— Нет, он никогда не был женат. Он сам не знает, кто ему пригрезился. Просто другая женщина. Не я. Скорее всего какая-нибудь потаскушка.

— Это было приятно? — спросила Фелисити, немного успокоившись. — Тебе понравилось с ним целоваться?

Мелисанда не сомневалась, что щеки ее горят как маков цвет. И не только щеки, а все тело от макушки до пят. Тогда как ее тетка как ни в чем не бывало продолжала вышивать, являя собой воплощенную добродетель.

— Как мне могло понравиться?! — гневно произнесла Мелисанда, резко повернувшись и отойдя к двери. — Это было… это случилось совершенно неожиданно, без какого-либо поощрения с моей стороны, можешь мне поверить!

— Вряд ли это можно считать вразумительным ответом.

— А ты представь себя на моем месте! Тебе бы самой это понравилось? — Мелисанда отважилась повернуться к собеседнице, надеясь, что от двери ее предательский румянец не так бросается в глаза. Возможно, тетка отнесет его на счет праведного гнева… Ведь на самом деле она покраснела от стыда… ей было стыдно признаваться самой себе, что поцелуй ей понравился — пусть даже на какое-то мгновение.

— Это все слишком абстрактно, не забывай, что я замужняя женщина. И меня может целовать только мистер Кастербрук.

— Ты снова издеваешься надо мной! — не выдержала Мелисанда.

— Милая, я всего лишь хочу подтолкнуть тебя к мысли о том, что на самом деле замужество может оказаться не столь уж отвратительной вещью, как тебе угодно считать. Конечно, это не то, на что мы все надеялись. К примеру, это не сравнится с той роскошью, которая окружала бы тебя как герцогиню. Но он довольно милый молодой человек… и довольно приятен на вид. Да, он беден и ведет себя немного странно, но согласись, что у людей бывают куда более серьезные недостатки!

Как, например, твердая вера в то, что он попал сюда из будущего! Мелисанду так и подмывало выложить всю правду. Но ей даже думать не хотелось о том, что придется выйти замуж за лунатика!

— Твоим родителям такой поворот событий вряд ли придется по вкусу, но это все же лучше, чем стать женой заурядного преступника. Подумай хотя бы о тех представителях простонародья, с которыми иногда приходится встречаться на улице. И постарайся взглянуть правде в глаза. Все могло быть намного хуже. И я уверена, что в итоге твои родители будут присутствовать на свадьбе, так что ты можешь не сомневаться в их согласии.

Стоило подумать о том, с какими глазами она встретит родителей, и Мелисанде стало совсем плохо.

— Но если они явятся на свадьбу, разве это не будет доказательством того, что мы не обручились в Гретна-Грин?

— Мы не будем говорить, что они явились на свадьбу. Назовем это просто приемом в их честь. Я уже написала преподобному Вилли и попросила его провести церемонию. Ты можешь положиться на его умение хранить чужие тайны.

— И все же меня не устраивает, что я до конца дней останусь прикованной к совершенно чуждому нам человеку.

— Согласись, это все же лучше, чем быть прикованной к одру болезни!

Мелисанда сердито фыркнула и снова села на стул возле двери.

— Ты обо всем успела позаботиться, — заметила она, понимая, в каком неоплатном долгу находится перед теткой. — И я тебе очень благодарна. Спасибо тебе за то, что помогаешь мне, несмотря на всю боль, которую я тебе причинила. — Каждое слово давалось ей с трудом, однако девушка считала своей обязанностью поблагодарить Фелисити как положено.

— Единственная боль, причиненная тобой, связана исключительно с опасениями за твое будущее. Твои родители могут смотреть на вещи по-другому, но вряд ли у них найдутся возражения против нашего плана выдать тебя замуж за мистера Патрика. Я уверена, что они согласятся.

«Выйти замуж за мистера Патрика!» От одних этих слов Мелисанду продирал мороз по коже!

— Разве у них есть выбор? — тоскливо промолвила она. — Разве он остался хоть у кого-то из нас?

— Выбор есть у мистера Патрика, — мягко напомнила Фелисити. — Однако он согласен жениться.

Флинн сидел на диване и рассеянно следил за игрой языков пламени в камине. Этот живой огонь был единственным источником тепла в комнате. Флинн был обут в высокие кожаные сапоги до колен. Свежий крахмальный воротничок, как и положено, натирал ему шею, а камзол из шерстяного сукна был явно сшит по последней моде и стоил немалых денег.

За окном, выходившим на улицу, царили тишина и спокойствие. Не шумели моторы машин, не бороздили небо самолеты, не доносились отзвуки телепередач из соседней комнаты и не звонили телефоны.

Окружавший его бредовый мир делался все реальнее с каждым днем, и это не могло не внушать опасений. Все выглядело слишком основательно и добротно. Все казалось слишком настоящим. Из чего явствовало, что он действительно попал в девятнадцатый век.

Девятнадцатый век. 1815 год. Черт побери, да ведь у них где-то идет война с Наполеоном! Флинн резко выпрямился. Как ему до сих пор не приходило это в голову? Наполеон еще жив! Нет, это не укладывалось в голове!