В этот вечер, огорченная тем, что Суэйн может скоро уехать, Лили много думала о Зии. Бывали такие дни, когда воспоминания не отпускали ее, хотя плакала она теперь редко. «Интересно, случаются ли у Суэйна приступы тоски по детям, — спрашивала себя Лили, — когда, кроме как о них, ни о чем другом не можешь думать?»

— Ты скучаешь по ним? — спросила она. — По Крисси и Сэму?

— До боли в сердце, — не раздумывая ответил он. — Но, наверное, я этого заслуживаю.

Лили, конечно, понимала, что Суэйн чувствует себя виноватым перед детьми, но не предполагала, что настолько.

— А почему бы тебе, вместо того чтобы заниматься самобичеванием, не поселиться поближе к ним? Их детство прошло без тебя, но это не значит, что ты не должен быть рядом с ними теперь, когда они выросли. Когда-нибудь ты станешь дедушкой. Ты и с внуками не будешь общаться?

Суэйн задумчиво разглядывал бокал вина, который вертел в руке.

— Я бы хотел почаще видеться с ними, но не знаю, хотят ли этого они. При встрече они держатся дружелюбно — кажется, даже любят меня. Но может быть, это как раз потому, что я нахожусь на периферии их жизни. А как только влезу без приглашения… кто знает, что из этого выйдет?

— Так спроси у них.

На лице Суэйна мелькнула улыбка.

— Простой ответ на простой вопрос? Ничто так не важно ребенку, как присутствие родителей, а я своих детей постоянно бросал. Такова горькая правда.

— И ты хочешь, чтобы так оставалось до конца жизни?

Одну долгую минуту Суэйн смотрел на Лили, а потом, разом допив вино, поставил бокал на стол.

— Может быть, в один прекрасный день я соберусь с духом и спрошу их об этом.

— Будь жива Зия, я никогда бы не оставила ее. — Это была еще одна горькая правда, Лили будто хотела сказать: «Ее нет в живых, а твои дети живы». Она и сама не понимала, почему вдруг ее так взволновала эта тема. Возможно, причиной тому были мысли о Зии или известие о возможном скором отъезде Суэйна. Разговор о детях уже возникал между ними раньше, но Лили так и не удалось ни в чем убедить его. Сейчас, узнав его поближе, она все больше склонялась к мысли, что Суэйн намеренно наказывал себя, живя в разлуке с детьми. Чем ближе Лили его узнавала, тем более убеждалась в этом.

— Ладно, — согласился он, криво улыбаясь. — Я об этом подумаю.

— Ты думаешь об этом уже не один год. Когда же ты что-нибудь сделаешь для этого?

Суэйн отрывисто расхохотался.

— Господи! Даты как кайманова черепаха!

— Почему?

— Существует поверье, что, если попадешься в зубы каймановой черепахе, она не отпустит тебя, пока не грянет гром.

Лили наклонила голову.

— Пока мы здесь, грома, кажется, не было ни разу.

— Верно, его не было. Я обещаю тебе позвонить детям.

— И?..

— И скажу им, каким дрянным отцом я был. А еще спрошу, не будут ли они против, если я стану их навещать почаще? — Суэйн проговорил это с вопросительной интонацией, как бы сверяясь с Лили в правильности своего ответа, хотя в его голубых глазах плясали озорные искорки.

Лили похлопала в ладоши, как аплодируют взрослые выступившему ребенку.

— Давай-давай, издевайся. — Теперь Суэйн хохотал во все горло. Он вскочил со своего места и, подняв Лили на ноги, заключил в свои объятия. — Я собирался показать тебе сегодня кое-что особенное, но теперь думаю, ты получишь то же, что и всегда.

Если он рассчитывал наказать ее таким образом, то просчитался. Лили с улыбкой прижалась лицом к его плечу. Она решила не думать о плохом, не позволять тревожным мыслям об отъезде Суэйна омрачить последние часы рядом с ним. Нужно проводить как можно больше времени с теми, кого любишь, потому что неизвестно, сколько времени тебе еще на это отпущено. Разве не это она только что сама ему втолковывала?

Даже если судьба разлучит их, его любовь навсегда останется с ней. Она будет счастлива уже тем, что ей повезло встретиться с Суэйном в тот период своей жизни, когда он был ей так необходим.

Следующий день тоже выдался солнечным, температура взлетела так же стремительно, как упала накануне вечером. К апрелю она поднимется градусов до тридцати, а к июлю, возможно, превысит и все тридцать пять. Правда, здесь неплохо и в январе может быть, немного дождливо, особенно по сравнению с Парижем.

Крисула приготовила им на обед жаренные в оливковом масле мясные пирожки с ароматическими травами и шафрановым рисом. Они ели на террасе. Нагретые солнцем камни отдавали тепло, и Лили надела недавно купленное в городе свободное прозрачное белое платье, хотя шаль на всякий случай тоже держала под рукой. Наконец-то она может носить все, что захочется, не беспокоясь о том, хорошо ли ее одежда скрывает кобуру на лодыжке. Это ей доставляло такое удовольствие, что она, следуя туристской моде острова, стала носить в январе летние вещи, приводя тем самым в недоумение местных жителей. Но Лили это не заботило. Ей захотелось ходить в сандалиях, и она купила серебряный ножной браслет, надев который почувствовала себя абсолютно беззаботной женщиной. Лили подумывала, не остаться ли ей на Эвбее и после отъезда Суэйна. Очень уж ей здесь нравилось.

— Кто был твоим куратором? — неожиданно спросил Суэйн. Судя по этому вопросу, его настроение было далеко не таким безоблачным и погожий день его не особенно радовал. — Я о том человеке, который втянул тебя в это дело. Кто это?

— Мистер Роджерс, — с ироничной улыбкой ответила Лили.

Суэйн чуть не поперхнулся.

— Он никогда не называл мне своего имени, но могу поклясться, его точно звали не Фред. Да и Роджерс — вряд ли его настоящая фамилия. А почему ты спросил?

— Ты очень молодо выглядишь. И какой же надо быть сволочью, чтобы предложить такое ребенку.