Шрифт:
– Зачем ты меня сюда привез? – не поняла Таня, глядя себе под ноги. – Что все это значит?
– Сейчас все узнаешь. – Открыв замок на решетке, преграждавший вход в подвал, Голенков подсветил себе фонарем.
Неверный овал электричества заплясал по кирпичным стенам, высвечивая разное ресторанное барахло: пластиковые столики, колченогую мебель из зала, какие-то фанерные ящики и коробки… Сдвинув плечом массивный холодильник, Эдик вставил ключ в замочную скважину маленькой дверцы.
– Сейчас все поймешь…
…Ни подпольная золотоплавильная мастерская, ни содержимое огромного блиндированного сейфа с круглым медным штурвалом совершенно не впечатлили дочь.
– Да ты посмотри! – горячо шептал Голенков, доставая из сейфа все новые и новые сокровища: тяжелые целлофановые пакеты с царскими червонцами, пачки долларов и евро, похожие на плохо спрессованные слоистые кирпичи. – Это все… наше с тобой! Ты понимаешь, как можно жить за такие деньги? Да мы… весь твой сраный ВГИК купим. Вместе с «Мосфильмом»! Мы… мы…
Девушка молча смотрела на это неиссякаемое Эльдорадо, даже не спрашивая о его происхождении. И лишь по ее взгляду Голенков определил: Таня наверняка подозревает, что здесь что-то нечисто.
– Мы ведь теперь… хозяева жизни! – убеждал Эдуард Иванович, и голос его стереофоническим эхом разносился по гулкому подземелью. – Мы можем позволить себе все! Все, что хочешь! Танечка, это твое, понимаешь?! Ну сколько тебе еще денег дать? Десять тысяч? Пятнадцать? Тридцать?
Дочь по-прежнему молчала. Стена отчуждения, ощущавшаяся отцом со дня возвращения из тюрьмы, не только не разрушилась, а наоборот – вознеслась до небес. Складывая деньги и золото в огромное металлическое чрево, Эдик понял: не стоило везти Таню в подпольную золотоплавильную мастерскую, не стоило пытаться купить ее любовь золотом!
Закрыв сейф, он прислонился спиной к круглому штурвалу. Равнодушие дочери обескураживало. Отец явно не знал, чем вернуть ее расположение. Долго и молча смотрел он на Таню, и прежняя льдистость его взгляда дрогнула, потекла неуверенной нежностью.
– А ты помнишь, как я тебя из детского садика забирал? – сентиментально спросил он.
– Помню.
– А как на новогодние утренники тебя водил – помнишь?
– Чего вспоминать, папа… И вы с мамой, и я тогда были другими, – вздохнула дочь.
– Чем же я изменился?
– Вы с мамой очень злые, малокультурные, лживые и противные люди, – вынесла Таня беспощадный приговор. – Вас никто на свете не любит. И вы никого не любите.
– Но ведь у меня… кроме тебя, никого больше нет! – Эдик растерянно приобнял дочь за плечи. – Я твой отец, я люблю тебя… А то кого же еще?! Доченька, ну зачем нам ссориться? Кому мы еще нужны, кроме друг друга? А ты… Какие-то «жучки» мне припомнила, какие-то анонимки приплела, какого-то грязного уголовника… Которому у параши самое место!
– Лида ведь не от него беременна, – на удивление ровным голосом сообщила дочь, отстраняясь от папы.
– И ты знаешь, от кого? – не поверил бывший опер.
– Знаю… – со странной улыбкой ответила Таня.
…Всю дорогу до дома дочь не проронила ни слова. Впрочем, отец и не пытался ее разговорить. Теперь, протрезвев, он окончательно осознал, сколь неуместна была эта ночная поездка.
На языке Голенкова все время пузырился вопрос – от кого же беременна Мандавошка? Однако уточнять это было не с руки, и Эдик решил отложить все выяснения до лучших времен.
Однако события последующих дней развернулись вовсе не так, как планировал наследник вьетнамских сокровищ…
Глава 13
– Понимаешь, Рита… Деньги и золото – как микробы. Везде есть!
– Микробы? – Пиляева непонятливо уставилась на Жулика.
– Золото…
Сидя перед зеркалом, Леха Сазонов старательно накладывал на лицо грим. Работа требовала не только терпения, но и ювелирной точности: по мнению Жулика, сходство между собой и оригиналом следовало довести до максимума. На зеркальной полочке лежал профессиональный набор для такой работы: тушь, пудра, парик, силиконовые пластинки, разноцветные тюбики и кисточки различных калибров. Фотография Точилина, переснятая с удостоверения и увеличенная многократно, украшала собой верхний угол зеркала. Накладная бородавка, похожая на нераспустившуюся почку, была приклеена там же: эту детальку Леха прикреплял к подбородку в самом конце ежедневного сеанса перевоплощения…
…Вот уже целую неделю Жулик жил в родном городе под чужим именем. Профессиональный аферист вписался в новый для себя образ с естественностью и артистизмом. Даже самый привередливый режиссер, реши он оценить преображение сбежавшего из тюрьмы арестанта в грозного следователя Генпрокуратуры, не нашел бы поводов для придирок.
Успешному перевоплощению во многом способствовал детальный сценарий, разработанный Сазоновым.
Смотавшись в соседнюю область, Пиля приобрела в салоне черную «Волгу» официального экстерьера: денег, украденных из гостиничного номера Точилина, хватило бы и на более дорогую тачку. Очень кстати пришлась фотография бородавчатого следователя Генпрокуратуры – та самая, где он был изображен рядом со своим служебным автомобилем в районе Большой Дмитровки… Маститая уголовница, плававшая в преступном мире, как рыба в воде, без проблем организовала фальшивые московские номера с цифрами 777 и минюстовским шифром «ААК», а также техпаспорт, водительские удостоверения и спецталон-«вездеход» – тоже, естественно, фальшивые. Затемнение поворотников, тонировка стекол, мигалка и особенно длинный стебель антенны на крыше – все это придало автомобилю столь же начальственный вид, как и на снимке.