Джонни отвел их в переполненную дискотеку и затолкал за уже занятый столик. Он представил их своей жене Джен, ослепительной экс-манекенщице. Среди тех, кто сидел за удобными столиками неподалеку, были Ринго Стар, Джек Николсон и звезда британского футбола Джордж Бест.

У Ленни открылось второе дыхание, усталость с него вдруг как рукой сняло.

Они с Олимпией вывалились из клуба в четыре утра, попробовали ускользнуть от круживших неподалеку фотографов, рухнули на сиденья дожидавшейся их машины и проспали всю дорогу до «Коннота».

Так прошел сей памятный вечер. В полдень следующего дня они уже находились на борту другого самолета, который нес их на юг Франции, навстречу летнему круизу Димитрия.

С самого первого дня Лаки выбрала для себя манеру поведения. Она тихонько сидела в уголке и смотрела, чувствуя себя невольным, но внимательным свидетелем самой большой загадки жизни.

Вообще-то, она давно привыкла наблюдать за людьми и ситуациями, с тех еще пор, когда ей пришлось провести четыре года в Вашингтоне со своим первым мужем, невообразимо скучным Крейвеном Ричмондом.

Теперь она превратилась в миссис Димитрий Станислопулос и иногда спрашивала себя, что же она все-таки выиграла. Возможно, замужняя жизнь вообще не для нее. Каждый день ей все больше хотелось вновь стать одинокой и свободной, потому что с каждым днем она все больше понимала, что ничего не знает о Димитрии. Он оказался нетерпимым и высокомерным, тираном по отношению к подчиненным. Некогда он явился к ней в облике опытного и нежного любовника, но после свадьбы он, казалось, потерял всякий интерес к сексу.

Франческа Ферн прибыла по театральному эффектно.

Шофер, отвозивший ее на яхту, был настолько дурно воспитан, что с ним случился инфаркт, и он помер в середине пути. Ее возмущению не было границ. Во всем происшедшем она винила своего несчастного мужа Горация.

Гораций принимал ее брань как должное.

Димитрий утешал ее шампанским, розами и большими дозами дружеского внимания.

Лаки, которая знала о его многолетнем романе с мадам Ферн, начала сомневаться, действительно ли их связи положен конец, как он уверял ее при обсуждении списка приглашенных.

– Некогда я страстно любил Франческу, – открыто признался он. – Но теперь она всего-навсего мой добрый друг, и я хочу пригласить ее.

– Конечно, – согласилась Лаки, не будучи по натуре ревнивой. Честно говоря, она не воспринимала Франческу как возможную соперницу, видя в ней только знаменитую женщину средних лет с лошадиным лицом.

После того как Ферны расположились на яхте, прибыл Сауд Омар, невероятно богатый араб, и его знатная подруга, графиня Таня Жебровски. Один взгляд – и Лаки едва сдержала стон: маленький толстый человечек с маслянистыми коричневыми глазами, явно сексуально озабоченный, и его спутница, вся в золоте и бриллиантах, резкая женщина, чья красота, несмотря на многочисленные пластические операции, знавала лучшие времена.

Затем явился Дженкинс Уайлдер, нефтяной король из Техаса, развязный мужчина пятидесяти с лишним лет со своей восемнадцатилетней женой по имени Флафф. Она называла его «папулечка» и «хулиганчик».

Так прошел первый день.

Следующее утро принесло с собой няню Мейбл, Бриджит и разодетую в пух и прах Алису. К неудовольствию Димитрия, она заключила его в жаркие объятия, страстно поцеловала и объявила:

– У меня такое чувство, будто мы знали друг друга всю жизнь. Теперь мы одна семья. Так давайте познакомимся как следует.

Джино и Сьюзан прибыли в полдень, и яхта отчалила вскоре после их приезда.

Путешествие началось.

Возникли первые симпатии.

Графиня и Сьюзан понравились друг другу с первого взгляда.

Флафф и арабский сладострастник выяснили, что их объединяет любовь к подводному плаванию.

Франческа и Димитрий обменивались словами и многозначительными взглядами.

Алиса положила глаз на Горация.

Дженкинс Уайлдер проводил почти все время в телефонных разговорах.

Оставались Лаки и Джино.

– Как поживаешь? – спросила она.

– Зачем ты убежала из Лос-Анджелеса? – ответил он вопросом на вопрос.

– Сьюзан очень хорошо выглядит, – проговорила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Этот парень, Димитрий, – он слишком стар для тебя, – пробурчал Джино.

«Какого черта мы здесь торчим? – хотелось ей воскликнуть. – Мы совсем не подходим для этой компании».

– Слушай, детка, а какого черта мы здесь торчим? – спросил он вслух. Старина Джино – что на уме, то и на языке.