– Тоже наши. Не «максим» бьет, «ПК»…

– Хватит стоять, будем прорываться, пока ребята нас прикрывают, – сказал Шульгин. – Садись назад, корнет, дальше я поведу, а ты бери автомат, только без команды не стреляй…

Поехали, все так же медленно и осторожно, освещая булыжники перед капотом подфарниками, лишь изредка и на мгновение включая ближний свет.

Единственное утешение, что сейчас не те времена, когда город научились перекрывать за десять минут. Если даже поднят по тревоге весь гарнизон, то от казарм до места боя пехоте добираться не меньше часа. А с момента, когда Басманов начал операцию, прошел как раз час.

– Давай на Горького, на Тверскую то есть, – предложил Новиков. – И на предельной скорости. Если улицу не загородили баррикадой, прорвемся!

– А чего не по Пушкинской?

– Узкая, маневра меньше…

– Тогда держитесь!

Сашка вдавил педаль акселератора, включил третью скорость и дальний свет. На бешеных для этих улиц сорока километрах промчался через несколько параллельных Садовому кольцу переулков, выдерживая направление чисто интуитивно, и едва не прозевал Тверскую, настолько непохожа она была здесь на запечатленный чуть ли не в подсознании образ асфальтовой, с гранитно-мраморными «сталинскими» восьмиэтажками улицы Горького.

Круто, с заносом, заложил левый вираж, чуть не врезался бортом в похожий на телевизионную антенну, унизанный белыми фарфоровыми изоляторами столб, вышел на осевую, еще прибавил газу.

– Пять минут – и дома! – крикнул Шульгин Андрею, когда нырнули под Триумфальные ворота на будущей площади Маяковского.

Накаркал Сашка, забыл морской закон. В сотне метров от Пушкинской площади на мостовую выскочили несколько темных фигур с винтовками, замахали руками, требуя остановиться.

Может, пока не думая ничего плохого, просто выполняя приказ, то ли документы проверить, то ли реквизировать транспорт для выполнения ответственного задания.

Но Шульгину уже некогда было вникать в тонкости, а у патрульных отсутствовала привычка соразмерять скорость автомобиля со своим поведением на дороге.

Один из них, в плакатной позе, с винтовкой в поднятой руке возник в свете фар и через секунду, отброшенный кованым бампером, глухо плюхнулся на асфальт тротуара. Лязгая и кувыркаясь, отлетела на середину улицы винтовка.

Чисто рефлекторно Сашка затормозил, а уже через пару секунд сзади бабахнул первый выстрел.

– Газуй, ты что?! – заорал Новиков, а Ястребов уже откинул задний полог тента и ответил беглой серией коротких очередей.

– Направо крути! – В этих местах Андрей уже ориентировался, а все переулки оставались на своих местах, только дома другие.

«Додж» вывернул на Тверской бульвар, ломая кусты.

– Теперь налево! – Шульгин едва вписался в щель Елисеевского переулка.

– Теперь потише…

– Сам знаю, – огрызнулся Сашка.

Тихонько, будто на цыпочках, подкрался к выезду на Тверскую чуть пониже нынешнего (то есть будущего, конечно) Моссовета. Ничего подозрительного. Рывок вперед, крутой разворот с погашенными фарами, сто метров до Скобелевской площади с Обелиском Свободы на месте Юрия Долгорукого, и опять направо, в долгожданный Столешников. Выключив мотор, по крутому спуску вниз, накатом.

Обшарпанный фасад нужного дома, как и всех остальных в переулке, был темен, лишь в нескольких окнах верхних этажей мелькали отблески свечей или коптилок.

Совсем вроде недавно Андрей с Ириной бежали к этому подъезду по свежевыпавшему пушистому снегу, только с той стороны. И тоже был у него в руке еще теплый пистолет, только год на дворе стоял совсем другой, девяносто первый, но так же пахло в воздухе гражданской войной.

– Загони машину сюда, в подворотню, – сказал Новиков Шульгину, – а ты, корнет, постереги этого, – он указал на скорчившегося под продольной скамейкой Вадима. – Надо узнать, примут нас здесь?

По знакомой лестнице Новиков и Шульгин поднялись на третий этаж. В подъезде было совершенно темно, воняло, и не только кошками.

«Разруха», – вспомнил он Булгакова. Невозможно было представить, что лишь три года назад на мраморных ступенях лежали ковровые дорожки, прижатые медными прутьями, сверкали люстры, и входящие оставляли зонты и калоши внизу, в специальных ящиках.

Подсвечивая фонарем, Андрей нашел дверь явочной квартиры. Кожа с нее была не слишком аккуратно срезана, и больше половины войлочной подкладки тоже.

– Ну, давай, командир, дерзай… – прошептал Шульгин, доставая из кармана золотой портсигар Сильвии, который одновременно являлся универсальным блоком управления всевозможной аггрианской техникой, средством связи и своеобразным оружием.

Новиков отщелкнул крышку и набрал нужную комбинацию на скрытой под сигаретами планке со штифтами. Приложил портсигар плоскостью чуть выше замочной скважины, нажал рубиновую кнопку и взмолился мысленно: «Откройся же, ну, откройся…» Ничего не произошло. А когда Ирина делала это, дверь распахивалась немедленно. Может, и напрасна их попытка, нет здесь никакой секретной квартиры, а лишь обычная коммуналка, сиречь – рабочая коммуна пролетарских жильцов имени какого-нибудь борца за права аборигенов Западного Калимантана. Гнездо переселившихся сюда из подвалов гегемонов, которым интереснее набиться по тридцать человек в комнаты, где раньше жило четверо, чем заработать на собственную квартиру или домик, маленький, но отдельный. Сидят там сейчас, топят буржуйки чужими книгами и мебелью. Надо же, при царе на всех дров хватало, а сейчас, перебив эксплуататоров, от холода мрут… Будто раньше их помещики и фабриканты топливом снабжали.