– Правда? – встрепенулась я. – Я его знаю? Как его зовут? Какой он?

– Нет, с Кукси – кстати, его зовут Гэри Кукси – ты не знакома. Он фотограф, хотя в основном спортивный. И очень… занятный.

Последнее сразу меня насторожило. Не слишком обнадеживающая характеристика для свидания вслепую. Еще хуже, чем прилагательное «милый», что, как всякий знает, всего лишь кодовое обозначение для «жутко уродливый».

– И почему ты вдруг решил навязать его мне, если считаешь такой уж угрозой для Такера? – поинтересовалась я.

– Кукси не так чувствителен. И не такой близкий друг, так что можешь сколько угодно терзать его списком своих правил, чего можно и чего нельзя с мужчинами, а я спокойно умою руки.

Мне не понравился блеск в глазах Макса, но выбора не было. Я, можно сказать, женщина отчаявшаяся, настолько отчаявшаяся, что готова была нарушить одно из главных правил отношений с мужчинами, а именно – никогда не назначать свиданий вслепую. Но на этот раз я делала это не для того, чтобы встретить своего единственного мужчину, а с прямо противоположной целью: забыть. И готова была пойти на многое, даже если придется уговаривать всех приятелей свести меня с холостыми дружками подходящего возраста.

Свидание с Занятным Гэри было назначено на следующую пятницу. Я, разумеется, ничего не сказала Джеку, хотя мы разговаривали в четверг. Правда, упомянула, что завтра вечером меня не будет дома в то время, когда он обычно звонит, потому что я собираюсь на вечеринку к друзьям. Было немного стыдно, хотя, нужно признать, при наличии некоторой практики ложь дается легче. На душе стало еще противнее, когда он попросил позвонить, если я вернусь не слишком поздно.

– Или если заявишься утром, а я еще не успею уйти на работу, – добавил он.

– Не хочу тебя будить, – запротестовала я.

– Пустяки! Как это я проведу целый день, не поговорив с тобой? – возмутился Джек.

Услышь я от кого-нибудь другого эти сиропные излияния, у меня бы мигом заболели зубы. Но из уст Джека это звучало трогательно мило. И романтично. Я мечтательно улыбнулась и принялась накручивать на палец телефонный шнур. Значит, это и есть любовь? Бесстыдное воркование?

Я пыталась урезонить себя, напомнив, что мы еще не достигли той стадии, когда влюбленные начинают называть друг друга «моя прелесть». У меня неизменно чесались руки придушить идиотов наравне с кретинами и болванами, которые имеют наглость так разговаривать во время фильма.

Кроме того, вдруг показалось, что во время нашей последней встречи между нами завязались куда более тесные отношения, чем я ранее предполагала. Это означает, что я собиралась изменить Джеку с этим типом Гэри, а ведь раньше мне не приходилось обманывать своих мужчин. Я считала это нечестным, гнусным и аморальным. Разумеется, не то что супружеская измена, но весьма похоже. Но что нынче говорят мужчины и женщины, вступая в моногамные отношения? В юности, только начиная встречаться с молодыми людьми, я была уверена, что решающий фактор прочной связи – секс. Не мимолетный романчик, разумеется, а секс после четвертого или пятого свидания. Но потом я после бесчисленных горьких ошибок и унижений усвоила, что мужчины так не думают. В их представлении моногамия – нечто включающее обмен кольцами, да и после этого они предпочитают не торопиться с окончательным решением. Я всегда считала, что мужчины после тридцати – всего лишь более взрослые, более умудренные жизнью модификации своих двадцатилетних собратьев, но после встречи с Джеком усомнилась в этом. Может, бывают на свете и зрелые мужчины?

В пятницу вечером, ровно в семь, Гэри заехал за мной. Мы проговорили по телефону достаточно долго, чтобы назначить время встречи. Я была одета в обычную униформу выходного дня: черный свитер с треугольным вырезом, темные джинсы и черные сапоги (на низком каблуке, потому что Макс не сказал, какого роста Гэри, возможно, из зловредности желая навязать мне клона Бонапарта). Кукси прибыл вовремя, позвонил, и после обмена не слишком связными репликами по домофону я пообещала немедленно спуститься.

– Гэри? – спросила я единственного стоявшего на крыльце мужчину. И попыталась не попятиться, когда тот кивнул. Передо мной возвышалась гора жира. Круглый, как мяч, от пухлых щек до трясущегося брюха. Я бы не удивилась, узнав, что до сей поры самые тесные отношения у него были с диваном и местным разносчиком пиццы.

Не будь такой придирчивой, упрекнула я себя. А вдруг он окажется чудесным человеком? Кстати, я всегда выступала против общества, установившего немыслимые стандарты для женщин и требующего, чтобы все мы выглядели как топ-модели. Так что с моей стороны было бы лицемерием осуждать Гэри за неуклюжую фигуру и отсутствие стальных мускулов. Да и выглядел он довольно забавно: вроде молодого безбородого Санта-Клауса.

Изобразив улыбку, я протянула ему руку:

– Привет. Я Клер.

– Клер? Это имя для толстушек, – объявил Гэри, хватая мою руку, – ладонь оказалась неприятно потной, – и принимаясь энергично трясти. – Ха! Помните? Это цитата из «Брекфест-клаб». Там еще Джадд Нельсон говорит это Молли Рингоулд.

– Ха, – отозвалась я, ощущая, как увядает улыбка. «Брекфест-клаб» был одним из самых популярных молодежных фильмов еще в то время, когда я училась в восьмом классе, и эту злосчастную фразу я лично слышала от кавалеров не менее четырехсот тысяч раз. И, поскольку в момент выхода фильма на экраны с меня еще не сошел младенческий жирок, шуточки жалили так больно, что я при очередном обострении подростковых комплексов всерьез подумывала изменить имя. Теперь, девятнадцать лет спустя, было еще неприятнее слышать это от потного кретина с раздражающе ангельским личиком. Всякая симпатия, которую я могла питать к Гэри и его далеко не идеальной внешности, немедленно улетучилась. Конечно, я понимала, что бросить нового знакомого на пороге, просто отменив все планы, было бы вопиющим неприличием, но мне вдруг стало яснее ясного, что так неудачно начавшееся свидание вряд ли кончится добром.