«Да ради бога, господа, – думал он, приняв предельно независимый вид. – Решайте, как вам угодно, я в вашу компанию не напрашивался».

– Просто вот у нас через неделю будет очередное собрание, мы собираемся заслушать и обсудить доклад одного из наших коллег, так не соизволили бы вы взять на себя роль одного из оппонентов? Слово нового коллеги может прозвучать интересно.

– А что за тема?

– Несложная. «Закат России».

– Ну ни хрена себе, – не сдержался Ляхов. – Я вам что, профессор новейшей истории? Тем более вообще не совсем представляю, отчего вдруг..

– Ну и отлично. Из этого и попробуйте исходить. Отчего вдруг возникла такая тема и что вы на это сможете возразить. С тезисами доклада и использованной докладчиком литературой вам поможет ознакомиться барон Ферзен.

– Хорошо, я попробую, – изобразив раздумье, ответил Вадим. – А отчего это вы, господин генерал, не представили меня этим господам и наоборот соответственно?

– А это у нас такой обычай, господин полковник. Пока процедура баллотировки не состоялась, соискателям не положено знать тех, от кого зависит решение.

«Какой же я, к чертовой матери, соискатель, если ни сном ни духом не собирался к вам напрашиваться», – чуть не воскликнул Ляхов, но благоразумно промолчал.

Так, значит. Разберемся.

Интересно все, крайне интересно.

И хорошо укладываются во все предыдущие его предположения насчет причин, приведших его в сферу интересов Великого князя и этих бравых гвардейцев.

А содокладом заняться в любом случае стоит. Содержание его пока неясно, а заглавие уже родилось. Нормальное заглавие – «Заметки постороннего». Заодно и собственный кругозор расширится.

И тут же ему в голову пришла еще одна мысль. Как, если что, использовать ситуацию и в собственных целях.

Обо всем этом и о своих дальнейших действиях, которые должны быть совершенно безошибочными, Ляхов и раздумывал, кружа по улицам и переулкам внутри Бульварного кольца.

И ничего не было удивительного, что форсированное воображение, перебрав массу вариантов поведения в предложенных обстоятельствах, выдало ему решение, настолько же нестандартное, как и все случившееся за последнее время.

Ляхов принялся читать папки и тетради с рефератами, докладами и статьями членов клуба, полученные у Ферзена, с большим интересом. Все ж таки его допустили до некоего потаенного знания, знакомство с которым интересно и помимо его реальной исторической и научной ценности. То, о чем пишут люди, подчас интереснее того, как пишут.

А труды «пересветов» оказались значительными и в научно-популярном смысле. Да ведь и то – не дураки писали, а люди эрудированные и успевшие проявить себя на разных поприщах. Работавшие, по всему видно, с подлинниками документов, о которых Ляхов, ни разу после окончания гимназии не взявший в руки ни одной научной книжки, кроме медицинских, и понятия не имел.

Самое первое потрясение, которое испытал Вадим, – ни черта он не знает об отечественной истории последнего века. Да, как и все, учил в школе, а что там можно было выучить?

Киевская Русь, иго, Иван Грозный, петровские реформы, «век золотой Екатерины» и вплоть до Мировой войны – понятное дело, увлекательно, интересно подано, есть над чем задуматься и чему позавидовать.

А потом? Что, запоминать даты выборов в очередные Думы? Фамилии премьеров, меняющихся иногда чаще, чем календари на стене? Ну, несколько пограничных конфликтов, действительно имевших национальное значение, вроде Халхин-Голского, скоротечные войны за КВЖД [38] , Квантун и Сахалин – это он помнил. Ну и все.

Общее впечатление о второй половине минувшего столетия, которое он вынес из школы, – пустота, скука и обрывки не складывающихся в систему сведений.

Примерно как о первом веке то ли нашей, то ли до нашей эры. Смотришь на выставленную в музее картину: «Консул Гай Марий празднует триумф над плененным Югуртой, каковой узурпировал трон Нумидии, а затем нарушил присягу великому Риму», написанную безвестным выпускником Академии художеств в качестве дипломной работы году этак в 1820-м, соображаешь, о чем речь, поскольку застряли в памяти и Марий, и так называемые Югуртинские войны, но и не более того..

А теперь мир последних 70 лет оказывался чрезвычайно увлекательным и даже непонятным, как писал поэт, – «странным, закутанным в цветной туман».

Он, например, совсем не задумывался, что время после окончания Мировой войны и подавления двух самых грандиозных революционных переворотов, случившихся вроде бы в соответствии с теорией Маркса – Энгельса, а на самом деле – сугубо вопреки ей, было одной из самых странных эпох в истории.

Давно уже, буквально с древности, сознание людей – и рядовых, и тех, кто принимал решения, – не было загружено такой массой мифов.