— Да? Войдите, — сказала Леония.

Вошел Дану с подсвечником, его лицо расплылось в улыбке:

— Надеюсь вам лучше, гражданка, у меня есть кое-что для вас, это принесет вам облегчение. — Он протянул свернутый лист бумаги.

Леония не могла предположить, что это, и не двинулась с места. Возьмите, — настаивал он. — Это письмо от вашего мужа.

— От Роджера?

Дану кивнул, но Леония не двигалась. Она не могла поверить, что Роджер организовал это похищение. Откуда он узнал, куда послать письмо? Даже если он сделал это, чтобы спасти ее… Нет, Дану говорил о Шаметте. Могла ли у Роджера быть договоренность с Шаметтом?

— Клянусь, что не трону вас, гражданка, — все еще настаивал Дану. — Не бойтесь меня, умоляю вас. Подойдите и возьмите письмо.

Он не решался сказать глупой женщине, что его хозяин убьет его, если она не перестанет бояться. Он думал, что доставка письма поможет уладить все проблемы, но маленькая дурочка, кажется, боялась даже листка бумаги. Женщины такие непредсказуемые. Некоторые стремятся защитить его, если он в опасности, но другие испытывают злобную радость, видя, что из-за них он попал в беду.

Леония почти не замечала его, пока перебирала все возможные варианты. Она пришла к заключению, что это письмо не могло быть от Роджера. Наконец слова Дану дошли до нее. Он извинялся за случившееся, а затем умоляюще сказал ей, что она сама может выбрать охранника, но если она выберет другого, хозяин убьет его.

— Возьмите письмо, пожалуйста. Прошу вас, не бойтесь, — настаивал он.

Леония медленно подошла к нему, размышляя над его словами, взяла письмо, но не взглянула на него.

— Когда я снова могу увидеть гражданина Шаметта? — спросила она. — Он приходил, пока вы спали. Мы не хотели беспокоить вас из-за несчастного случая с вашей головой. Он придет завтра утром, чтобы взять ваш ответ мужу.

— Я могу написать своему мужу? — недоверчиво спросила Леония.

— Да, конечно, только вы не должны описывать дом или то, что видно из окна. Можете написать что-нибудь еще, все, что хотите.

— Как мило, — сказала Леония и улыбнулась, пытаясь стереть с лица насмешливое выражение. Теперь она должна казаться глупой и покорной, особенно глупой. — Но я не могу читать в темноте, — заметила она.

— Нет, конечно, нет. Я оставлю свечи, если хотите. У меня для вас еда. Но, возможно, она слегка переварилась, потому что вы долго спали. Мне принести еду наверх или вы спуститесь?

— Я сама приду, — в голосе Леонии были дрожь и надежда, но ее сердце упало. Если она свободно может разгуливать по дому, то здесь не один охранник. Леония подавила в себе разочарование. Лучше она сейчас разберется в ситуации, насколько это возможно. — Я спущусь. Можно сейчас?

— Конечно.

Дану отступил и поднял свечи. Леония пошла следом, с любопытством осматриваясь. Три двери вели в маленький коридор, где начиналась лестница. Одна из дверей была открыта, и человек, чьи правильные черты были бы очень привлекательными, если бы не злобное выражение, сидел на стуле в дверном проеме. Он поднялся, когда Леония вышла из комнаты, и последовал за ней в нескольких шагах по лестнице, достаточно близко, чтобы схватить ее, если она толкнет Дану и попытается убежать. Он что-то бормотал себе под нос, но Леония была слишком поглощена своими мыслями, чтобы разобрать слова. Охрана была со всех сторон, это подтвердило ее предостережения, но настроение поднялось, когда Дану повел ее в гостиную слева от лестницы на нижнем этаже. Здесь было только двое людей, может быть, что-нибудь удастся предпринять. В комнате стояла печь, дающая уютное тепло. Леония разобралась, что печная труба проходила на крышу через комнату, где она спала, и обогревала ее. Эта комната также была с заднего фасада и не было надежды выбраться через окно. Дану зажег свечи на столе и настенных светильниках и вышел. Пане остался в коридоре, наблюдая через открытую дверь. Леония ждала этого, после того как он сопровождал ее по лестнице, и не расстроилась, а полностью сосредоточилась на письме, которое вручил ей Дану. Первое, что бросилось в глаза, — это клеймо оружейника Роджера на сургуче, которым был запечатан свернутый лист. Леония чуть не заплакала. Она убедила себя, что письмо не от Роджера, но теперь закралось недоброе предчувствие. Будет ли Шаметт думать об использовании клейма торговца? Как он достал его? Это единственное, что Роджер тщательно запирал, это символ его мастерства.

Торопясь, дрожащими руками Леония вскрыла письмо. Это был почерк Роджера. Мог ли он… Нет. Сначала прочитай, сказала она себе. Прочитав, Леония слепо уставилась на стену, более испуганная, чем прежде, когда осознала свою беспомощность. То, что он написал ей, убедило ее в своей правоте. Жесткие осторожные фразы, просьбы быть послушной — это был не Роджер.

Волнуясь, она исследовала почерк. Он казался нетвердым, слегка дрожащим, как будто руки тряслись. Его заставили, подумала Леония. Возможно, Шаметт мучил его или угрожал, скорее всего, и то и другое. Она убьет их! Как-нибудь ей удастся убить их. Раньше или позже один из людей покинет дом. Она убьет другого, спрячет тело, перезарядит оружие и убьет второго, когда он войдет. Ни тени сожаления не было больше. Эти чудовища служат Шаметту, который отдавал приказания мучить Роджера. Они заслуживают смерти.

— Гражданка, — в голосе Дану чувствовался страх. Леония резко отвернулась и закрыла лицо. Она могла лишь молиться, чтобы этот человек принял выражение ненависти на ее лице за гримасу плача.

— Вот ваш обед, гражданка, — сказал Дану, стараясь говорить нежно, пока его пальцы сжимались от желания убить эту глупую сучку. — Вот бумага, перо и чернила. Пишите мужу. Гражданин Шаметт хочет отнести письмо завтра до обеда. Вы ведь не хотите его расстраивать, не правда ли? — сказал он.

— Да, я напишу, но, прошу, оставьте меня одну, — прошептала Леония.

По лицу Дану было видно, что это его не обрадовало. Тем не менее, он согласился и поставил поднос, на котором были письменные принадлежности и еда. Очевидность исполнения всех ее желаний успокоила Леонию. Важно, чтобы она была довольна своим положением, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Она должна создать эту видимость, чтобы не вызвать подозрений. Леония подошла к столу и стала есть полусгоревший обед, давая Фифи то, что не могла проглотить, и обдумывала, что написать Роджеру.

В конце концов, она придвинула письменные принадлежности.