Уайатт пока еше ничего не доказал. И уж разумеется, не обладал способностью пресмыкаться. А потому сама идея о возобновлении отношений едва ли имела шансы на осуществление.

Он протянул мне банку колы:

– Выпей. Может быть, немного остынешь.

Ну и ладно. Все равно сегодня ночью спать не придется. Я открыла банку и сделала пару глотков, а потом постаралась направить мысли в более практическое русло.

– Полагаю, завтра ни при каких условиях не удастся открыть заведение.

– Очень разумное предположение.

– Сколько же времени пройдет, прежде чем снова можно будет начать работать? День? Два?

– Бывает по-разному. Постараюсь вести следствие как можно быстрее, но в нашем деле углы не срежешь. Надеюсь, что тебе не придется простаивать больше пары дней. Прошу прощения за финансовые убытки, но...

– О, дело не в деньгах. Я ничего не потеряю. Подавляющее большинство членов клуба оплачивает годовой абонемент, потому что он обходится дешевле, чем абонемент на месяц. А сроков меньше месяца у меня вообще не бывает. Речь идет только о неудобстве для клиентов – я переживаю за них. Конечно, по сравнению с убийством это сущая ерунда, но факт остается фактом: как владелица клуба я должна заботиться о его членах, иначе пострадает бизнес.

Бладсуорт задумчиво посмотрел на меня, словно не ожидал подобной практичности. Я разозлилась. В конце концов, у нас было три свидания, и если он хоть немного обращал внимание на что-нибудь, кроме тела, то должен был бы заметить, что я не пустоголовая вертихвостка.

Впрочем, удивительно, что Уайатт вообще меня узнал, ведь два года назад он вряд ли поднимал глаза выше уровня груди.

Мысль оказалась совсем неудачной. Даже лишней. Дело в том, что тогда он действительно уделял моей груди очень много внимания. Трогал. Ласкал. Целовал. Сейчас я не слишком высокого мнения об этом великолепном украшении женского тела – оно для меня скорее раздражающий фактор, а вовсе не источник наслаждения. Однако интимное воспоминание не только не исчезало, но даже заставило меня снова покраснеть.

– Бог мой, – прервал эти размышления лейтенант. – О чем же ты думаешь на сей раз?

– А почему ты спрашиваешь? – Может не надеяться, правды все равно не узнает.

– Ты же снова покраснела.

– Неужели? Извини. Очевидно, просто переживаю преждевременную менопаузу и меня бросает в жар.

Глупость, конечно, но в такой ситуации годится любой ответ.

Уайатт усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами:

– Бросает в жар, говоришь? Хм...

– Преждевременная менопауза – это не для слабонервных.

На сей раз лейтенант рассмеялся и, откинувшись на спинку большого кожаного кресла, с минуту внимательно меня разглядывал. Чем дольше он смотрел, тем более неловко я себя чувствовала. Помните, я рассказывала о его глазах? Так вот, наверное, точно так же чувствует себя мышь, за которой внимательно следит кошка. Очень голодная кошка. До этого момента я совершенно не задумывалась о том, как была одета, но сейчас вдруг словно увидела себя со стороны: короткий розовый топ, даже не прикрывающий живот; облегающие лосины для занятий гимнастикой. Бладсуорт смотрел так, словно значительная часть моего тела осталась открытой и напоминала ему о тех минутах, когда доводилось увидеть даже больше, чем сейчас. Откровенно говоря, во взгляде его явно читалась надежда на возвращение счастливого времени.

Этот человек всегда действовал на меня именно таким образом: стоило ему выразительно посмотреть, как я тут же начинала ощущать собственную женскую природу, а вдобавок и его мужскую природу, со всеми вытекающими последствиями для соответствующих участков и частей тела. Как пишут в инструкциях, деталь А соответствует детали Б. Почему-то случалось так, что когда мы оказывались рядом, я не могла думать ни о чем ином, кроме соответствующих друг другу деталей А и Б.

Уайатт взял ручку, которой я только что писала, и зачем-то начал стучать ею по столу.

– То, что я сейчас скажу, тебе не понравится.

– До сих пор мне еще не понравилось ни одно из твоих слов, так что удивляться не приходится.

– Перестань, – решительно и серьезно оборвал Бладсуорт. – Сейчас речь не о нас.

– Ничего подобного я и не думала. А кроме того, понятия «мы» вообще не существует.

Я просто не имела права уступить ни дюйма территории, ни единой реплики. Я вообще больше не хотела иметь дело с лейтенантом Бладсуортом. Куда подевался детектив Макиннис?

Уайатт явно решил, что взывать к моему здравомыслию просто бесполезно. Он ошибался. Обычно я очень разумна и рассудительна – в его отсутствие. Но как бы там ни было, он не поднял брошенную перчатку, пусть и словесную.

– Мы стараемся контролировать поступающую в прессу информацию об убийствах, но это не всегда удается. Чтобы продолжить расследование, придется спросить людей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь в том районе, где было совершено преступление, человека за рулем темного седана с четырьмя дверцами. Опрос уже начался. Пока нам удается держать репортеров в стороне, но они столпились возле ограничительной ленты со всеми своими камерами и микрофонами.