Алисон затаила дыхание, дрожа от ярости, страха и еще чего-то, названия чему не могла и не хотела найти.

– Возможно, – мягко добавил Джафар, глядя на ее трясущиеся губы, – я наказал бы тебя поцелуями, потому что, если верить твоим словам, ты их не переносишь.

Желание, непрошенное, дерзкое, заставило сильнее забиться сердце, обдало жаром, зажгло пожар в крови.

– Н-нет, – прошептала Алисон, но Джафар, казалось, не слыша, медленно ласкал большим пальцем нижнюю губку, едва задевая влажную внутреннюю поверхность.

– Темеллал, – шептал он. – Моя красавица.

Я буду твоим любовником.

Он не произнес вслух этих слов, однако Алисон понимала все с кристальной ясностью. И почему-то хотела, страстно хотела верить, что предсказание сбудется.

Девушка смущенно смотрела на Джафара, пытаясь понять, почему он вызывает в ней такую бурю чувств. Отчего ее влечет к человеку, которого она ненавидит? Как она может ощущать этот внутренний трепет, еще совсем недавно непонятный и неведомый? Что дает ему власть над ней, власть, от которой подгибаются ноги, колотится сердце и не хватает воздуха? Один лишь взгляд этих горящих хищных глаз, и ее твердая решимость не обращать на него внимания, забыть, уйти в себя рассыпается в прах.

Девушка, как ни старалась, не могла оставаться равнодушной – близость Джафара лишала ее разума, кружила голову. Она словно теряла способность мыслить и могла думать лишь о том головокружительном поцелуе – опаляющем жаре его губ, пряном мужском запахе, нежном прикосновении рук. Ощущения переполняли ее, заставляя забыть, кто она, почему оказалась здесь и кто этот человек. Собственное тело предавало ее, и все по вине Джафара. Она хотела, чтобы он снова начал целовать ее, дотронулся, сжал в объятиях.

– Нет, – снова шепнула Алисон. Отчаяние дало ей силы протестовать.

Но жесткое лицо внезапно смягчилось, настойчивое прикосновение воспламенило кровь. Алисон пошатнулась.

– Тебе следовало бы поблагодарить меня, Темеллал, за похищение. Бурмон не оценит ни твоего ума, ни силы духа. Он не тот мужчина, который способен сделать тебя истинной женщиной.

Воспоминание об Эрве, об ужасной участи, грозящей ему, привело Алисон в себя. Она словно очнулась, и угрызения совести вновь начали терзать душу. Как может она желать Джафара, хотя бы на мгновение забывая о долге по отношению к Эрве, к дяде, к своей стране?

Господи, насколько унизительно сознавать, как опасно близка она к тому, чтобы отдаться чувственным ласкам Джафара!

Охваченная паникой, девушка резко вырвалась.

– Не говори мне об Эрве! – почти вскрикнула она. – Ты недостоин сапоги ему чистить!

Джафар стиснул зубы, молча отпустил ее руку и, отступив, исчез. Волна облегчения нахлынула на Алисон. Она устало провела рукой по лбу. Нельзя позволять Джафару так изводить ее, использовать в качестве пешки, орудия мести. Нельзя допустить, чтобы его присутствие, его близость действовали на Алисон подобным образом. Ведь он всего-навсего один из многих мужчин, которых она встречала и еще встретит в жизни.

Нужно взять себя в руки, все хорошенько обдумать, составить план. А еще постараться есть и спать, чтобы сохранить силы и энергию, которые могут понадобиться, когда настанет время ускользнуть от похитившего ее негодяя, угрожавшего жизни тех, кого она любит. Нужно также получить все возможные сведения о нем и его людях, сведения, которые помогут обнаружить и наказать их.

И, верная своим намерениям, Алисон в этот же день начала расспрашивать Махмуда о Джафаре и его столкновении с французами. Это оказалось не так-то легко. При одном упоминании о французах Махмуд выругался:

– Чума на головы этому отродью шакала!

Однако Алисон, набравшись терпения, заставила мальчика разговориться. Судя по его словам, Джафар был могущественным амгаром, вождем большого берберского племени. Кроме того, он еще был награжден титулом «каида», означавшим, что султан Абдель Кадер назначил Джафара наместником этой территории.

Горделивые откровения Махмуда лишь подтвердили худшие подозрения Алисон – Джафар эль-Салех действительно обладает огромной властью и никого и ничего не страшится. Настоящий берберский вождь, посвятивший жизнь свободе и независимости Алжира.

И, по правде говоря, Алисон трудно было винить Джафара за стремление любой ценой расправиться с врагом. Это она могла понять. Могла даже восхищаться его мужеством перед лицом столь неравной борьбы. Он сражается за то, во что верит, против угнетения, против завоевателей своей страны. Но горящая в нем жажда мести тревожила Алисон. Мысль о том, что из-за нее погибнет Эрве, была невыносимой.

Необходимо остановить Джафара. Но как? Преданность членов племени своему повелителю не вызывала сомнений. Подкупить кого-то из них почти невозможно, как, впрочем, и убедить помочь ей.