— В любом случае надо поторопиться, — заключил Серебряный Шип. — Нейаки, я думаю, что если ты напишешь своим близким письмо и мы спрячем его в дереве, твой отец может найти его примерно так же, как ты нашла амулет. Не уверен, что все так и получится, но попытаться стоит.

Лицо Никки просветлело.

— Ох, Торн! Было бы чудесно, если бы это сработало! Наконец-то они узнают, что я жива и здорова. А как мы спрячем письмо, когда найдем то самое дерево? Примотаем его к ветке?

— Нет, конечно. За сто восемьдесят три года от твоего письма ничего не останется, птицы расклюют, да и вообще, дожди, снег, ветер. Но если схоронить послание где-нибудь ближе к основанию дерева, возможно в корневой системе, тогда есть шанс, что твой отец на него наткнется. Надо только придумать, как получше устроить тайник, чтобы никто случайно не обнаружил его раньше времени. Когда мы найдем это дерево, ты покажешь мне, какая часть корневой системы вышла из земли. Надо устраивать наш почтовый ящик в другой части, которая до сих пор в земле.

— И упаковка! — воскликнула она. — Торн, упаковка — это главное!

— В том случае, если сработает все остальное.

— Да, но это и впрямь стоит того, чтобы попробовать! — Она рассмеялась и впорхнула в его объятия. — Ох, спасибо тебе! Теперь я чувствую! себя гораздо лучше. Когда мы отправимся на поиски дерева?

— Я еще не все сказал тебе, Нейаки. — Он усадил ее рядом с собой, лицо его посерьезнело. — Наше путешествие будет состоять из двух частей. В то время как ты переживаешь разлуку родными, я огорчаюсь из-за Текумсеха. У меня осталось два месяца, чтобы попытаться переменить его судьбу, и я все дни и ночи думаю только о том, как это сделать. Ты говоришь, он должен погибнуть через два месяца, значит, времени осталось не так уж много. Я должен идти к нему, Нейаки, должен рассказать ему все, что узнал об этой войне от тебя, рассказать, какие последствия будет иметь его теперешнее решение, и просить, пока не поздно, переменить его. Это единственный способ спасти брата, иного я не вижу.

— Надо идти к Детройту? — спросила она. — Туда, где он стоит лагерем?

— Я слышал, он сейчас недалеко отсюда, возможно, за рекой, где-нибудь возле форта Молден.

— Но… но это территория, удерживаемая британцами, — встревожено сказала Никки. — И война, как известно, начала распространяться именно оттуда, из северной части штата. Как же мы пойдем туда, в самый центр боевых действий?

— Мы и не пойдем, — ответил он. — Ты дойдешь со мной до Свиного ручья, до деревни вождя Пеахшаэте, это будет тебе по силам. Спрячем твое послание, а потом я отправлюсь на север. Ты можешь остаться в деревне или вернуться сюда и ждать меня дома. Пеахшаэте позаботится о твоей безопасности, тебя проводят.

— Нет. — Взгляд ее стал таким же твердым, как и тон, с которым она это сказала. — Не хочу сидеть здесь и трястись от страха. Если ты отправляешься на поиски Текумсеха, то и я пойду тоже. Если понадобится, я дойду с тобой и до полярного круга.

— Ты должна подумать о беби. Для тебя это слишком опасно.

— Не опаснее, чем для тебя, — отрезала она. — Если ты твердо решил предпринять это рискованное путешествие, то я не оставлю тебя, я должна быть рядом с тобой, Торн, и буду с тобой, несмотря ни на какие препятствия.

Он мрачно взглянул на нее и твердо сказал:

— Я запрещаю тебе.

Три маленьких слова, только и всего, а в душе Никки они породили острое возмущение. Она взглянула ему прямо в лицо.

— Ах, ты собрался на войну? Так знай, тебе не надо ходить за ней в такую даль, она разгорится в твоем вигваме, — заявила она, и в ее фиолетовых глазах вспыхнуло пламя грядущих сражений. — Если ты не понял меня, изволь, я проясню свою позицию. Я, конечно, твоя жена, но, кроме того, я отдельный человек, с собственной волей и разумом. Если я захочу сделать что-то, я это сделаю. И не спрошу у тебя дозволения. Далее. Я не из тех кисок, что готовы безропотно подчиняться приказам мужа, особенно отданных таким безоговорочным тоном, какой позволяешь себе ты.

Лицо Серебряного Шипа сурово окаменело.

— Ты забываешь, женщина, что живешь сейчас не в своем времени, а в моем. У нас здесь жена! подчиняется мужу.

Никки резко встала.

— Ты так думаешь? — запальчиво спросила она. — Ну, так знай, я принесла сюда частицу женской свободы. Это неотъемлемая часть моей личности, с которой тебе ни черта не удастся сделать. Так что можешь набить своими приказами трубку мира и выкурить ее!

— Скажи, ты хочешь послать письмо своему семейству или нет?

Его тон говорил о том, что ости она хочет этого, то должна смириться с его ограничениями.

— Да.

— В таком случае я возьму тебя до Свиного ручья, но не дальше. И больше я не желаю об этом говорить.

— Мы еще посмотрим. Ну а пока оставим это без обсуждения, не будем распалять страсти.

Он чопорно кивнул:

— Иди пиши свое письмо и упакуй его как можно надежнее. Мы выходим на рассвете.

— Берегом или по воде?

— В каноэ.

Она одарила его фальшивой улыбкой и надменно сказала:

— В таком случае придется обуться в кроссовки. Мокрые мокасины слишком сильно тянут на дно!

Путешествие на каноэ, начавшееся на рассвете нового дня, проходило быстро и безмолвно. Оба они, и Никки, и Серебряный Шип, все еще злились друг на друга, и их разногласия были весьма далеки от разрешения. Однако когда они добрались до места, гнев Никки начал сам собой испаряться. Перед ней возникла одна из маленьких деревушек племени шони, на которую она не могла смотреть без какого-то священного трепета.