Поставив кружку на стол, он, покачиваясь, пошел к бочке с водой и засунул туда голову. Он вдруг понял, что слишком пьян для серьезного разговора. Раз эта ночь такая особенная, он не может сказать ей, чтобы она куда-то делась немедленно, а поговорить обо всем они смогут и утром, на трезвую голову. Пока что он должен объяснить Алане, почему она оказалась одна в спальне, которую приготовили для них двоих.

Холодная вода, затекавшая под рубашку, слегка отрезвила его, но не сделала мягче ту часть его тела, с которой не смог справиться эль. Меньше всего ему хотелось оставлять ее в эту ночь в одиночестве, да и в остальные ночи тоже. На Алане была рубашка, выбранная специально для соблазна, от нее приятно пахло розами и чистой кожей. Он изнемогал от желания почувствовать эту кожу на вкус, как раньше. Грегор выругался и вытер лицо полотенцем. Теперь у него голова кружилась не от хмеля, а от чего-то другого.

Нет, подумал он, надо все же сказать ей, чтобы она уходила, а поговорят они утром. Если она не уйдет прямо сейчас, то он не выдержит и заключит ее в объятия. И тогда уже ничего назад не вернуть, тогда уже он не сможет совершить по-настоящему честный поступок и отпустить ее, чтобы она нашла себе мужа, которым сможет гордиться. Грегор отшвырнул полотенце, взглянул на нее и нахмурился. Она скрестила руки на груди, и он видел ее маленькую босую ножку, которой она нетерпеливо притоптывала. И, что еще хуже, у нее было такое выражение лица, словно он ее забавляет, – такое, с каким женщины смотрят на детей или на мужчин, когда считают, что перед ними полные идиоты.

– Грегор, я не думаю, что в данной ситуации тот факт, что мы оставим брак фиктивным, что-то изменит.

Она говорила терпеливо и ласково – так говорят с неразумными малыми детьми. Грегор сжал зубы.

– Я знаю, что брак может быть признан недействительным, если супруги не спят вместе. Мне только надо выяснить, как аннулировать брак.

– Ты что, забыл, что я уже не девственница? Что я на самом деле ношу твоего ребенка?

Несколько секунд он просто тупо смотрел на нее, чувствуя, как улетучивается хмель. Да, он действительно полный идиот! Он как-то забыл об этом важном обстоятельстве. Размеры ее приданого так его поразили, что у него отшибло ум. Он не мог думать ни о чем другом, кроме как об унизительной разнице в их с Аланой материальном положении. И хмель только усугубил ситуацию. Нет, он действительно полный идиот! Но не станет же Алана настаивать на том, чтобы он признался в этом.

– Девочка моя, – начал он, пытаясь подыскать нужные слова, – тебе не нужен такой, как я… даже если бы я был просто твоим любовником… и ты носила моего ребенка. С таким приданым, как у тебя, ты можешь заполучить любого мужчину, какого захочешь. И я думаю, ты это понимаешь. Если бы твой отец хотя бы намеком дал понять, что за тобой дают, женихи в очередь выстроились бы у твоих ворот – пусть бы за твои юбки цеплялась даже дюжина маленьких бастардов. – При одной мысли о том, что он никогда не увидит ребенка, которого они зачали, Грегор внутренне съежился от боли, но он все еще продолжал считать, что поступает так в ее интересах.

Алана пристально смотрела на него несколько долгих секунд. В глазах его застыло страдание, и она тут же отбросила закравшееся было подозрение, что он хочет избавиться от нее любыми способами. Он действительно считал, что она слишком хороша для него, и все лишь из-за размеров ее приданого. Алана решила, что пора дать волю чувствам, пора дать волю всем тем словам, что она так долго держала в себе. Он не понимает доводов логики, так, может, она сумеет сразить его напором чувств? И она сказала:

– Но мой ребенок не будет бастардом, ведь так? У него есть отец, Грегор. Прекрасный человек, мужчина, от одной улыбки которого моя кровь закипает.

Грегор почувствовал, что груз свалился с его души. Он весь готов был выскочить из оков ей навстречу, словно охотничий пес на запах дичи. Очень простой комплимент и очень лестный, и все – он превратился в мальчишку на первом свидании. Грегор заметил смешинку в ее глазах и нахмурился. Да, он сможет разжечь ее кровь, прибегая не только к улыбке, подумал Грегор, вспыхивая от страсти.

– Разве ты не ухаживал за Мейвис ради ее приданого? – спросила Алана. – Ты сказал, что стал ее добиваться, когда узнал, что она не бедна. Почему ты считал возможным охотиться за ее приданым, а мое брать стыдишься?

– Потому что рядом с твоим приданым ее – просто жалкие крохи, но на эти крохи можно жить, меня это вполне устраивало.

– Грегор, ты думаешь, что моя сестра Кайра ничего не принесла Лайаму после брака? Да, она отдала мне большую часть своего приданого потому, что Арджлин стал ее собственностью, и место это богатое. Ты осуждаешь Лайама за то, что он взял богатую жену?

Что за несчастье, подумал Грегор, спорить с женщиной, способной мыслить логично. Нет, шок и эль не просто дурно повлияли на его умственные способности, он, похоже, вообще лишился мозгов. Грегор не мог найти нужных слов для объяснения. Хотелось бы верить, что эго с ним временно. Отступление неизбежно, подумал Грегор, однако он хотел бы отступить с минимальными потерями для своего самолюбия.

– Я был в шоке, – признался он. – В глубоком шоке. Я понял одно: ты очень богатая женщина, такая никогда бы мне не досталась, если бы не прихоть судьбы, которая бросила нас в одну яму. Я подумал: все вокруг будут считать, что я женился на тебе ради твоего приданого, а этой неправды я не смог бы снести.