Шрифт:
– И позовете девок, – сказала Клара. – Это Богумил умеет делать.
– Да, да, позовем девок, много девок! – кричал Богумил. – Ты тоже девка.
– Девка, девка, – засмеялась она и немного отпила из своей рюмки, – но тебе не дам. Другим дам, а тебе нет.
Богумил снова выпил.
– Я тебе расскажу всю правду о ней, Эвен, – пьяно бормотал художник. – Она верит в прекрасную большую любовь. Дурочка. Не знает, что именно я и люблю ее прекрасной большой любовью. И женюсь, ей-богу, женюсь на ней. А может быть, и нет.
Клара долила себе немного водки в пустую рюмку.
– Богумил, ты должен меня рисовать, – сказала она насмешливо. – Бери в лапу кисть и маши ею. Быстро.
Она сняла платье, колготки, оставшись в бюстгальтере и трусиках. Стройные ноги возбуждали.
– А может быть, ты закончишь картину? Как тебя зовут?
– Франчишек.
– Ну, так бери кисть у мастера, – приказала она.
Богумил поплелся в ванную, откуда донеслись громкие звуки рвоты. С помощью Клары Эвен вытащил его из ванной почти в бессознательном состоянии и положил на пол за стопкой прислоненных к стене подрамников.
– Ему хватит, – пробормотал Эвен.
– Так у него всегда, – она взяла платье.
– Подожди, – сказал Эвен и вырвал платье из ее рук.
– Сумасшедший, – иронически засмеялась она.
Он сильно ударил ее по лицу. Потом еще раз, с другой стороны. Захваченная врасплох, Клара даже не вскрикнула, а закрыла себе рот и лицо руками. Он сорвал с нее бюстгальтер и толкнул на диван.
Девушка хотела вцепиться ему в глаза, но Эвен снова ударил ее по лицу. И опять толкнул на диван. Она хотела закричать, но Эвен укусил ее в губы. Когда он схватил девушку за резинку трусов, Клара замерла.
– Подожди, – сказала она спокойно, – это новые трусы. Я их только вчера купила.
Она спустила трусики и движением ноги сбросила их на пол. Девушка стояла перед ним нагая и нагло смотрела ему в лицо. На щеках видны были красные следы от пальцев. Он снова подтолкнул ее к дивану, но, уже лежа, она сильно сжала ноги. Ему пришлось их раздвинуть коленями и локтями. Девушка вскрикнула, когда Эвен укусил ее грудь. Потом на какой-то момент руки Клары обхватили его шею. Когда он заканчивал, Клара уже не реагировала, лежала как мертвая, безразлично глядя на него [60] .
60
Наш герой мог дать описание оргазма в стиле Кортасара либо другого представителя латиноамериканской литературы, либо вовсе в стиле Мастерс и Джонсон. Мог также описать, как под Кларой задрожал весь дом, или она услышала музыку идеальных сфер и ей заиграли арфы небесные. Он мог сделать много вещей. Но ничего не сделал, поскольку хотел писать без отклонений в сторону порнографии и не был уверен, отличают ли члены сценарной комиссии порнографию от произведений искусства. А что самое главное, наш герой не был уверен, создает ли он сам произведение искусства. – (Примечание автора.).
– Сейчас я пойду в милицию, – сказала она.
– Никуда ты не пойдешь, – ответил Эвен, зевая.
– Откуда ты знаешь? – она коснулась пальцами кровоточащей губы.
– Я понял, что тебе нужно, когда Богумил сказал тебе: «ты, девка», а ты улыбнулась и впервые взяла рюмку.
– Ты слишком сильно меня бил, – отметила она, поглаживая свое лицо. – Ты скотина.
– В следующий раз буду бить слабее.
– Следующего раза не будет.
– Ты все это говоришь только для того, чтобы снова получить по лицу, – засмеялся Эвен. – И все делаешь, лишь бы спровоцировать мужчину на грубость. Только они слишком хорошо воспитаны. Этот адвокат мог тебя просто избить, вместо того, чтобы выставлять голой в коридор.
– Ты где живешь? – спросила она, поправляя волосы перед зеркалом, висящим у двери.
– Нигде.
– Я тебя все равно найду, если захочу, – бросила она, как раньше, презрительно. – Мне Богумил скажет.
– Ничего он тебе не скажет. Я не люблю таких женщин. Уж больно ты быстрая.
– Это я только в первый раз, – оправдывалась она и попросила дать носовой платок. Потом вытерла разбитую им губу. Эвен взял ее под руку и подвел к двери.
– Оставь себе этот платок, – сказал он. – Нельзя с такой губой ходить по улице. И уходи. Ты глупая и вульгарная. Я страшно не люблю бить женщин.
– Может, я и глупая, – сказала Клара, – но она у меня точно такая же, как у умных. Я тебя найду.
Я написал о Франчишке, Богумиле и Кларе киноновеллу и послал ее Петру, зная, что новеллу все равно не примут. Но я был доволен, что выполнил обязательство и никто не может иметь ко мне претензий. Впрочем, я уже думал о новом романе, замысел которого начинал вырисовываться в моей голове после ночных визитов к доктору Гансу Иоргу.
В один прекрасный день я услышал приглушенные звуки, словно кто-то далеко стрелял из пистолета и лес отвечал ему глухим звуком. Озеро ожило, время от времени его замерзшая поверхность словно начинала дышать, и глубокому вздоху сопутствовал треск раскалывающегося льда. Озеро гудело, стонало, стеклянную гладь перерезали похожие на молнии глубокие трещины.
Во время прогулки я увидел Розалию и договорился с ней встретиться поздно вечером возле кормушек на 138-м участке. В кормушках сена было уже мало, но мне казалось, что это вряд ли нам могло помешать. Когда я там появился, Розалия уже ждала, ее лошадь стояла привязанной к жердям и жевала остатки сена, предназначенного для оленей и косуль. По лестнице мы забрались под крышу и, лежа рядом, целовались до потери сознания. Она расстегнула куртку и блузку, чтобы я мог ласкать ее груди, но когда я хотел снять с нее брюки, она вырвалась, соскочила на землю и, смеясь, ускакала. Теперь мне понятно, почему мужчины называют ее «шлюхой». Мне также стали понятны, впрочем, понятны были и раньше, все ее радости и печали, и я знаю, как она могла бы от них освободиться. Я мог бы это сделать, но не люблю ее и не хотел бы, чтобы она полюбила меня.