– Бедная Белинда, – усмехнулся он. – Ты ждешь от меня жалости? Боюсь, зря. Я приберег свою жалость для тех несчастных душ, которые пали жертвами этого безумия. Ты же и все прочие овечки, которые слепо следуют указаниям людей вроде Джонатана Кэди, заслужили лишь презрение. Некоторые из вас настолько глупы и невежественны, что даже не понимают, что творится несправедливость, остальные, вроде тебя, слишком трусливы, чтобы высказаться против! – Он впился в нее убийственно-холодным взглядом. Пальцы, вцепившиеся в ее плечи, так и не ослабили безжалостной хватки. – Вот уж чего я не выношу, так это трусости!

Белинда смотрела на него, дрожа от ярости. Глаза ее теперь походили на глаза тигрицы, которая, будучи загнанной в угол, продолжает отбиваться до последнего.

– Да как вы смеете судить меня! Как вы смеете сравнивать меня с… ними! Что вы сами можете предпринять против них, против таких, как мой самодовольный кузен Джастин Гардинг? Хватит ли у вас храбрости бороться с ними?

– Это вы еще увидите – ты и твой кузен, – бросил он холодно.

Черты его лица застыли, но она чувствовала, что он очень зол. Внезапно Джастин оттолкнул ее, и она, отлетев назад, едва не упала.

– Убирайся, девчонка, – приказал он. – Ты сослужила свою службу. А теперь уходи.

– Уйду с превеликим удовольствием. И в точности передам кузену, что у вас за дело в деревне Сейлем. Уверена – он очень этим заинтересуется!

– Сделай одолжение. – Гардинг кивнул, скрестив руки на могучей груди. – Беги, докладывай. Не забудь передать: если у него есть какие-то вопросы, пусть заглянет ко мне в «Четыре колокола». Я с удовольствием перекинусь с ним парой слов.

Он издевательски рассмеялся, и Белинда со всей силы вонзила ногти в ладони. Не сказав больше ни слова, она резко повернулась и бросилась в деревню.

«Какой же я была дурой, – думала она, и слезы бежали у нее по щекам. – Я думала, что он способен на сострадание, на доброту. А он – самый надменный, самый жестокий, самый бессердечный из всех людей, которых я когда-либо встречала. Скорей бы он покинул Сейлем навсегда!» Слезы неудержимо катились по ее бледным щекам, рыдания сдавливали грудь. Она несколько раз споткнулась, но так и не замедлила стремительного бега.

Джастин Гардинг хмуро наблюдал за красавицей, которая мчалась от него со всех ног, словно боялась куда-то опоздать. Его лицо потемнело от гнева. Ну и черт с ней! Вчера вечером мысли об этой девушке не давали ему покоя, хотя ему следовало думать о Гвендолин. Теперь она чуть было не растрогала его своей печальной историей, чуть было не вызвала у него жалость. Маленькая хитрая бестия! Ему вовсе ни к чему те чувства, что она всколыхнула в нем. Он оставался невосприимчив к женским чарам последние десять лет. Он соблазнял красоток, спал с ними, наслаждаясь их прелестями с циничной отстраненностью, которую тщательно в себе культивировал. А теперь вдруг эта хрупкая, очаровательная озорница с золотисто-рыжими волосами и лучистыми глазами подошла к нему угрожающе близко – настолько, что грозила пробить ту защитную броню, в которую он так искусно себя заковал.

Джастин нетерпеливо провел ладонью по темным волосам. Да, он действительно хотел ее, хотел касаться руками плавных изгибов ее восхитительного тела, целовать ее нежное лицо, длинную белую шею, запустить руку в ее волнистые волосы. Но она девственница – то есть запретная территория, согласно его собственному кодексу чести. А кроме того, она еще и опасна. Девушка задела его за живое, и в это ему даже с трудом верилось. Вот уже долгое время он не испытывал подобных чувств – с тех самых пор, как Гвендолин впервые поцеловала его при лунном свете, в английской глуши, среди садовых роз и статуй. Это было целых десять лет назад. И вот теперь, когда он наконец близок к обладанию тем, к чему так давно стремился, судьба свела его с обольстительной, пылкой забиякой, околдовавшей его своими чарами.

Оставалось лишь одно: закончить это дело как можно скорее и отбыть из Сейлема в Бостон, где через несколько дней пришвартуется корабль Гвендолин. Забыть эту чертовку Белинду Кэди. Он сотрет ее из своей памяти так беспощадно, словно она уже мертва. В конечном счете, это не так уж трудно. Едва он окажется в Бостоне и заключит Гвендолин в объятия, эта разбередившая душу кокетка перестанет для него что-либо значить. Да и как может быть иначе?

Все в том же мрачном расположении духа он решительно направился обратно в деревню.

– Так он посмел расспрашивать о наших судах над ведьмами?

Джонатан говорил холодным, угрожающим тоном. Он стоял в дверях гостиной, наблюдая, как Белинда начищает оловянные подсвечники, венчающие дубовую горку для фарфора. Его блеклые глаза следили за каждым ее движением.

– Вот негодяй! Да кто он такой, чтобы приезжать в деревню и совать нос в наши дела! Да это верх нахальства! Происки дьявола! За свою дерзость он заслуживает порки у позорного столба!

– Поступайте как знаете. – Белинда пожала плечами. – Мне все равно, что с ним станет.

Джонатан прищурился. Все ли она ему выложила? Или эта лживая девчонка знает нечто большее – и держит в секрете?

– А что-нибудь еще он говорил? Что-нибудь о своих отношениях с Элизабет Фостер? – настаивал Джонатан. – Почему его так волнует казнь именно этой ведьмы?

Белинда с глухим стуком поставила подсвечник.

– Он не сказал. Кузен Джонатан, мы уже не в первый раз возвращаемся к этой теме. Я сообщила вам все, что знаю!