— Уже рассветет, пока вы проделаете свое путешествие. Не смотрите так, я не собираюсь сходить с ума. Когда-то я думала, что если и вернусь сюда когда-нибудь, то очень не скоро, но сейчас даже рада, что приехала. Знаете, бывает такая сладкая печаль… И еще я забыла, как тут красиво.

Она достала глиняные чашки и налила эля домашнего приготовления, который Мартин принес вместе с едой.

— Вы уверены, что пребывание здесь не расстроит вас? Она кивнула:

— Да. Более того, мне пришло в голову, что я больше не буду жить прошлым, ведь призраки все равно могут появляться, где бы вы ни находились. Честно говоря, я бы не хотела встретиться с ними наедине.

Дождь перестал, и лучи заходящего солнца пронзили тучи золотым светом. София открыла дверь в сад, чистый воздух наполнил кухню. Через ветви кустарника она разглядела крышу китайской застекленной беседки, которая расположилась на отвесной скале в конце сада и откуда открывался вид на море, скалы и весь мыс.

Нет, только не сейчас. Сначала она насладится хорошими воспоминаниями.

Вдыхая дивный запах омытой дождем земли, она любовалась каплями дождя, застывшими, словно крохотные бриллианты, на высокой траве, и только потом вернулась к столу.

Стоя у открытой двери, София казалась такой красивой. Ветер разметал легкие кудри вокруг ее лица, на заходящем солнце ее нежная кожа отливала золотом.

Двадцатилетней давности платье очень шло ей. Низкий вырез открывал хрупкие ключицы, тонкий муслин красиво обтягивал высокую грудь, а завышенная талия подчеркивала соблазнительные изгибы бедер. Легкий ветерок колыхал прозрачную тонкую ткань. Эйдриан привык видеть ее в черном и совсем не представлял, какой свежей и юной она может быть.

София заняла свое место.

— Что вы предпочитаете сделать сначала: поужинать или снять мокрую одежду?

— Я хотел бы поесть, но если ваша светлость настаивает на последнем, — он хитро улыбнулся, — я готов подчиниться. — Эйдриан пошутил, хотя в ее словах не содержалось никакой двусмысленности.

Отломив ломоть хлеба и отрезав кусок ветчины, он с удовольствием принялся за еду.

— Я думаю, — пробормотала она, жуя сыр, — может быть, мистер Хокинз прав? То, чему мы стали невольными свидетелями, склоняет меня к мысли, что принцип пропорционального выдвижения неизбежен.

— Вы хотите, чтобы люди, чуть не растерзавшие вас сегодня, учреждали законы Англии? Неужели вы находите их подходящими для подобной задачи?

— А вы, Берчард, неужели вы не видите, что существующий порядок несправедлив?

— Многое в жизни и в правительстве несправедливо, но система хорошо отлажена и работает. Неизвестно, как будет работать другая.

— Французы и американцы имеют более справедливый строй.

— Французы дали миру Наполеона и поколение войн. Американская система одобряет рабство. Влияние, которое верхняя палата оказывает на нижнюю, поддерживает стабильность и исключает возможность перехода власти в руки черни.

— Не только. Мы оба знаем, что существующая система также охраняет привилегии.

— Ваши привилегии, герцогиня, — напомнил Эйдриан. — Реформа же предполагает изменения не в интересах лордов. И уже слышны голоса за перемены.

— И вы действительно верите, что их можно остановить? Если бы вы лично не были заинтересованы, то тоже голосовали бы против реформы?

Он встретил ее взгляд.

— Почему вы спрашиваете меня?

— Я спрашиваю, потому что вы на самом деле верите в то, о чем говорите. И еще потому, что вы человек, преданный Веллингтону.

— Другими словами, я подхалим? К сожалению, должен признать, что те из нас, кому предстоит выбрать собственный путь, таковы в той или иной степени.

Она опустила глаза:

— Извините.

— Не стоит. Вопрос справедливый. Я не формирую мое собственное мнение или личность, стараясь завоевать покровительство сильного человека. Веллингтон тотчас бы вывел меня на чистую воду. Я не всегда согласен с ним или с министрами и высказываю собственные аргументы. Тем не менее, если вы спрашиваете, голосую ли я порой за положение, с которым не согласен, ответ — да. Политика — цепь компромиссов. И если вы спрашиваете, приносит ли мне пользу мое главное согласие с лидерами партии, снова ответ будет — да.

Сам не зная почему, он говорил более резко, чем хотел. Она с возрастающей подавленностью наблюдала за ним. У него создалось такое ощущение, что он открыл ей больше, чем хотел, и что она поняла про него нечто такое, что он сам для себя пока не уяснил.

— Вы, должно быть, думаете, что я непоправимо испорчена, — вздохнула она. — Инфантильность, эгоцентризм, обида на жизнь многое убили во мне. Какой несправедливостью кажется вам то, что женщине, у которой на уме только приемы и наряды, дана власть, принадлежащая Эвердону.