кости, которую он однажды видел на ее кровати. Она наклонилась над столом, и из-под платья выглянула тонкая атласная лямка. В груди у Томаса сладко заныло. Он сходил с ума и не мог оторвать от девушки взгляда. — Сногсшибательное платье, — заметил Алекс. Томас нахмурился. Ему нужно прекратить так откровенно пялиться на Энджи. — Нравится вечеринка? — спросил он у брата. — Терпимо. Томас удивленно приподнял бровь. — Мы согласились приехать только из-за Моры, — объяснил Алекс. Томас промолчал. Он окинул взглядом гостей, но невесты Алекса не увидел. — А где Сюзанна? — Пошла наверх. — Уже? — Голова разболелась. Головная боль объясняла ее бледность и напряженность. Взгляд Томаса снова скользнул к Энджи — живому антиподу невесты брата. Она стояла с Дэвидом Врайнтом и, наклонив голову, внимательно слушала. В угасающих сумерках сада она вся светилась. На долю секунды Томас задохнулся от ее знойной красоты. Неужели она беременна? Говорят, беременность красит женщину. А Энджи была чудо как хороша. Алекс ушел проведать Сюзанну, а Томас нашел уединенный уголок, подальше от Энджи. Она сколько угодно может говорить о том, что любит Камеруку и деревенскую жизнь, но он был уверен: как только закончится медовый месяц, она будет счастлива здесь не больше Брук. Что это с ним? Зачем он сравнивает Брук с Энджи? И рассуждает о медовом месяце? Налицо все признаки переутомления, день оказался слишком долгим, нужно поспать. Пока он стоял, придумывая способы побега, в бальной комнате заиграла музыка и полилась в сад через распахнутые балконные двери. Несколько пар направились к танцполу, и Томас понял, что упустил свой шанс уйти, не привлекая внимания. Он какое-то время наблюдал за танцующими. Под звуки чувственной мелодии они обменивались улыбками. А он, как всегда, один. Томас повернулся, чтобы уйти, и натолкнулся на Энджи. — Эй, я искала тебя. — Почти весь вечер. Она видела, как он тихонько стоял в стороне, забыв про смех, шутки, веселье. Энджи смотрела в затуманенное болью лицо, в глаза, горевшие усталым голубым огнем, и чувствовала, как в душе зарождается разочарование. Неужели она всерьез надеялась, что торжество отвлечет его, рассеет тоску? Идиотка, дурочка в розовых очках. — Мне очень жаль, — выдохнула Энджи. — Жаль чего? Как признаться во всем? Она стремилась изменить его жизнь, но не знала, с чего и как начать. Девушка фыркнула и кивнула головой в сторону гостей. — Тебе приходится терпеть это. Совсем невесело, да? — Я не сторонник больших торжеств, — признался Томас. — Но не суди об успехе по мне. Ты проделала огромную работу. Энджи знала, что вечеринка имела большой успех у соседей, которые все еще танцевали, смеялись и шутили. Ей выразили признательность Алекс, Сюзанна и Мора. Но вот Томасу, казалось, было все равно. Она кинула тоскливый взгляд на танцплощадку. Она выбирала эту песню с надеждой пригласить на танец Томаса, мечтая, как сомкнет руки на его шее и склонит голову к сильному плечу. И они закружатся в медленном вальсе. То была песня, под которую танцуют любящие сердца. Что же ты, сестричка, стоишь и умираешь от желания? Ты искала его ради этого танца. Так действуй. Девушка кивнула в сторону танцующих пар. — А ты знаешь, мы ведь никогда не танцевали вместе… В его глазах появилось выражение замешательства. — Я не танцую, Энджи. — Вообще? Или со мной? Томас не ответил. — Да ладно, Томас, доставь мне удовольствие. — Не проси, Энджи, — хрипло проговорил мужчина. — Я не буду танцевать. — Потому что не хочешь прикасаться ко мне? Они оба знали ответ. Воздух раскалился от невысказанных мыслей и неутоленного желания. — Кто-нибудь из вас присоединится ко мне? Я хочу пропустить стаканчик на ночь. Алекс. Как не вовремя. Конечно, Томас воспользуется этой возможностью, чтобы сбежать. Девушка покачала головой. — Я пас. Алекс отправился к библиотеке, а Томас на мгновение задержался. — Увидимся завтра утром. Она была слишком расстроена, чтобы соблюдать осторожность. — По всей вероятности, раньше, — коротко бросила она. Томас замер. — Что ты имеешь в виду? — Мне понадобится твоя ванная. — Сейчас не время для шуток, Энджи. — На его скулах заходили желваки. — Черт возьми, о чем ты говоришь? — Долгая история, но… — Расскажи в общих чертах, — вспыхнул Томас, и Энджи вдруг разозлилась и осмелела. — Я не правильно посчитала гостей, так что мне придется спать на диване в твоем кабинете. Твои ванна и туалет ближайшие. И я собираюсь ими воспользоваться. Он молча изучал девушку. А затем бросил: — Ляжешь в моей спальне, а я займу кабинет. — О нет, не нужно. — Энджи отрицательно замотала головой. — Диван слишком короткий для тебя. — К тому моменту, как я доберусь до него, мне будет все равно. Она увидела в его глазах и усталость и решительность. И ни намека на радость оттого, что они будут спать рядом. — Если тебе будет все равно, где спать, так почему не на кровати? — Я сказал, она — твоя. — Кровать большая, — спокойно продолжала Энджи. — Почему бы нам не разделить ее? ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Ты проигрываешь на всех фронтах, Энджи. Он не поддержал веселье, не расслабился с друзьями, не принял твоего приглашения на танец и в довершение всего ты выгнала его из его собственной кровати. В пятидесятый раз она вставала и ложилась, вертелась с боку на бок и проверяла часы. Три часа. Ну не может же он до сих пор пить с Алексом. Она представила почти двухметровую фигуру, скорчившуюся на коротком узком диване, и чуть не расплакалась. Это ей следовало ютиться на диване, а не на кровати размером с аэродром. Пропустить стаканчик на ночь, Алекс? И уйти от ответа на вопрос, почему я не хочу танцевать с Энджи? О да, с радостью! — Да ты умираешь, как хочешь дотронуться до меня, — пробормотала она, протяжно застонала и закрыла лицо руками. На секунду ей показалось, что стон эхом разнесся по комнатам. Чьи-то голоса донеслись снаружи, и она застыла в молчаливом ожидании. Дверь открылась, в просвете появился высокий темный силуэт. Притвориться спящей? — Я не сплю, — сказала она, слишком возбужденная, чтобы притворяться. — Можешь включить свет, если хочешь. Он проигнорировал ее предложение, лишь прошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Энджи закрыла глаза и прошептала слова благодарности. — Я представляла, как ты мучаешься на маленьком диване, и думала… — Спи, Энджи. На другом краю кровати матрас скрипнул под его весом, когда он сел. Энджи перекатилась на бок и оперлась на локоть. Секунды хватило, чтобы глаза привыкли к темноте, и она уже различала его движения. Он развязывает галстук. Расстегивает рубашку, снимает ее. Сладкое желание растеклось по телу Энджи. — Я не усну, пока не буду уверена, что ты не сердишься. — Сержусь? — Нуда, из-за кровати. — Алекс сказал мне, что Ханрахансы привезли с собой гостей. — Томас наклонился вперед, и она увидела, что он снимает ботинки. — Так что тебе не нужно оправдываться. — Значит, все в порядке… и ты не сердишься, что у нас одна кровать на двоих. Томас застыл, и Энджи показалось, что он отрицательно качает головой. — Можем мы оставить эти разговоры? Не дожидаясь ответа, он резко поднялся, снял брюки и отбросил их в сторону. Энджи едва не задохнулась, сладкая нега снова разлилась по телу. Он совсем близко и лишь в одном нижнем белье. И тут Томас встал и направился к двери. Это было так внезапно, что она чуть не подскочила. — Куда ты? Я думала, ты останешься. Томас остановился, и тяжкий вздох повис в темноте. — Я останусь, но прежде собираюсь принять душ. Надеюсь, твои вопросы закончились и ты позволишь мне спокойно заснуть. Он отсутствовал дольше, чем было необходимо. Через дверь Энджи слышала звук льющейся воды и, закрывая глаза, представляла подтянутую фигуру в душевой кабинке. Все ее тело горело от страсти. А что он сделает, если она возьмет и зайдет в ванную комнату сейчас и встанет с ним под душ? Обрадуется или огорчится? Энджи откинула простыню. Неподвижным воздухом спальни было трудно дышать. Душно. Даже легкий шелковый пеньюар мешает. Она села, не сводя глаз с двери, и медленно потянула вниз лямки. Я не люблю сюрпризы. Нельзя останавливать жизнь, пусть события идут своим чередом. Она ненавидит неуверенность и робость, игру под названием «терпение» и презирает себя за то, что должна скрывать свои чувства и желания. Почему Томас так упорно отказывается дать им шанс? Энджи снова бросилась на постель, откинула простыню подальше и забила кулаками в подушку. И как только она успокоилась, то услышала, как вода перестала литься. Он вышел из ванной, прошел к шкафу и достал… короткие шорты. Несмотря на плотно зажмуренные глаза, она ощущала его приближение и взгляд синих глаз. — Не бойся, — начала она, хриплый голос разрезал темноту. — Я не укушу. Укусит! Все его тело изнывало по ней. Теплота ее голоса, блестящий шелк пеньюара, линия ног на бледных простынях. Такое сочетание сведет с ума любого мужчину. Томас в нерешительности застыл у края кровати, когда она вытянула руку и погладила простыню. — Смотри, я даже не дотягиваюсь до твоей стороны. Очевидно, она демонстрировала ему, что он находится в безопасности. Смешно, учитывая его возбуждение. — Душ помог? — спросила она. Томас рассмеялся злым, хриплым смехом. — Нет. — Он был предельно честен. — Горячий или холодный? Что? Он забросил ноги на кровать и скрестил их. — Душ, который не помог, — настаивала она, — он был горячий или холодный? Томас откинул голову на подушку, наслаждаясь соприкосновением мокрых волос с прохладной материей. — Сначала горячий, потом холодный. Ни один не помог. — А обычно помогает? — Ее молчание длилось минут десять. И голос звучал не столько насмешливо, сколько… заинтересованно. — Холодный, я имею в виду. Я хорошо осведомлена, и… горячий, кстати, тоже иногда срабатывает. — Знаешь по собственному опыту? — Скорее из книг. — Она замялась. — Я не хотела ставить тебя в неловкое положение. — Нечего теперь оправдываться. Он услышал, как она задвигалась, принимая удобную позу. Черт, скорей бы закончился этот допрос. — Ты все еще не ответил на мой вопрос. Дьявол. — Если ты хочешь узнать, как я выхожу из положения, почему бы не спросить напрямую, вместо того чтобы объясняться намеками? — Хорошо. Помогает ли холодный душ от неудовлетворенности? — Иногда, — сказал он после паузы. Она долгое время молчала, так долго, что он решил, что ее любопытство удовлетворено. Он даже повернул голову, чтобы проверить. Нужно было не поворачивать. Она лежала на своей стороне, но ближе к середине, и наблюдала за ним с какой-то въедливостью, от которой у него заломило все тело. — Господи, Энджи. Разве ты не читала об этом в журнале? — Я спрашиваю тебя, Томас. Я хочу знать, есть ли разница между холодным душем и занятиями любовью. — Конечно, с женщиной лучше. — С любой женщиной? — Я не знаю. Энджи очень хотела разговорить его, поэтому осторожно подбирала слова. — Что ты имеешь в виду? — То, что у меня было мало женщин. — Честно говоря, я так и подумала. — У меня это на лбу написано? — Нет. — Вопрос удивил ее, она даже приподнялась на локте. — Две, хорошо? Ты и Брук. Это ты хотела узнать? — Я… — Господи, что она может сказать? Энджи облизала пересохшие губы. — Ты теперь удовлетворена? Она оценила его порыв честности, не обратив внимания на грубый тон. — Неудивительно, — медленно сказала она, — учитывая, что ты за человек. — Ты меня не знаешь, Энджи. — Я знаю тебя большую часть своей жизни и знаю, что в жизни имеет для тебя значение. С тех пор как ты встретил Брук, ты ни разу не взглянул в сторону другой женщины. Я знаю, что тебе было очень тяжело вступать со мной в отношения, и решение завести ребенка далось нелегко, потому что ты все еще любишь ее… А секс для тебя — составляющая любви. Энджи чувствовала, как напряжение вибрирует в воздухе и растет с каждым словом, но не могла остановиться. Он поделился чем-то невероятно личным, и она хотела — нет, обязана была — сделать то же самое. — Если бы ты был опытным любовником, я бы не заметила разницы. Наша близость каждый раз была необыкновенной, незабываемой. И сравнивать тебя с кем бы то ни было мне в голову не приходило. Вот она и призналась. — Ты уже знаешь? — спросил он. Инстинктивно она поняла, о чем он спрашивал. Живот свело судорогой, внутри все перевернулось. — Нет, впрочем, задержки пока тоже нет. — Когда? — Возможно, завтра, хотя… Он резко повернул голову, ища ее глаза. — Хотя? — Ничего и не предвещает скорого начала месячных. — Девушка засмеялась. — Не хочется заморить червячка и организм не требует шоколада. В общем, в этот раз все не так, как обычно. Она положила ладонь на живот и испытала волнение, то ли от страха, то ли от возбуждения. Беременна? Неужели под рукой, глубоко внутри уже зародилась новая жизнь? — Как ты себя чувствуешь? — спросил он низким хриплым голосом. Как она себя чувствует? Словно стоит на пороге чего-то значительного. Сердце билось гулко и тяжело. Она откинулась на спину. — Ужасно. — Из-за ребенка? — Ужасно, потому что пытаюсь предвидеть все изменения и постоянно прислушиваюсь к себе. Энджи медленно повернула голову и увидела, как его глаза скользят по ее телу. — Я чувствую себя ужасно, — прошептала Энджи, взяла его руку и потянула на себя, — от мысли, что вдруг ребенка здесь нет. — Она прижала его ладонь к своему животу. — И в то же время радуюсь, что если не беременна, то останусь здесь до следующей недели, и снова это случится… между нами. Она сплела свои пальцы с его, поглаживая и лаская. — Еще одна ночь, — прошептала она. — Еще один раз. — Ничего не изменится, Энджи. — Их взгляды схлестнулись. Томас отнял руку и лег на спину. Девушка последовала за ним, медленно стянула с него простыню и ласково погладила по груди. Он не двинулся, не повернулся, не убежал. И когда она крепче прижала ладонь к горячей коже, все его тело моментально откликнулось. — Позволь мне помочь с тем, с чем душ не справился, — прошептала она. И когда их губы соединились, его сопротивление окончательно рассеялось. Она видела, как вспыхивают и загораются искры в бездонной глубине его синих глаз, слышала тихие стоны. Энджи покрыла поцелуями его плечи и грудь и, дойдя до талии, замерла. — Ты надел их, — она провела пальцами вдоль резинки, — когда вышел из душа. — Хочешь, чтобы я их снял? — Нет, я сделаю это сама. Он приподнял бедра, помогая ей. Затем почувствовал, как ее рука сжалась. — Я думала об этом все время, пока ты находился в душе. — И я, — прохрипел он. — Я хотела дотронуться до тебя. Энджи двигалась неторопливо, зная цену своим действиям. Он застонал, протестуя и одновременно моля о продолжении. — Ласкать могут не только руки, но и губы. Его глаза гневно сверкнули. — Нет. — Ты не хочешь, чтобы я занималась с тобой любовью? — Энджи придвинулась ближе, ее волосы темным облаком нависли над его бедрами. Она действовала ловко, Томас уже и забыл, что язык и губы женщины могут творить такие чудеса. Он буквально захлебывался от восторга. — Подожди, — твердо прошептал он, притянул ее к себе и прижался к влажным губам. Когда он хотел перевернуть девушку на спину, она начала сопротивляться. — Не так. — Руки уперлись ему в плечи, Энджи заставила его откинуться назад. — Сегодня моя партия ведущая. Когда она села на него, жаркие руки сначала опустились ей на талию, затем скользнули вверх к высоким полным грудям. Она изнывала от желания, и он спешил соединиться с ней, но в этот раз все было иначе. Это не было быстрым, деловым совокуплением в темноте. И они были вместе не ради зачатия ребенка. Энджи плыла по волнам наслаждения. Ритм постепенно убыстрялся, движения становились резкими, первобытными, пока в глаза вдруг не ударил ослепляющий свет экстаза. В ту ночь Томас не ушел. Она заснула в его объятиях, прижавшись щекой к мужественной груди, слушая убаюкивающую песню его сердца. А проснулась одна и ни капельки не огорчилась. Широкая улыбка осветила ее лицо, когда Энджи провела рукой по простыням и вспомнила в мельчайших подробностях прошедшую ночь. Томас всегда встает рано. Обычно в это время он в седле или в кабинете. Сегодня он вообще проснулся до рассвета и долго-долго, в полудреме ласкал ее тело. Рука Энджи коснулась живота, и сладостная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Должно быть, она забеременела. Она ощущала слишком большие изменения в своем теле. Энджи провела рукой по пока еще плоскому животу. Гормональный выброс? Она медленно повернула голову на подушке, в глаза бросилась стоящая у дверей ванной сумка. На дне ее валялась коробочка с тестами на беременность. Сердце подпрыгнуло от радости. Слишком рано? Возможно, да, возможно, нет. Инструкция гласила, что тест будет точен, даже если время критических дней еще не наступило. Зачем терзаться сомнениями, если можно все выяснить? Она решительно встала и пошла в сторону сумки. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Томас хотел опробовать своего жеребца. Кроме того, ему нужно подумать, сосредоточиться на том, что вернет его на землю, развеет возникшее в груди томление. Все изменилось. Секс по договору без обещаний закончился. Прошлой ночью они любили друг друга по-настоящему. Эти мысли будоражили его сознание, и он повернул коня к дому. Если она беременна и решила остаться, у них будет реальный шанс создать семью… Томас сделал большой круг по периметру поляны. Там гостей ждал завтрак. Он присоединится к ним, как только примет душ и переоденется. Около спальни его вдруг прошиб пот. Сейчас он снова увидит ее. Но комната оказалась пустой. Кровать убрана, сумка Энджи исчезла. Жаль! Господи, он действительно признался, что обладал лишь одной женщиной, своей женой? Раньше он никому об этом не рассказывал. Недоуменно качая головой, Томас направился к ванной, на ходу снимая рубашку. Он уже потянулся к ручке, когда раздался щелчок. Дверь открылась, Энджи вскрикнула от испуга и отступила назад. Послышались хриплые извинения. Томас нахмурился. — За что ты просишь прощение? — За… — Темные брови сошлись на переносице, рука теребила медальон. — За то, что я еще здесь. За то, что использовала твою ванную. — Ты спросила разрешения еще вчера вечером. — Но мне следовало заниматься гостями, завтраком. Энджи была одета, пальцы, сжимающие сумку, побелели от напряжения. Она намеренно отводила взгляд. И вдруг недостающий квадратик мозаики встал на место. — Наступили критические дни? Ее глаза расширились и, к его ужасу, наполнились слезами. Черт, да ему лучше иметь дело с разъяренным быком весом в несколько тонн, чем с женщиной в слезах. Особенно с такой женщиной, как Энджи, чьи слезы редки и всегда значимы. — Эй, — мягко окликнул он. — Все в порядке. — Не надо. — Она сделала глубокий вдох, захлебываясь от слез. — Ты делаешь только хуже. — Делаю хуже? — Это все чертовы гормоны. — Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Тогда он потянулся к ней, положил руки на плечи, и Энджи тут же уткнулась лицом ему в грудь. Энджи никогда не позволяла себе плакать и жаловаться, уж такой у нее был характер. Она прерывисто дышала, пытаясь успокоиться. Ее плечи приподнялись и застыли, когда он погладил ее по голове. — Волоски на груди плохо впитывают влагу, — пробормотал он. — Рубашка бы лучше справилась с задачей. Он протянул ей свою рубашку. — Вот, пожалуйста, пользуйся. Сквозь слезы послышался смешок, Энджи взяла рубашку и вытерла влагу с его груди. — Теперь ты готова ответить на мой вопрос? Она уставилась на него распахнутыми, влажными от слез глазами, затем сглотнула и коротко тряхнула головой. Его взгляд скользнул к пальцам, сжимающим рубашку. Она не беременна? Томасу нужно было знать наверняка. Он поднял ее голову за подбородок. — Скажи мне, Энджи. — Нет, не готова, — выдавила она, и он почувствовал, как в груди что-то кольнуло. Должно быть, плохие новости. — К чему слезы? — Утром я сделала тест. — Энджи честно посмотрела в его глаза. — И он оказался отрицательный. — Не слишком ли рано для точных ответов? — Мне следовало сделать его позже дня на два, но я не могла медлить. — Нетерпеливая, как всегда? — Я хотела знать. Слезы блестели на ресницах, голос дрожал от волнения. Она хотела знать, надеялась, что результат окажется положительным. Глядя в нежное лицо, он вспоминал, как ночью она прижимала ладонь к своему животу, вспомнил, как сам отозвался на ее движение всплеском желаний. Вспомнил, как боролся с вожделением и как чувствовал облегчение, когда она первая отважилась на действия. — Я так хотела… Он притронулся большим пальцем к ее губам. — Терпение, Энджи. Ты сама сказала, что сейчас еще слишком рано. У тебя есть еще тесты? — Несколько. — Ты же подождешь пару дней, прежде чем сделать следующий? Она тихо вздохнула. — Только два дня, ладно. Я потерплю. Когда на следующий день Томас собрался уехать по делам на западную ферму, он чуть не пригласил Энджи с собой. Он представлял, как, не выдержав испытания временем, она вскрывает одну упаковку тестов за другой. Томасу уже виделось, как он будет путешествовать с ней, как она разделит с ним дорожные впечатления, номер в отеле, постель… Он хотел быть рядом, когда она узнает результаты теста и поднимет на него свои темные глаза, сияющие от… Нет. Томас с остервенением захлопнул ворота. И улетел один, как обычно, как любил, как привык. Тридцать шесть часов спустя он возвратился. Теперь она уже должна знать наверняка. Он не позволял себе суетиться, бегать и разыскивать ее, чтобы узнать новости. К тому моменту, как Томас добрался до пруда, от напряжения стало сводить плечи и спину, но он держал их абсолютно прямо. — Мо подсказала, где тебя найти. — Подходящее место для разговора. Именно здесь она впервые сказала, что хочет от него ребенка. Сегодня же ее взгляд не отрывался от поверхности водяной глади, блестевшей золотом в лучах дневного солнца. — Она сказала тебе о Рэйфе? — О его свадьбе? Да, я в курсе. Томас присел на корточки рядом с Энджи, и она бросила на него настороженный взгляд. — Алекс женится на следующей неделе, теперь еще свадьба Рэйфа. Ты свободен от обязательств. Томас застыл. — Что скажешь, Энджи? Да или нет? — Я не знаю. Критические дни все еще не настали, но второй тест тоже дал отрицательный результат. Томас тихо выругался. — Эти домашние тесты надежные? — Не знаю. У меня не было причин использовать их раньше. Он пристально изучал ее, стараясь отгадать, что у нее на уме. — Что теперь? — спросил он. — Полагаю, необходима консультация врача. — Что-то ты не радуешься такому повороту событий. — Голос Энджи звучал уныло, и плохое настроение передалось ему. — Может, что-то пошло не правильно? Ты говорила, у тебя очень четкие периоды. — Его глаза сузились. — Или преувеличивала? — Ты только об этом хочешь знать? — Нет. — Томас вздохнул. — Нет, не только. Но ты разговариваешь так… неохотно. Энджи услышала в его голосе волнение и смягчилась. — Со мной все хорошо. Правда. — У тебя в Сиднее есть доктор? — Нет, но… — Я позвоню Алексу сегодня вечером. У него есть кое-кто на примете. — Думаешь, Алекс посещает гинеколога? Не время для шуток, решила Энджи, увидев, как вытянулись его губы. Впрочем, сейчас все средства хороши — даже черный юмор, лишь бы унять тупую боль в груди и не думать о будущем. Хорошо. Без шуток и уклончивых ответов. Наступает момент истины, сестренка. Осторожно выдохнув, Энджи повернула голову и посмотрела ему в глаза. Прямо, спокойно. — Я с неохотой думаю о враче, но я хочу знать, что со мной происходит. Хочу знать. — Тогда в чем проблема? — Я не уверена, что готова уехать отсюда. — Но мы же договорились, Энджи. Что она уедет, когда все закончится. Да, но… У нее нет ничего, что можно потерять там, на большой земле. Все, за что она отчаянно боролась последние несколько недель, оставалось здесь, в Камеруке. — Да, мы договорились, — тихо продолжала она, — но наш договор случился до того, как мы занимались любовью в последний раз. Его глаза вспыхнули прежде, чем рот вытянулся в упрямую тонкую линию. Но минутной реакции было достаточно для Энджи. О, нет, Томас Карлайл. Пришла пора раскрыть карты. Время сказать, что ты на самом деле думаешь. — По крайней мере, так я чувствую. Я занимаюсь с тобой любовью всем моим телом, душой, всем сердцем. — Сомнение внезапно мелькнуло в его глазах. Энджи наклонилась ближе и накрыла ладонями его руки. — Мне жаль, если ты не 13, 3 хочешь это слышать, но мне нужно высказаться. Я не могу больше молчать. — Я ничего не обещал, — скованно ответил он. — Знаю. Когда я влюбилась в тебя, ты мне тоже ничего не обещал, но меня это не остановило. — Мы были детьми. — Я была восемнадцатилетней девушкой, достаточно взрослой, чтобы осознавать свои желания. Томас, ничего не изменилось. Я любила тебя долгое время — возможно, всегда. Ваша встреча с Брук стала для меня настоящим ударом. Томас крепче сжал челюсти. Теперь, когда она начала говорить, ее не остановить, пока не выскажется до конца. — Моя подруга получила то, что я жаждала иметь всю свою жизнь. Я чувствовала, что теряю мужчину своей мечты, и вдобавок теряю тебя как друга, потому что мое мнение тебя больше не интересовало. — Я никогда от тебя не отказывался, Энджи. — Знаю, но со временем я почувствовала себя ненужной. — Печально улыбаясь, она покачала головой. — Ты был таким очумелым от счастья, постоянно летал в город на свидания, и когда я увидела вас вместе, мне казалось, сердце мое разорвется. Я боялась, что наговорю вам гадостей, тебе и Брук. — Помню, что-то подобное ты все же сделала. — Ты говоришь о нашей беседе здесь? Да, тогда мне было что сказать. — Она с шумом выдохнула. — Прошло немало лет, хотя я продолжаю задавать один и тот же вопрос: зачем? Что именно подвигло меня предостеречь тебя от женитьбы? Но я ужасно хотела, чтобы ты стал моим, и не могла остановиться. Энджи ожидала его возражений и нелестных замечаний по поводу своей прямолинейности. Но Томас спросил только: — Так вот почему ты не пришла на нашу свадьбу? — Я не могла, — ответила Энджи дрогнувшим от волнения голосом. — Я не могла смотреть на вас, таких счастливых и веселых, притворяться и ловить букет. Господь свидетель, когда священник спросил бы, есть ли препятствия вашему браку, я бы завизжала что есть мочи «да». Никто из них не улыбнулся. В весеннем воздухе, перед лицом волшебного, клонившегося к горизонту солнца все постепенно вставало на свои места. — И ты сбежала? — то ли спросил, то ли констатировал Томас. Энджи кивнула. — И оставалась за границей так долго, что не могла приехать на похороны Брук. Я знаю, мое признание скажется на моей репутации друга и доброго человека, но это правда. Томас долго молчал. Несмотря на теплый воздух, девушка потерла плечи, словно защищаясь от леденящего холода его молчания. Томас подобрал несколько камешков с земли и начал перекатывать их в руке. Она не отрывала глаз от медленных движений. — Я не могу дать тебе то, что ты просишь, Энджи. — От его низкого, взволнованного голоса по коже побежали мурашки. — Из-за Брук? — Да. — Некоторое время он изучал камешки в руке, затем бросил их в воду. Энджи наблюдала за расходящимися кругами на гладкой поверхности, пока они не исчезли. Затем посмотрела вверх. Глаза Томаса были похожи на зеркальную серебристо-синюю поверхность. — Ты оказалась права, Энджи. От неожиданности она сразу не поняла, о чем он говорит. — В том, что Брук не выживет здесь? — Она старалась, — продолжил Томас после паузы. — Но когда я уезжал на фермы, на скотные дворы, она страдала. И ненавидела деревню. Энджи не требовалось объяснений. Брук была городской пташкой, капризной и избалованной. — Вы не пытались найти компромисс? — осторожно поинтересовалась она. — Работа, которую она могла бы делать здесь… — Она прошла собеседование. Сказала мне об этом в день гибели. — Томас поднял глаза, его голос звенел от боли. — Я не могу проходить через одно и то же, Энджи. Мне нечего тебе дать. — А я ничего не прошу. — Просишь, Энджи. Я вижу просьбу в твоих глазах, слышу ее в твоем голосе. — Нет. — Девушка наклонилась ближе и заставила его поднять глаза. — Я только хочу тебя. Некоторое время он разглядывал ее лицо. — Скажи, что не хочешь стать моей женой. — Я не могу, — выдохнула Энджи, зная, что ее честность сейчас дорого стоит. Но она ее и погубит. — А я не могу жениться на тебе. — Пусть будет так. Я просто хочу остаться и жить здесь, с тобой. — Ее голос дрожал. — Я знаю о неизбежном одиночестве, знаю, как усердно ты работаешь, трудности меня не пугают. Дай мне шанс, Томас, шанс доказать, что Камерука — единственное место, где я хочу жить. Дай мне шанс любить тебя. — Но я не могу любить тебя, Энджи. Ты заслуживаешь лучшей участи. Томас договорился о встрече с доктором по рекомендации Алекса. Визит назначили на следующей неделе. Время напряженное, работа на фермах в самом разгаре, но он изменил свое расписание, чтобы поехать в Сидней. Энджи спорила и утверждала, что в его присутствии нет необходимости, но он настаивал. — Это и мой ребенок тоже. И я поеду с тобой. — Ты собираешься быть рядом, когда он впервые шевельнется? И когда начнет толкаться? Или когда родится? Его первый день… В логике Энджи не откажешь, и он уступил. Не может же он, в самом деле, драться с ней? На следующий день Томас улетел в Брисбейн на встречу с японскими покупателями, а когда вернулся, она уже уехала, предусмотрительно оставив записку. «Я знаю, ты не любишь сюрпризы, поэтому оставляю эту записку. Я хочу посетить доктора одна… Если мне суждено стать матерью-одиночкой, то следует привыкать к этому прямо сейчас. Я дам тебе знать, как только появятся новости. Навеки люблю, Энджи». Томас пытался не замечать тишины в доме, одиночества за обеденным столом. Каждый раз его сердце подпрыгивало, когда он шел открывать входную дверь, ожидая увидеть ее… Но, увы, случилось неизбежное. Она все-таки уехала. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Компьютерная почта доставила сообщение за день до назначенного визита в клинику и застала Томаса врасплох. Он смотрел на экран пять, десять, пятнадцать секунд, прежде чем почувствовал, как закружилась голова и быстро-быстро застучало сердце. Сообщение оказалось коротким. Беременности нет. Ей очень жаль, что она не смогла помочь. И она желает ему всего наилучшего. Никаких объяснений, ни единого намека на чувства. Неужели Энджи действительно думает, что холодное, бездушное послание — то, что он заслужил? В графе «Отправитель» стояло официальное «Анжелина Мори, Корпорейт Конференц-центр, „Карлайл Гранд-отель“«. Выходит, она вернулась к прежней работе. Томас даже не побеспокоился выключить компьютер. Он выскочил из дома и направился к самолету. К моменту его прибытия в «Карлайл Гранд-отель» было уже далеко за полдень. Он слишком устал и измучился, как бык после отменного родео. Энджи не оказалось на месте, и он обегал три уровня в поисках ее. Ему даже на ум не пришло остановиться и отправить ей sms-сообщение. Когда он вышел из лифта — в пятый раз, — то увидел, как в конференц-зале мелькнула знакомая фигура. Сотрудник офиса преградил ему путь, но Томас не собирался пускаться в объяснения. — Могу я вам помочь, сэр? — Я здесь, чтобы переговорить с Энджи, — отрезал он. — С мисс Мори? Она вас ждет? Томас заскрежетал зубами. — Сомневаюсь. Она опять носила униформу отеля, белый вверх, черный низ, и она снова выпрямила волосы, как в прошлый раз. Городской стиль был не совсем в его вкусе, и все же она чертовски красива, так красива, что даже гнев улетучивается при взгляде на нее. Энджи разговаривала с группой женщин в униформе и поэтому не заметила его появления. Тут он услышал мягкий смех, и его словно что-то толкнуло в грудь. Она смеется? Он бросил все, примчался сюда, потому что боялся за ее эмоциональное состояние, а она смеется? Его гнев поднялся как огромная волна, он сделал несколько шагов и остановился, не сводя глаз с улыбающегося профиля. Он увидел, как она обернулась и замерла на полуслове. Томас смутно догадывался, что остальные женщины тоже обернулись. Щебет умолк, и воцарилась тягостная тишина. Его внимание сфокусировалось на ее лице, на полных губах. Когда они беззвучно прошептали его имя, его большое тело содрогнулось от нежности. Томас с трудом удержался от того, чтобы подхватить ее на руки и унести в укромное местечко, где можно было бы припасть к этим сексуальным губам. Энджи собралась с духом, повернулась и что-то пробормотала женщинам, затем подошла к нему. — Я занята, — начала она, — и не могу с тобой разговаривать. Я работаю. — Я бы сейчас тоже работал, если бы не стоял здесь. — Что тебя сюда привело? — продолжила она. — Разве ты не получал сообщение? — Может, тебе следовало позвонить мне, чтобы узнать? Она прищурилась. — Ты ожидал, что я позвоню? Зачем? Чтобы обсудить, как я себя чувствую, и послушать твои утешения? — Но я хотел узнать о твоем здоровье. — Как видишь, я в порядке, — коротко ответила Энджи и отвернулась, чтобы уйти. Он удержал ее за руку. — Энджи, ты очень расстроилась? Она глубоко вдохнула и затем выдохнула. — Да, но мне действительно нужно вернуться к работе. Я не могу разговаривать, Томас, честно, не могу. Он бросил взволнованный взгляд через плечо и наткнулся на недоуменные лица женщин. — Как долго ты здесь пробудешь? — Двадцать минут, но нам не о чем говорить. Томас все еще держал ее за руку. — Твой визит имеет отношение к свадьбе Алекса? Или к новой невесте Рэйфа? — Нет. Я хотел убедиться, что ты в порядке. — Мы уже выяснили, что все хорошо, — поспешно вставила Энджи, — потому что беременности нет. Леденящая пустота этого заявления лишила его дара речи. Она отвернулась и пошла, каблучки застучали по мраморному полу. Сердце в его груди тоскливо сжалось. Он прилетел сюда, чтобы все испортить, чтобы стоять и смотреть, как любимая женщина уходит из-за его упрямства и страха. — Я не о беременности, — выкрикнул он ей вдогонку и почувствовал, как все взгляды снова обратились к нему. Но среди этих глаз не было черных и блестящих, еще недавно светившихся страстью и гневом, единственных глаз, имевших для него значение. Она продолжала уходить. — Если ты не хочешь, чтобы я кричал на весь зал, Энджи, тебе лучше остановиться. Тысяча разных мыслей вертелись в ее голове. Она боялась снова ошибиться… Энджи остановилась и перевела дух. — Томас Карлайл, тебе следует вести себя прилично, иначе я лишусь работы. — А ты хочешь сохранить ее? — спросил он. Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза. — Это не мой выбор. — Жизнь будет нелегкой… со мной. — Томас медленно двинулся вперед. Ее сердце подпрыгнуло и запело от радости. — Мы скучаем по тебе, Энджи. — Мы? — Мэнни и Ра скучают по тебе. Стинк говорит, что ты единственная, кто слушает его байки. Чарли скучает по долгим прогулкам. — А ты? Он остановился прямо перед ней. — Больше всех. — Что ты говоришь, Томас Карлайл? — Я хочу, чтобы ты вернулась домой, Энджи. — Он прикоснулся к ее лицу. — Я хочу воспользоваться шансом, который ты мне предложила. — Ты сказал, я заслуживаю лучшей участи. — Я много чего говорил, но не всегда был честен сам с собой. — Томас проглотил вставший в горле ком, переступил с ноги на ногу и нахмурился. — Я не очень силен в выражении чувств, особенно при зрителях, — он бросил косой взгляд в сторону группы людей, — но я хочу стать той лучшей участью, которую ты заслуживаешь. Некоторое время она молчала, затем повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Ты и есть моя лучшая участь, подумала Энджи, мой лучший мужчина. Он провел пальцем по ее нижней губе. — Я люблю тебя, Энджи. Когда первое удивление прошло, она подумала, что эти простые слова вполне подходят для мужчины, не привыкшего красиво изъясняться. Она так прямо и заявила, прежде чем он поцеловал ее, и после поцелуя повторила еще раз. — Ты сожалеешь о ребенке? — спросил Томас. — У нас есть время снова попытать счастье. Мы сможем сохранить Камеруну. Он не упустил это слово «мы». И ему понравилось, как оно звучит. — Говорят, Бог любит троицу. — Будет ребенок или нет, я уже счастлив. Двадцать пять минут спустя, после короткого совещания с дамами в розовых костюмах, она закончила рабочий день, и они с Томасом рука в руке направились к дверям лучшего номера «Гранд-отеля». И как только за ними закрылась дверь, Энджи упала в его объятия. Возвращение к жизни состоялось!