– Тебе понравился ее танец, – ревниво заметила Кэндис. Джек погладил ее по волосам.

– Я воображал, что это моя жена танцует передо мной обнаженная.

– Лжец!

– Кроме того, я представлял себе те восхитительные вещи, которые проделаю с тобой. По-моему, ты осталась довольна?

Кэндис невольно улыбнулась.

– Держись от нее подальше, – с напускной строгостью сказала она.

– Даю слово, – отозвался Джек. Ревность Кэндис приводила его в восторг. Раз ревнует, значит, не так уж безразлична к нему.

– Ты не хочешь рассказать мне, что произошло? – Она выжидающе смотрела на него.

– Не сейчас. Давай лучше займемся любовью. – Он начал расстегивать ее сорочку.

– Вы были в долине Санта-Крус, – не отставала Кэндис. Рука Джека остановилась, затем небрежно скользнула в вырез блузки и накрыла ее грудь. – Я хочу знать, что случилось. Вы атаковали Тусон?

Джек убрал руку и сел.

– Ладно, раз тебе так не терпится. – Его глаза сердито сверкнули. – Хочешь знать все жуткие подробности? – Он встал и потянулся за набедренной повязкой. – Пожалуйста. Ранчо Рейнхарта разрушено до основания и сожжено. Он не сможет отстроиться. То же самое с ранчо Хендерсона. Погибло как минимум десять человек. Четверо из них апачи.

Хватит, или тебя интересует что-нибудь еще? Кэндис села, стянув на груди полы сорочки.

– Да. Что с судьей Рейнхартом?

– Не знаю.

– О Боже! – выдохнула Кэндис.

– Воображаешь, что все еще влюблена в него?

– Что за чушь! Судья хороший человек! Он наш сосед!

– Вы ведь чуть не обручились, верно? Помнится, у тебя был такой вид, словно ты жить без него не можешь! – Глаза Джека сверкали.

– Не верится, что вы напали даже на судью. Как ты мог? Джек молчал, подавляя бешенство.

– Не смей осуждать меня, а тем более судить, – бросил он наконец и зашагал прочь, отлично сознавая, что гнев его направлен не на Кэндис, а на самого себя и эту проклятую войну.

Кэндис решила, что больше не будет касаться этой темы, очевидно, чрезвычайно болезненной для Джека. Она нашла его возле вигвама. Он сидел у костра, с мрачным видом прикладываясь к бутылке. Кэндис так устала, что молча проскользнула на свое обычное место на скатке. Она была все еще удручена, но не из-за нахальной индианки. Теперь ее волновала участь судьи Рейнхарта. Лежа без сна, Кэндис размышляла о судье и его детях, о своем муже и об их ребенке. Прошло немало времени, прежде чем ей удалось заснуть.

Проснувшись утром, Кэндис отправилась на поиски Джека. Он прикладывал компресс из трав и грязи к ноге жеребца.

– Что с ним? – спросила она с таким видом, словно вчерашней стычки не было.

– Поранился, – отозвался Джек, видимо, настроенный так же миролюбиво. Ласково потрепав вороного, он улыбнулся: – Я не успел спросить тебя вчера, с чего это ты вырядилась в нижние юбки?

– Чтобы досадить Дати, – призналась Кэндис. Джек расхохотался.

– Ты искала меня? – В его серых глазах светились тепло и нежность.

– Да, Джек. Мне нужна кожа.

– Зачем?

– Хочу что-нибудь сшить. Для ребенка. Он был приятно удивлен.

– Ты умеешь шить?

– Конечно. Достанешь подходящий материал?

– Да, но тебе придется самой выделывать шкуры.

– А ты покажешь, как это делается?

– С удовольствием. Сегодня же отправлюсь на охоту. Хорошо бы добыть самку оленя. У нее самая мягкая кожа.

Кэндис нахмурилась:

– Только убедись сначала, что у нее нет потомства.

– Постараюсь.

Джек вернулся с пустыми руками, но на следующее утро принес жене самку оленя. Кэндис была преисполнена волнения и решимости. По мере приближения родов желание заботиться о ребенке усиливалось. Конечно, она предпочла бы одеть своего малыша во все самое лучшее, но на первое время сойдет и мягкая кожа.

Следующие два дня Джек учил Кэндис выделывать кожу. Ее энтузиазм вызывал у него веселое удивление. А то, что кожа предназначалась для их ребенка, согревало душу. Он искренне наслаждался, помогая жене в ее трудах. Они ни разу не поссорились. Между ними установились дружеские отношения. Они работали вместе, стремясь к общей цели. Джеку нравилось общество жены. Нравились ее решимость, желание хорошо выполнить работу, ее улыбка и смех. Но более всего Джеку нравилось то, что Кэндис поглощена заботами об их еще не родившемся ребенке.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, Джек уводил ее вверх по каньону к уединенной полянке у ручья, где они купались, плавали и занимались любовью. По ночам Кэндис спала в его объятиях, и, просыпаясь от мучительных кошмаров – Джека все еще преследовал образ убитой на ранчо Уордена женщины, а в голове не смолкали шум сражения и погребальный плач, – он тянулся к Кэндис. Не дав жене толком проснуться, он ласкал ее с отчаянной потребностью забыться и избавиться от чувства вины и угрызений совести и заглушал стоны Кэндис жгучими поцелуями. Если кто-нибудь и знал, что Джек спит со своей беременной женой, то не подавал виду. Ему было все равно. Он слишком нуждался в ней, чтобы считаться с условностями.