— Спасибо тебе, Вудро.

— Это удовольствие, мадам. Или по крайней мере половина такового; похоже, что тебе это тоже нравится…

— О, конечно! Ты сам знаешь. Естественно.

— А раз так, давай перейдем к другим вопросам… Скажу только, что, если бы ты, такая большая и взрослая, оказалась девственницей, это меня встревожило бы больше, пришлось бы заподозрить, что влияние Элен было не столь благотворным, как я полагал. Хорошая женщина, благослови ее. Господь! Все эти разговоры о добром старом дядюшке Гибби, который никогда не притронется к крошке Доре, предназначены лишь для того, чтобы ты сохранила лицо. Но поскольку тебя это не беспокоит, оставим. Я как раз говорил, что тебе следует решить, оставаться здесь или отправиться на Секундус. Дора, на Секундусе есть не только теплый туалет, на нем есть и реювенализационная клиника.

— О! Значит, тебе она скоро понадобится, Вудро?

— Нет и нет! Тебе, дорогая.

Она ответила не сразу.

— Но говардианкой я не стану.

— Конечно, нет. Но это помогает. Реювенализационная терапия не дает вечной жизни и говардианцам. Некоторым людям она идет на пользу, другим — нет. Возможно, когда-нибудь мы узнаем об этом побольше, но пока реювенализационные методики в среднем удваивают отпущенный человеку срок, говардианец он или нет. Кстати, ты не знаешь, сколько прожили твои дед и бабка?

— Откуда, Вудро? Я и родителей едва помню, а как звали дедов и бабок, даже не знала.

— Мы можем выяснить. На корабле хранятся материалы о каждом мигранте, который прилетел на нем. Я скажу Заку… капитану Бриггсу, чтобы он полистал досье твоей семьи. Когда-нибудь — сразу этого не сделаешь — я найду материалы о твоей семье на Земле. Потом…

— Нет, Вудро.

— Почему нет, дорогая?

— Мне это не нужно, я не хочу знать об этом. Очень давно, по меньшей мере три или четыре года назад, когда я выяснила, что ты говардианец, мне также удалось понять, что на самом деле говардианцы живут не дольше нас, обычных людей.

— Как это?

— А так: у всех нас есть прошлое, настоящее и будущее. Прошлое — это память, и я не могу вспомнить того времени, когда меня не было. А ты можешь?

— Нет.

— Выходит, здесь мы равны. Возможно, у тебя больше воспоминаний, ведь ты старше. Но все это прошлое. А будущее? Оно еще не наступило, и никто не знает, каким оно будет. Ты можешь пережить меня — а может быть, я переживу тебя. Или мы можем погибнуть вместе. Мы не знаем, да я и не хочу знать. Но у нас обоих есть настоящее: оно у нас общее, и сейчас я счастлива. Давай-ка поставим мулов в конюшню и насладимся сегодняшним днем.

— Отлично. — Он улыбнулся. — Долго и часто?

— И то и другое!

— Вот это моя Дора! Все стоящее внимания стоит повторить.

— И еще, и еще раз. Но минуточку, дорогой, ты назвал капитана Бриггса сыном, следовательно, он мой приемный сын. Полагаю, что так оно и есть, но не представляю его себе в подобном качестве. Но ты можешь не отвечать, потому что мы согласились не интересоваться прошлым друг друга…

— Давай, спрашивай. Если я сочту возможным, отвечу.

— Ну, хорошо… А кто мать капитана Бриггса? То есть твоя прежняя жена.

— Ее звали Филлис. Филлис Бриггс-Сперлинг. А зачем тебе знать о ней, дорогая? Очень хорошая девушка. А больше ничего сказать не могу. Никаких сравнений.

— Похоже, я сую нос не в свое дело.

— Возможно. Впрочем, мне безразлично. И Филлис, наверное, тоже. Дорогуша, с тех пор прошло два века, забудь об этом.

— О! Она умерла?

— Не знаю. Но, может быть, Зак слыхал о ней: он недавно побывал на Секундусе. Впрочем, он бы мне сообщил. Мы с ней не общались после того, как она развелась со мной.

— Развелась с тобой? У этой женщины нет вкуса!

— Дора-Адора! Нельзя сказать, что у Филлис нет вкуса, она очень хорошая девушка. Я обедал с ней и ее мужем, когда в последний раз был на Секундусе, то есть не один, а вместе с Заком. Они с мужем потрудились собрать наших с ней детей, тех, что были тогда на планете, и пригласили кое-кого из моих прочих родственников. Короче, устроили семейную вечеринку. Проявили заботу. Кстати, она тоже училка.

— Неужели?

— Ага. Профессор математики Университета Говарда в Нью-Риме на Секундусе. И если мы там окажемся, можем заглянуть — и ты сама решишь, что она за личность.

Дора не ответила. Она сжала коленями бока Бетти, и та припустила по улице. Бьюла держалась рядом.

— Дремя… жинать! — проговорил Бак и прытко зарысил вперед.

— Лазарус…

— Поосторожнее с этим именем, дорогая.

— Никто меня не слышит. Лазарус, если ты не настаиваешь. Я не хочу жить на Секундусе.

Сепарация осталась далеко позади. Уже три недели маленький караван — два фургона друг за другом, двенадцать мулов, тянувшие повозки, и еще четверо, рысившие налегке, — медленно полз в сторону хребта Бастион. Последний раз путешественники видели жилой дом больше двух недель назад. Теперь вокруг была дикая прерия, и уже несколько дней впереди зияло устье ущелья, уводящее к Безнадежному перевалу.