Впадая из надежды в неверие, а из неверия в трепет, Таня несмело постучала в кухонную дверь.

– Прошу вас, Татьяна Эдуардовна, – последовало невозмутимое. – Я вижу, у вас накопилось немало вопросов. Обещаю всецело удовлетворить ваше любопытство. Смелее, смелее!

Гена Зацаренный сидел на краю панцирной кровати и тупо смотрел в мутное потечное окно. Летнее солнце прожигало жестяную крышу дачного домика. Голуби гулькали в саду, жизнь продолжалась, а на душе Цацы было так хреново – как никогда.

Вчера вечером, после стрельбы по машине высокопоставленного сотрудника Генпрокуратуры (который на поверку оказался не московским «важняком», а рецидивистом Сазоновым) и последовавших за этим событий, Гена счел за лучшее сразу свалить на дачу в Ульяновку. Добирался он автостопом. Закрыв за собой дверь на все засовы, Цаца наскоро смыл с лица грязь вперемежку с кровью и, бухнувшись на кровать, долго пытался сообразить, в какую же переделку он вляпался. Впрочем, никаких рациональных объяснений случившегося у него так и не появилось. Представить Сазонова в роли старшего следователя Генеральной прокуратуры было столь же нелепо, как самого Цацу – в должности министра внутренних дел. И потом – откуда Жулику стало известно, что в багажнике «жигуля» лежит Таня Голенкова? Стало быть, кто-то ему об этом стуканул… Но не Дядя Ваня же это сделал!

Зацаренный даже не заметил, как заснул, а проснувшись только к обеду, уселся на край кровати и долго-долго смотрел в окно, пытаясь собраться с мыслями.

Не думалось.

Время двигалось медленно и давяще, словно асфальтовый каток. И время работало не на Цацу.

Отыскав на кухне прошлогодний чай, Гена приготовил дегтярной крепости заварку и, присев с жестяной кружкой на крыльце, вновь попытался проанализировать ситуацию. Горячий чай, свежий воздух и сельские пейзажи несколько освежили мозги. Первым осмысленным вопросом, который Цаца задал самому себе, было: неужели человек, находящийся в федеральном розыске, может прибыть в родной город в облике ревизора из Генпрокуратуры? А если и может – почему его сразу никто не расколол? И хотя элементарная логика подсказывала, что подобного быть не может… потому что не может быть никогда, вчерашние события подтверждали справедливость этого фантастического предположения. Да и ссадины на лбу Зацаренного свидетельствовали, что все произошедшее с ним – не сон, не самовнушение и не пьяная выдумка.

Но как Жулик узнал о мусорской дочери в багажнике «жигуля»?

Сколько Цаца ни бился, но ответа на этот вопрос так и не отыскал…

Теперь предстояло оценить масштабы и возможные последствия катастрофы. Цаца долго прикидывал, в каких словах он расскажет «смотрящему» о своих злоключениях, представляя попутно, какова может быть реакция. Реакция могла быть только одна: «Врешь ты все, сука!» А ведь появления Михалюка в Ульяновке можно было ожидать в любой момент! Он вчера сам говорил – мол, не вздумай дурить, я-то тебя проконтролирую…

Так и не придумав ничего путного, Зацаренный решил не искушать судьбу и честно рассказать обо всем Дяде Ване. Пусть думает что хочет. Лучше самая невероятная правда, чем очень правдоподобная ложь.

К счастью, чертов Жулик не забрал у Цацы мобильник и деньги – в отличие от револьвера, полученного накануне от «смотрящего». Судорожно натыкав номер Михалюка, Зацаренный приложил телефон к уху.

– Абонент временно отключен или находится вне зоны действия связи, – бесстрастно произнес автоответчик.

Это удивляло: ведь мобильник Дядя Ваня не отключал ни при каких обстоятельствах! Стало быть, он действительно был где-то за городом, где мобила не бралась…

Пришлось звонить в «Находку».

Трубку поднял Зондер.

– Где Дядя Ваня? – без приветствия спросил Зацаренный; он никак не мог простить Мамрину его шпионства на Бобровице.

– В Москву укатил, на сходняк, – невозмутимо ответил тот. – Ты из Ульяновки?

– Д-да… – чуть дрогнувшим голосом подтвердил Цаца.

– Дядя Ваня просил тебе кланяться и передать, что вернется завтра или послезавтра. Ты это время сиди с той лярвой тихо и нигде не светись. Главное – чтобы она тебя потом опознать не смогла. Да, и еще: «Кадиллак» заберешь на стоянке, если он тебе нужен. Дядя Ваня сказал – можешь пользоваться его тачкой. Все, пока, оставайся на связи.

Короткие гудки возвестили об окончании разговора.

Гена так и остался сидеть с мобильником в руках, осмысливая услышанное. И лишь спустя несколько минут его осенила спасительная мысль…

Пока «смотрящий» в Москве, никто из пацанов в Ульяновке не появится. Похищение мусорской дочери с последующим ее выкупом – слишком серьезная акция, чтобы втягивать в нее множество людей. А это значит, что до завтра или послезавтра у Гены целиком и полностью развязаны руки.

То, что девушка теперь оказалась во власти Сазонова (который, как был абсолютно уверен Цаца, перехватил ее с целью последующего выкупа), абсолютно ничего не меняет. Трахнутый Эдик теперь наверняка по потолку бегает, прикидывая, куда исчезла наследница. Так почему бы не позвонить папику и не зарядить выкупные за дочь? Ведь он еще не знает, в чьих руках теперь его Танька!

Жулик, прежде чем зарядить выкуп, наверняка выждет несколько дней, чтобы взвинтить отцовские нервы до нужной кондиции. А потому заряжать откупные следует от имени Жулика, и притом – прямо сейчас… Все очень правдоподобно: ведь заложница теперь действительно в руках рецидивиста Сазонова!

Зацаренный был человеком быстрых решений. Импульсивная мысль мгновенно выкристаллизовала в мозгу последующие детали.

Звонить Голенкову следует немедленно – но не с мобильника, а с деревенской переговорки, телефонные номера которой (как наверняка знал Цаца) никакими мобильниками не определяются. Бить стрелу следует на завтра, желательно – до обеда, пока Михалюк не вернулся из Москвы. Упоминать о Жулике, естественно, не стоит (это прозвучит слишком уж прямолинейно). Можно лишь намекнуть – мол, твоя дочь в руках одного твоего хорошего знакомого, у которого с тобой старые счеты. В качестве аргумента, который наверняка отобьет у Голенкова желание обращаться в ментуру, можно предъявить пятна крови, которые Мандавошка видела на штанине бывшего мусора. Мол – замочил какую-то бабку… А то откуда у тебя царские червонцы? (Другого объяснения империалам Гена придумать не мог.) Стрелку, где Таньку якобы предстоит обменять на лавэ, надо назначать в пустынном, хорошо просматриваемом месте, где не будет ни случайных свидетелей, ни ментовской засады. А на стрелке Эдика можно банально кинуть…