Шрифт:
Он с горечью улыбнулся.
— Я это умею, — добавил он спокойно. — У меня большой опыт, как ты, наверняка, догадываешься. Мне не следовало даже спрашивать твоего согласия, коль скоро я знаю, что известное изречение — «Просящему — дается» — не срабатывает, когда речь идет о реальном, а не о выдуманном мире.
Под этой горькой насмешкой Жанна без труда различила его боль и разочарование, от которых ее собственное сердце болезненно сжалось.
— Ты не можешь заставить меня остаться, — негромко возразила она. — Тут уж ничего не поделаешь.
— Ошибаешься, — веско возразил Сэнтин ледяным тоном. — Безвыходных положений не бывает. Всегда находится камешек, на который можно опереться, ниточка, за которую можно потянуть. Ты нужна мне, Жанна. Никогда и ничего я не хотел так сильно. И я найду способ добиться своего!
В его голосе прозвучала такая уверенность, что Жанна невольно вздрогнула. Вместе с тем взгляд Сэнтина, брошенный на нее из-под тяжелых век, странно противоречил его словам.
— К исходу обговоренного срока, — небрежно сказал он, заметив ее недоумение, — ты можешь обнаружить нечто такое, что существенно ограничит твою свободу. И это явится для тебя полной неожиданностью.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Жанна, чье недоумение только возросло.
— Я не знал, что ты девственница, и не подумал о мерах предосторожности, — сказал Сэнтин вкрадчиво. — Не то чтобы это могло меня остановить… — небрежно добавил он и хитро поглядел на нее. — Сегодняшние скачки на сеновале тоже застали меня врасплох. Сначала я намеревался оберегать тебя от возможных последствий, но, учитывая сложившуюся ситуацию, я решил положиться на судьбу. Откровенно говоря, Жанна, я очень рассчитываю на то, что ты не будешь так торопиться покинуть меня, если я сделаю тебе ребенка, если этого уже не произошло.
Жанна остановилась и неуверенно поглядела на него.
— Ты шутишь! — воскликнула она и с беспокойством прикусила губу. — Ты не можешь хотеть этого больше, чем я. Ты — очень эгоистичный человек, Раф, и ты не выдержишь, если я не поддамся на этот шантаж и не только уйду сама, но и заберу ребенка.
Сэнтин с силой сжал ее локоть.
— Ты совершенно права: я не выдержу. Поэтому тебе придется выйти за меня замуж. Я не хочу, чтобы мой ребенок всю свою жизнь прожил с клеймом незаконнорожденного.
Взгляд Сэнтина пронзил Жанну словно раскаленный клинок. — Если ты станешь задумываться об аборте, то напрасно. Я этого не допущу. И любой шаг в этом направлении может еще сильнее ограничить твою драгоценную свободу. Подумай как следует, Жанна, не лучше ли сдаться сейчас и позволить мне позаботиться о тебе?
— Ты ведь считаешь себя беспринципным, неразборчивым в средствах человеком, который умеет добиваться своего любыми средствами, так ведь? — осведомилась Жанна и поглядела на него широко раскрытыми от боли и недоумения глазами.
— Не надо на меня так смотреть! — выпалил в ответ Сэнтин. — Да, черт возьми, я умею быть безжалостным, но я не хотел поступать жестоко с тобой. Я хотел быть ласковым, нежным…
— Но твое намерение исчезло так же быстро, как и появилось, — закончила за него Жанна, и голос ее прозвучал тускло, словно она смертельно устала.
— Нет… Я думаю — нет, — неуверенно ответил Сэнтин, и его лицо также отразило крайнюю степень усталости. — Возможно, мне просто следовало начать с чего-то менее значительного, но… Я не отпущу тебя. И постарайся привыкнуть к этой мысли. Так или иначе, ты будешь принадлежать мне!
Жанна покачала головой.
— Нет, Раф, нет!
Сэнтин шагнул вперед и, отворив перед нею отделанную латунью дверь, отступил в сторону, давая ей пройти.
— Да, Жанна, — твердо сказал он. — Определенно, да…
7
По подушке дрожал голубоватый отсвет цифрового табло стоящих на ночном столике электронных часов. От этого темнота в комнате казалась не такой плотной и чуть-чуть голубоватой, но до рассвета было еще далеко. Жанне незачем было смотреть на часы — она и так знала, что сейчас только начало четвертого утра.
Легла она в десять. С тех пор Жанна ни разу не поглядела на часы, но мерцающие цифры были как будто выгравированы у нее на внутренней поверхности век. О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи, и она беспокойно вертелась с боку на бок, чувствуя себя особенно одинокой в огромной двуспальной кровати. Со времени болезненного и неприятного для обоих разговора у фонтана прошло четыре дня. За все это время Раф ни разу не разделил с нею это ложе и не позвал ее в свою спальню. Как ни странно, но Жанне показалось, что он полагает это неудобным. Собственно говоря, она почти не видела его и днем…