Она встала перед зеркалом и принялась расчесывать волосы. Длинные, ниже плеч, блестящие после вчерашнего мытья — она не стала стягивать их на ночь, и теперь они, воспользовавшись свободой, закручивались у самого лица маленькими локонами. Она отбросила их назад. Сегодня она будет выглядеть так.

Он вошел и явно удивился. Даже очень. Она удовлетворенно наблюдала за ним. Улыбнулась. Сказала: — За срочный заказ — двойной тариф.

И больше ни слова. Он достал деньги, поблагодарил, на мгновение заколебался, а она продолжала улыбаться:

— Что-то еще? Извините, у меня много работы.

Он смотрел на нее внимательно, словно хотел увидеть что-то, чего, видимо, не рассмотрел, а потому отвернулся и вышел.

Она снова уселась перед экраном и закончила отложенный вызов по делу мужа Иренея Д. Подлеца и лентяя. Она не дала себя обмануть.

Ночью одеяло вновь показалось ей слишком тяжелым и теплым. Она сбрасывала его, и тогда ноябрьский холод проникал до самых костей. Измученная, заснула лишь под утро. Впервые опоздала на работу.

Перед дверью ждал неопрятный парень, на ушах — наушники плеера.

— Пани Ханна М.? Вам посылка.

Он пошел к машине, чтобы взять коробку, а она тем временем открыла дверь. Пришлось расписаться в квитанции. Парень положил цветы на стол и исчез.

Букет был огромный. Яркий и пестрый. Она даже не знала названий некоторых цветов. К высокой розе приколот конверт. Она разорвала его и принялась читать:

Простите, если обидел Вас. Простите, что не был откровенен. Своим заявлением я лишь хотел привлечь Ваше внимание. Знаю, что после работы Вы нигде не бываете. Простите и за то, что охватившие меня чувства я приписал также и Вам. Это во мне сидит страх перед миром, которому я пытаюсь противостоять. Когда Вы случайно коснулись моей руки, я почувствовал, как трескается скорлупа, в которую я забился много лет назад. Я не знал, как быть. Вы отказали мне так решительно, что я ухватился за последнюю соломинку — тексты, которые Вам предстояло пропустить через компьютер. Я надеялся, что, если Вы узнаете правду, у нас появится шанс… мой телефон… буду ждать…

И крестик вместо подписи.

Сегодня она не станет работать. Просто повесит табличку: Бюро закрыто из-за болезни машинистки. Вот и все, ничего сложного. Когда она отрезала кусок картона, чтобы написать это, в комнату вошла жена Иренея Д.

И тогда она сделала то, на что не имела никакого права.

— Подумайте, пожалуйста, — сказала она, протягивая женщине отпечатанное заявление. — Вы ведь его любите. Пока кто-то любит, остается надежда.

— Двадцать минут второго, и что только я тут делаю?

— Двадцать минут первого.

Он отвернулся, синяя пижама исчезла за вечно перекошенной дверью.

— Спокойной ночи, — приглушенно донеслось с лестницы в пустоту коридора. — Не сиди долго.

— Не буду. Спокойной ночи.

Сигарета сползала с края пепельницы на скатерть. Она поднесла ее к губам и посмотрела на часы. Семнадцать минут первого. Он заснет, заснет совсем скоро и даже не заметит, что ее нет. Но к телефону пока не подойдешь. Еще слишком рано, хотя время уже позднее. Она провела пальцем по закопченному дымоходу камина.

Так нельзя. Ее охватила усталость. Бесконечная усталость — вечное бегство от того, чтобы вечером вместе лечь спать, а утром вместе понежиться в постели, вместе отправиться на прогулку. Сколько можно притворяться, что к утру тебе надо обязательно закончить срочную работу? Что ночью лучше всего работается? Потому что днем, сам понимаешь…

Может, он и понимал, может, и догадывался, может, и подозревал, что ей просто хочется побыть одной. Без всякой причины.

Дорога в ад, вымощенная благими намерениями. Благие намерения, складывающиеся из постоянных мелких недомолвок — лишь бы не задеть. А за ними — простая, незамысловатая ложь. Она боялась, что эта ложь приведет ее когда-нибудь Туда. Что рано или поздно ей этого не миновать, и тогда уж наверняка не удастся слукавить.

Телефон искушал все сильнее. Позвонить бы прямо сейчас! Два коротких гудка, повесить трубку, подождать две минуты, точно по часам, и снова набрать номер. Если он дома, если может подойти, если ему удобно разговаривать — она на мгновение услышит его ласковый голос.

И у нее хватит сил вынести нежеланное прикосновение мужа, когда она наконец ляжет в супружескую постель. Невольная встреча двух чужих людей. Сквозь сон он поворачивался к ней и теплой сонной рукой привлекал к себе. Не любя.

А она замирала от отчаяния — не та рука, не тот человек, — и адские врата распахивались все шире. Но можно ведь представлять, будто это не он. Если это удавалось — минутное, чисто чувственное наслаждение уносило ее за пределы ада. Соски наливались желанием, тело стремилось к иной любви… А потом она отворачивалась к окну и долго не могла уснуть.

Грех. Это и есть грех.

Наверху скрипнула дверь. Она отпрянула от камина, схватила разложенные на столе страницы. Он не должен узнать, что она сидит здесь без дела. Не теперь, еще рано.